Затем в течение двух недель нам советовали поменьше разговаривать, пока даймер окончательно не загрузит нас всей программой.
— Весна, — позвала меня Надя, расстилая свою кровать.
— Вестница, — поправила я, ища в шкафу ночную пижаму. Нам выдали все необходимые вещи и, после тщательного обследования, вернули старые.
— Да без разницы. А что это у тебя на левой руке? Аллергия что ли?
Я посмотрел в указанном направлении. И вправду, какие-то красные пятна на запястье. Не долго думая, я сняла даймер с правой руки и застегнула его на левой. Вот так, вдруг доктор прикопается, а еще одного укола я не переживу.
Чтоб нас впихнуть в доблестные ряды курсантов, нам прививок поставили штук десять. Я восприняла эту пытку с честью, закрыв глаза и сжав зубы, стараясь думая о хорошем. Надежда оказалась не такой стойкой: её крики во время прививок разносились по всей Академии!..
— А, Тёмный его знает, — пожала я плечами, натягивая светло-зелёную пижаму. — Обожглась или отлежала. Кстати, ты заметила, что у них тут всё синих, зелёных и белых тонов, только разных оттенков?
— Угу. Это у них вроде цвета имперского герба. Зелёная ящерица в синем космосе. Как-то так.
Я рухнула в постель, чётко на имперском сказала "команда: выключить свет", и зарылась в одеяло. Завтра нас ждал трудный день. Во время летних каникул в Академии находились лишь исследовательская группа и несколько преподавателей. Нриэс, Клейм и Змей из курсантов приехали раньше всех. В тот памятный день, осчастлививший Академию нашим появлением, ученики до такой степени достали Капитана, что он согласился взять их на еженедельную вылазку в Запретную Зону.
— Надь, — непонятно, с чего, позвала я её.
— А? — Сонно пробормотала она.
— Да не волнуйся. Если с Земли можно попасть сюда, значит, есть и обратный способ. Ведь так?
— Именно. Просто исследовательская группа об этом способе ничего не знает!
— Да, и такое случается.
— Спокойной ночи, Вестница.
… А ведь мне никто никогда не желал "спокойной ночи", мне вообще никакой ночи не желали.
Неизвестно откуда, в памяти вспыли слова:
"Приятных сновидений, да сохранит их в тайне Светлый".
Сон снился странный, точнее он был на порядок страннее предыдущего. Пещера. Лучи солнца, с трудом проникающие внутрь весело играли бликами, освещая сталагмиты и сталактиты. По пещере, отталкиваясь от стен, струилась грустная мелодия флейты, никак не вязавшаяся с игривым подземным ручейком, извивавшимся между камнями. Всё же это придавало открывшейся картине некую сказочность.
Разносившийся эхом мотив принадлежал одинокому человеку сидящему на одном из камней. Мелодия была сколь красивой, столь и печальной. В ней слышались такие грустные нотки обреченности и скорби о чём-то или о ком-то, что слушать было так же невыносимо и болезненно, как и перестать их слышать. Вроде замкнутого круга: слушать невозможно, но и перестать нереально, всё равно, как перестать дышать. Удивительные звуки словно подхватывали душу, бережно держа её в ладонях, открывали простор для полёта, возвышали к небесам — и тут же с размаху вдавливали её в грешную землю. Потом вновь нежно поднимали, сдували пылинки и снова отпускали в полёт…
Всецело отдаваясь звучанию, флейтист не замечал окружающего его великолепия, быть может, потому, что сам являлся частью этой завораживающей картины. Если б в пещеру залетали птицы, они бы пристыжённо молчали, не в силах составить такой мелодии конкуренцию. Прервать музыканта было бы ужасным кощунством, но музыка вдруг стихла.
Резкая, давящая, оглушительная тишина мигом преобразила пещеру из сказочной в зловещую. Казалось, замолк даже ручей. Музыкант осторожно отложил флейту в сторону. Чёрные локоны взметнулись. Он недоверчиво склонил голов к правому плечу и удивленно спросил, срываясь голосом на хрипотцу:
— Хозяйка?
Всё заволокло туманом. Картинки быстро менялись, не оставляя давая одного даже шанса что-то разглядеть или ответить.
Кайраг исчез.
Спрятались куда-то лучи солнца.
И пропала сама пещера.
В моей бедной голове лишь безнадежно, как певчая птица в клетке, билась мысль, что даже и демон у меня какой-то неправильный.
Но сон бережно и аккуратно вызволял меня из забытья. Тонкие грани, соединяющие меня с ним, разорвались, разносясь и отзываясь пронзительным звоном по всему телу. Хрупкая пелена сна растворялась, как белоснежная дымка в осеннем небе. Дымок этот и унёс зыбкие остатки сна. Так порыв ветра срывает золотистые листья и, захватывая их в круговорот, уносит в Неизвестность. Вся прекрасная и грустная невероятность сна исчезла, как исчезают капельки дождя, растекаясь по мостовым и убегая в Бесконечность. Осень… Я люблю осень. Люблю так же сильно, как и ненавижу…
Я резко вскочила с кровати, пытаясь определить, что же мне приснилось: кошмар или всё же обыкновенный сон? Может, раньше я и жалела, что мне не снятся сны, но теперь я исключительно против них. Переносить такой стресс каждое утро я бы не смогла. Мои и без того хрупкие нервы такое больше выдержать не способны. Я украдкой смахнула побежавшую по щеке капельку пота и оглянулась на свою мирно посапывающую знакомую.
А она ведь не сдала меня.
Хоть я почти и не рассказывала о своей жизни Эйшен, ссылаясь на амнезию, Надежда должна была понять, что я не та, за кого себя выдаю. И поняла. Но промолчала. Может, ждёт, что когда я буду готова, сама ей обо всем расскажу? Она думает, что я ей когда-нибудь настолько начну доверять, что поведаю правду? Сомневаюсь, что решусь на такой подвиг. Сомневаюсь, что надолго задержусь в её жизни или вообще в чьей-то жизни.
Только Кристу я верила. Несмотря ни на что, я ему всё-таки верила, даже когда считала, что он мне откровенно врёт. (Вот она, специфика пресловутой женской логики).
Я посмотрела на даймер. Четыре часа утра. Я проспала всего-то три с половиной часа. Темный! Что же мне делать ещё два? Я тихо поднялась и направилась к стенному шкафу. Делать-то все равно больше нечего, а так хоть выданную одежду примерю.
Глава 8
Новые знакомые
Утро было одним из самых тяжелых испытаний для моей психики. Его пик настал в тот момент, когда Надя в очередной раз разразилась руганью и попыталась лягнуть меня ногой. Не знаю, кто будил её в институте, но я жутко посочувствовала этому человеку.
— Надя, — твердо повторила я, — уже полшестого утра. Пора вставать. Подъём!
— Утро? — зевнула она, плотнее закутываясь в одеяло. — К твоему сведению, утро начинается не с полшестого, а как минимум часов с одиннадцати.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});