– Что тебе до пирата? Снюхалась? – Чмут скрутил так, что Золотинка села коленями в грязь. – Разговоры, разговорчики! Чем он тебя купил?
– Ничем, – прошипела она через силу.
– Так, значит, продалась?
– Да… я… продалась… – Бессильные слезы проступили у нее на глазах. Но и Чмут, видно, почувствовал по стонущему изнеможению Золотинки, что перестарался, он ослабил хватку.
Совсем близко, в считанных шагах от этого гнилого места раздавались спокойные, в другом, тягучем времени пребывающие голоса рабочих. Золотинка могла бы позвать на помощь. Но не звала.
– Знаешь, что я с тобой сделаю?
– Ты дурак, Чмут.
– Пират очень умный!
– И пират дурак!
Золотинка по-прежнему стояла в холодной тине, чувствуя левым коленом острый край ракушки, а он говорил ей в спину.
– Так что, знает пират заклятие?
– Но ты же дурак, Чмут! – отозвалась Золотинка, не скрывая слез. – Как я тебе докажу? Что ни скажу, ты не поверишь.
Он хмыкнул и надавил руку, напоминая, кто хозяин положения.
– Пират знает заклятие?
– Знает.
– Что же он тогда не обратил тебя в груду червонцев, если знает?
– А ему зачем?
– Вот и дура, ты что, чокнулась – зачем?!
– Зачем ему, – сказала Золотинка, – когда у него сорок таких груд зарыто!
– Так он тебе и сказал – держи карман шире!
– Только об этом и говорит.
– Ну конечно, я поверил!
– Да уж правдой тут и не пахнет: двадцать тысяч червонцев. Откуда правде взяться?
– Двадцать тысяч? – повторил Чмут, невольно смягчившись. – Это что, правда?
Золотинка не отвечала. Сомнения мучителя были так велики, что он отпустил руку.
– Слушай, Горшок, – проговорил он наконец с деланной небрежностью. – Давай по-хорошему.
– Давай.
– Все равно я тебе не верю.
– Да уж, верить не приходится.
– Нет, давай разберем. Зарыл пират золото?
– Почем я знаю.
– За это ему попортили ноги. Говорил он тебе?
– Про золото?
– Про что же еще.
– Говорил.
– Нет, честно. Что он тебе говорил?
– Что двадцать тысяч червонцев. Он их черпал лопатой.
– Поклянись.
– Клянусь чреслами Рода Вседержителя, печенью его, сердцем и почками, что пират черпал червонцы лопатой. Так он мне говорил и уверял с таким пылом, что любой бы поверил.
– Знаешь, что за эту клятву будет?
– Пусть.
– Послушай, Горшок… Я никогда тебя не цеплял… зря. Ты сама виновата, я что? Скажи только честно. Статочное ли это дело: молчал-молчал, а девчонке какой-то и выложил?
– А как он без меня свое золото отыщет, когда уж все позабыл и приметы свои потерял? Без Золотого Горшка, а? Как отыщет?
– Ве-ерно… – протянул Чмут. Расслабленная рука его снялась с Золотинкиного плеча. – Род Вседержитель! Верно… Золото к золоту тянется.
– Вот то-то и оно, что дурак! – молвила Золотинка, поднимаясь.
– Но ты же никому не говори! – спохватился Чмут и снова заколебался: не дать ли девчонке раза для верности?
– Дурак, – пожала плечами Золотинка. Она счистила комки тины с колен и двинулась к пробивавшему в это гнилое место низким косым пологом свету.
* * *
Разумеется, Золотинка сомнительными откровениями ни с кем не делилась, ничего никому не говорила. Ей и в голову не приходила такая дурь. Но кто-то ведь говорил, если весть о сокровищах пирата распространилась? И выходит, что говорил Чмут, – больше некому.
Как угораздило его разболтать едва родившуюся, неокрепшую и такую ненадежную еще тайну, трудно даже и объяснить. Можно только предполагать, что сомнения точили Чмута, не имея мужества вынести пытку в одиночестве, он разделил ее с друзьями. Поступок не слишком-то благовидный, но ведь никто, в сущности, от Чмута особой порядочности и не ожидал – можно ли было рассчитывать, что такой человек затаит заразу в себе и ни с кем не поделится?
Зараза передавалась, как моровое поветрие. Очень скоро уже Золотинка осознала всю тяжесть последствий неосторожного разговора с Чмутом, шаткий рассудок которого не следовало, конечно же, подвергать испытаниям. Друзья-приятели, как отшатнулись от Золотинки, так, переменившись за ночь, все к ней и вернулись – заговорили, заулыбались и стали заглядывать в глаза. Золотинка хорохорилась, не умея меняться так быстро, как вдруг – это было потрясение! – обнаружила, что с пиратом они замирились еще раньше. Окруженный детьми пират размахивал поверх голов клюкой, кричал и сердился, как можно было догадаться. А мальчишки стояли притихшие – слушали. Нетрудно было заметить, что они переглядываются, напоминая друг другу о нерушимом сговоре. Но в лукавых этих взглядах угадывалось в то же время что-то положительно беспомощное, словно мальчишки и сами не верили, что стоят вот тут вот, разиня рот, и внимают.
Позднее Баламут посвятил Золотинку в подробности великого примирения. И спросил неладно вильнувшим голосом:
– Так это, насчет сокровищ… Я думаю – врут.
– Зря вы вокруг пирата вертитесь. Нехорошо, – сказала она. – Не нужно его слушать.
– А сама? – с горестным упреком выгнув бесцветные брови, спросил Баламут.
– Я сама все это придумала, Баламут! Насчет сокровищ и все-все! – Она почему-то покраснела.
– Но все говорят… – возразил он, терзаясь необходимостью уличить Золотинку в противоречии. – Вчера мужики поили пирата в кабаке. Он признался.
– Признался?
– Спьяну и выболтал: Тифонские острова. Говорит есть два надежных места и одно темное. – Баламут испытывающе глянул, но Золотинка себя не выдала, и он не выдержал, виновато скосил глаза. – И еще говорит, без тебя никак не найти. Мужики галдят: не захочет добром, на поводке водить будем.
– Спасибо, Баламут, – дрогнула Золотинка. – Лучше бы тебе со мной не разговаривать, когда все видят. Они тебя цеплять будут.
За ними и вправду следили. Не успел Баламут оставить девочку, как налетели Череп и Чмут:
– Ты что ей там сказал?
А пирата, того и вовсе не выпускали из рук: два дюжих крючника таскали его по очереди на закорках: от одного кабака до другого, кругами. Пират же покрикивал и размахивал клюкой, он уж почти не просыхал и врал все наглее, ожесточаясь. Такую чушь порол со злобным смехом в лицо, что здравому человеку стыдно было и стоять рядом. Люди сомневались. Спорили на пустырях и по домам, шептались и откровенно переругивались. Но поить, пирата поили. Пират исправно принимал задатки от желающих участвовать в предприятии и, живописуя надежды, уклонялся от уточнения некоторых подробностей, что было только естественно и оправдано при таком беспорядочном положении дел. Разведчики прибывали из Колобжега, из окрестных селений, лезли во все щели, с безучастными лицами слонялись по улицам, искали подходцев. Чужаков и пришельцев разоблачали быстро и из всякой пьяной ватаги вышвыривали.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});