(более всего Августина, также — Григория Назианзина, Иеронима, Исидора Севильского и Иоанна Дамаскина). Греческие отцы, естественно, в латинских переводах. Большую группу манускриптов составляют сочинения по каноническому праву и моральной теологии (24), схоластической теологии, агиографии. Вместе с тем было здесь немало произведений греческих и латинских философов (Порфирий, Аристотель, комментарии к Аристотелю средневековых теологов: Августина, Оккама, Фомы Аквината, Аверроэса и др.). Имелись в библиотеке книги по медицине, астрологии, геометрии, грамматике, более суммарно описанные и в основном из круга, традиционного для западноевропейского читателя тех лет.
С 1417 по 1448 г. библиотека пополнилась 67 кодексами. В ней хранились ценные, украшенные миниатюрами манускрипты, полученные от дарителей. Но весьма примечательно, что в библиотеке нет греческих рукописей. Лишь в одном из 290 кодексов есть параллельный текст на греческом и латинском языках («Диалоги» св. Григория). Выдающиеся представители греческой культуры имеются в переводах. По подсчетам Хофманна, эти тексты составляют 1/28 часть библиотеки. Подбор книг ориентирован на теоретические проблемы богословия: в библиотеке почти нет сочинений даже по церковной истории, а 50 кодексов (⅕!) содержат тексты по схоластической теологии, где господствуют францисканские авторы. Среди светских произведений доминируют труды философов, представлявшие теологический интерес[243].
Несколько иного рода библиотека епископа Лимассола на Кипре доминиканца Ги Ибелина (1357–1367). В ней — 52 произведения: труды по философии и теологии (включая и «Сумму теологии» Фомы Аквината), литургические тексты, сборники проповедей и экземплов (примеров) из агиографии, сочинения по каноническому праву. Любопытным исключением из этого списка является трактат о лечений лошадей, быть может приобретенный для практических нужд. В библиотеке почти нет патриотической литературы, нет авторов классической древности, нет исторических произведений. Нет в ней и следов принадлежности владельца к древнему роду крестоносцев, воевавших в Святой Земле. Анализируя состав собрания, Ж. Ришар подметил, что среди кодексов нет произведений, написанных после 1350 г. Напротив, большая часть рукописей относится к началу XIV в. Видимо, закончив учебу, епископ уже не приобретал новых книг, довольствуясь старым багажом[244].
До сих пор мы рассматривали библиотеки в более или менее крупных центрах латинской культуры в Романии. Нетрудно заметить, что в основном они имели сугубо практическое предназначение и не отразили уже проявившийся тогда в Италии ренессансный интерес к классическим древностям. Но как же обстояло дело в небольших факториях, оторванных от метрополий и находившихся на «чужой» территории? Благодаря находке итальянской исследовательницы Г. Айральди мы располагаем публикацией каталога книг библиотеки бенедиктинского монаха, генуэзца, епископа в Трапезунде Григория Корсанего (1429–1456)[245]. Корсанего, вероятно родившийся в Пере и проведший значительную часть жизни на греческом Востоке, скончался вблизи Милана 17 июля 1456 г. Инвентарь его имущества включает и указания на состав его библиотеки из 30 томов (24 — пергаменных, 5 — написанных на бумаге, 1 — на бумаге и пергамене). Почти все кодексы для удобства пользования ими были переплетены в кожу разного цвета. Эта средняя по размерам частная библиотека создавалась, как и рассмотренные ранее книжные собрания, для сугубо практических целей. Не затухавшая полемика с греками по основным вопросам вероучения, и в частности по вопросу о filioque, побудила Корсанего обзавестись трактатами «Против ошибок греков» и «Об исхождении Св. Духа». Потребности миссионерской деятельности среди греческого населения привели к приобретению текста мессы на греческом языке и целых девяти кодексов проповедей, среди авторов которых особое место занимает соотечественник епископа, автор знаменитой «Золотой легенды» Якопо да Вараццо. Теологическая часть библиотеки Корсанего представлена «суммами», текстами отцов — Августина, Псевдо-Дионисия, Григория Назианзина, Амвросия Медиоланского. Видимо, для исполнения архиерейских обязанностей Корсанего были нужны книги по каноническому праву: они присутствуют в его библиотеке, как и в библиотеке Ибелина. Однако в отличие от последнего, у Корсанего имелся и греческий кодекс, и текст Саллюстия, и Некая древняя «Theorica». Но литературная продукция гуманистов во всех трех церковных библиотеках отсутствует полностью. По сравнению с собранием Ибелина, у Корсанего шире круг авторов, ближе связь с греческим миром. Ясно, что между центрами Латинской Романии и Западной Европой существовал налаженный книгообмен. Его последней фазой был вывоз в 1453 г. на генуэзских судах книг из гибнущей Византии, из Константинополя и Перы на Запад. Незадолго до падения Каффы, в 1467 г., там также велась книготорговля[246]. И все же отличавшиеся большим практицизмом генуэзцы вкладывание средств в собирание книг считали в ХІV–ХV вв. делом малопродуктивным: капитал активно инвестировался в торговые операции, наличных денег на Леванте хронически не хватало, и в приобретении книг лигурийцы руководствовались соображениями сугубо утилитарными. Иным стало положение в XVI в., когда гуманистическая страсть — библиофилия — затронула и Геную. Но тогда ее «колониальное» прошлое все больше становилось перевернутой страницей истории[247].
Ярким явлением в культуре Латинской Романии XIII в. было творчество трубадуров. Общеевропейское увлечение их поэзией не прошло мимо этого региона, где при дворах и на ипподромах устраивались спектакли жонглеров, где слагали и исполняли кансоны и на праздниках звучали одновременно греческие и западные музыкальные инструменты. Многие из трубадуров прибыли вместе с вождями Четвертого Крестового похода и более или менее долгое время жили и творили в новых для них условиях Латинской Романии, а некоторые осели там или сложили свои головы в сражениях. Все крупнейшие феодальные сеньоры франкской Греции считали долгом украсить двор присутствием известного трубадура, жонглера или менестреля. На Равенникском парламенте 1210 г., например, вокруг каждого сеньора были жонглеры и менестрели, облаченные в богатые праздничные одежды и получившие немалое состояние после падения Константинополя[248]. Некоторые из сеньоров и сами были известными поэтами. Так, например, сохранилась любовная кансона князя Морей Гийома Виллардуэна (1245–1278)[249], участника Крестового похода Людовика IX в 1249 г., храброго, рыцарственного, запальчивого и гордого человека, чья дерзость и верность слову привели его и многих его рыцарей в византийский плен после несчастливой для них битвы при Пелагонии (1259 г.). Куртуазная поэзия, естественно, могла культивироваться при дворе этого государя, считавшемся лучшей школой для рыцарей и более блестящим, чем двор французского монарха. Сюда, в Морею, посылали юношей учиться как военному делу, так и благородным манерам[250].
Репутацию трубадура имел один из предводителей Четвертого Крестового похода Конон де Бетюн, не раз управлявший Константинополем в отсутствие императора и являвшийся, по сути, вторым лицом в Латинской империи. Еще в юности Конон составил знаменитые кансоны, обращенные к графине Марии Шампанской. Участнику Третьего и Четвертого Крестовых походов Конону де Бетюну к 1200 г. было около 50 лет. Красноречие и дар певца в сочетании с