развитие, ошеломительное молниеносное нанесение удара? Берегись, Жан! Ты еще будешь охотиться за пешками, ты даже не успеешь оглянуться, когда очередной ход насмерть сразит твоего короля!
Ход за Черным. Незнакомец сидит спокойно, вертя в пальцах сигарету. Сейчас он думает немного дольше, может, на одну, может, на две минуты дольше обычного. Воцаряется полная тишина. Никто из окружающих не решается произнести ни слова, не решается даже взглянуть на доску, все взгляды устремлены на молодого человека, на его руки и его бледное лицо. Кажется, что в уголках его губ уже змеится торжествующая улыбка. Едва заметное трепетанье ноздрей предвещает великие решения. Каким будет очередной ход? Какой сокрушительный удар готовит маэстро? Сигарета замирает в пальцах, незнакомец наклоняется вперед (дюжина взглядов провожает его руку: сейчас он сделает свой ход, сейчас он сделает свой ход!) и передвигает пешку с g7 (кто бы мог подумать!)… пешку с g7 на… g6!
Наступает секунда абсолютной тишины. Даже старый Жан на момент перестает дрожать и ерзать. Публика готова разразиться аплодисментами! Зрители переводят дух, толкают соседа локтем в бок, видал? Ну и рисковый же парень! Ça alors! Вот это да! Оставляет ферзя ферзем и просто ходит пешкой на g6! Теперь, конечно, поле g7 свободно для его слона, ясное дело, через ход он объявит шах, и тогда… И тогда?.. Что тогда? Ну да – тогда… тогда, во всяком случае, с Жаном будет в ближайшее время покончено. Вы только поглядите, как он уже сейчас напрягся и задумался!
И в самом деле, Жан думает. Думает целую вечность. Тянет резину. Иногда рука его вздрагивает – и снова отдергивается назад. Ну давай же, мужик. Ходи, наконец, Жан. Нам не терпится поглядеть на ответный ход мастера!
Наконец, после пятиминутного раздумья, когда зрители уже шаркают ногами от нетерпенья, Жан решается сделать ход. Он атакует ферзя. Он атакует черного ферзя пешкой. Оттягивает свой разгром. Как это по-детски. Черному нужно всего-то отвести ферзя на два поля, и все останется по-старому. Тебе каюк, Жан! Ты больше ни до чего не додумаешься, тебе конец…
Потому что Черный уже двигает – видишь, Жан, ему не нужно долго думать, теперь последует ответный удар! – Черный уже двигает… – и тут на какой-то момент все застывают, потому что Черный, вопреки всякому здравому смыслу, двигает не ферзя, чтобы увернуться от смешных наскоков пешки, а – следуя своему стратегическому плану – идет слоном на g7.
Они ошарашены. Все как бы из почтения отступают на шаг и ошарашенно глядят на него. Он жертвует ферзя и ставит слона на g7! И делает это совершенно сознательно, спокойно и обдуманно, ни один мускул не дрогнул на этом бледном, вдохновенном и прекрасном лице. У них навертываются на глаза слезы, теплая волна захлестывает сердце. Он играет так, как хотели бы, но никогда не решились бы играть они. Они не постигают, почему он играет так, как играет, да это и не важно, они смутно догадываются, что в его игре есть самоубийственный риск. И все-таки они хотели бы уметь играть, как он: великолепно и победительно, с наполеоновским размахом. Не так, как Жан, чью трусливую неуверенную игру они легко постигают, ведь и сами они играют так же, только чуть похуже; игра Жана рассудочна. Он играет как положено, по всем правилам, раздражающе блекло. А Черный каждым своим ходом творит чудеса. Он жертвует ферзем лишь для того, чтобы провести слона на g7, – когда еще увидишь такое? Они глубоко растроганы этим подвигом. Теперь он может играть как хочет, они не пропустят ни единого хода, они останутся с ним до конца, блистательного или горького. Теперь он их герой, и они любят его.
И даже у Жана, трезвого игрока, дрожит рука, когда он бьет ферзя пешкой. Чуть ли не робея перед блистательным героем, он тихо извиняется за свой вынужденный неблаговидный поступок: «Ну, если вы мне ее отдаете, сударь, придется мне… придется мне…» – и бросает умоляющий взгляд на своего противника. Тот сидит с непроницаемым лицом и не отвечает. И старик, раздавленный, растоптанный, наносит удар.
Через минуту черный слон объявляет шах. Шах белому королю! Растроганность зрителей переходит в восторг. Все уже забыли о потере ферзя. Все мужчины, как один, болеют за молодого смельчака и его слона. И они сыграли бы точно так же! Точно так же и не иначе! Шах! Хотя хладнокровный анализ ситуации, возможно, обнаружил бы, что у белых есть много возможностей для защиты, но это никого больше не интересует. Они больше не желают трезво анализировать, теперь они хотят видеть только блестящие подвиги, гениальные атаки и мощные марш-броски, которые уничтожат противника. Игра – эта игра – имеет для них только один смысл и один интерес: они хотят видеть победу молодого незнакомца, хотят видеть старого матадора поверженным в прах.
Жан колеблется и размышляет. Он знает, что никто не поставит на него ни единого су. Но не знает почему. Он не понимает, что остальные – тоже опытные игроки – не замечают, насколько сильна и надежна его позиция. К тому же у него несомненный перевес: три пешки и ферзь. Как они могут думать, что он проиграет? Он не может проиграть! Или все-таки может? Неужто он ошибается? Может, прошляпил что-то? Неужто остальные видят больше, чем он? Он начинает нервничать. Может, он не заметил ловушки, в которую угодит очередным ходом? Где ловушка? Ее нужно избежать. Нужно вывернуться. Во всяком случае он продаст свою шкуру как можно дороже…
И еще более трусливо цепляясь за правила искусства, еще осторожнее, еще осмотрительнее Жан взвешивает и просчитывает варианты, пока не решается увести коня и поставить его между королем и слоном, так что черный слон оказывается под ударом белого ферзя.
Ответный ход черных следует без промедления. Черные не прерывают застопоренной атаки, а подводят подкрепление: их конь прикрывает теснимого слона. Публика ликует. И теперь следует обмен ударами: белые приводят на помощь слона, черные бросают вперед ладью, белые выводят второго коня, черные – вторую ладью. Обе стороны собирают силы вокруг поля, на котором стоит черный слон, это поле, на котором черный слон все равно ничего не смог бы предпринять, становится почему-то центром битвы – так угодно черным. И каждый ход развивающих атаку черных и вывод нового слона теперь совершенно открыто и громогласно приветствуется публикой, и каждый ход, которым белые ведут вынужденную защиту, встречается нескрываемым ропотом. А затем черные, снова вопреки всем правилам искусства, начинают каскад убийственных разменов. Такое