И если бы она узнала о постыдных сладострастных мечтаниях Катерины Андреевны, то пришла бы в ужас или просто не поверила. Но и сама Ковалевская пребывала в полной слепоте. Она совершенно и не подозревала о том, что прямо на ее глазах стремительно набирает силу безумное чувство между ее девочкой и Верховским.
Воистину, лицом к лицу лица не увидать!
Надя же в свою очередь чувствовала, что Евгений близок к какому-то важному решению. Они почти не оставались наедине и мало говорили о своих чувствах, но им и не надо было ничего говорить. Достаточно взгляда украдкой или чуть более сильного пожатия руки.
Однажды, когда Ковалевские, а вместе с ними и Верховский оказались приглашенными к русскому консулу, молодым людям удалось поговорить. Катерина Андреевна, неизменно имевшая успех, была ангажирована почти на весь вечер хозяевами. Надя и Евгений временно исчезли из-под ее внимательного ока, затерявшись в толпе гостей. Они стояли рядом с отстраненно-равнодушными выражением лиц, перебрасываясь, как казалось со стороны, отдельными фразами. Обычная беседа на балу. На них никто не обращал внимания. Лучше всего прятаться у всех на виду!
– Надежда Васильевна, я по приезде говорил вам уже, что прибыл в Париж по семейным делам. Я по всей Европе гоняюсь за своей супругой с целью уговорить ее на развод. И тут мне удалось свидеться с ней. Самое удивительное, что на сей раз она благосклонно выслушала меня и не отказала. В скором времени мы начнем готовить бумаги, а потом, Бог даст, и до процесса дело дойдет! Передо мной замаячил призрак свободы!
Он пока иллюзорен, но ведь это шанс! Поэтому я с отчаянием думаю о том, что в тот миг, когда я освобожусь от ненавистных пут, вы пойдете под венец с Роевым! И будете для меня недоступны!
– Я не вижу выхода, князь, – стараясь выглядеть спокойной, ответила Надя. – Ведь моя болезнь – это ответ на ваше признание, неужели вы не поняли?! Я бессильна что-либо изменить! Обстоятельства сильнее нас!
– Можно попытаться уйти, убежать от обстоятельств, – осторожно произнес Евгений.
– Что вы имеете в виду? – Надя посмотрела на него с недоумением.
– Я снял маленькую квартирку в тихом квартале, а потом можно будет перебраться куда угодно, хоть в Америку, и затеряться там…
– Вы предлагаете мне бежать с вами?! – почти вскрикнула девушка и испуганно прикрыла рот веером.
– Да, именно это я вам и предлагаю, – твердо произнес Верховский.
– Но это невозможно, немыслимо! Куда я побегу? А маман? Как я могу так оскорбить родителей! Это убьет их!
– Они слишком любят вас и поэтому простят, со временем.
– А Роев!
– Господин Роев опасней всего. Как я успел понять, это последовательный и целеустремленный человек. А главное, он тоже сильно любит вас. Поэтому легче избавиться от него, находясь достаточно далеко, когда его возможности вмешаться в ситуацию будут ограничены.
– Господи Боже мой! – простонала Надя. – Это все так ужасно!
– Еще более ужасно будет нам потом встречаться в Петербурге и тайно страдать, проклиная себя за нерешительность! У нас есть немного времени на раздумья, ваша матушка в любой момент может начать собираться в обратный путь, и тогда все пропало. Надя, милая Надя, я понимаю ваш страх и колебания. Я клянусь вам, что это не банальное совращение юной неопытной девицы! Я мечтаю сделать вас своей женой и пожертвую всем для этого! Доверьтесь мне! Или.., или вы не любите меня?
Последнюю фразу он произнес с таким чувством и отчаянием, что Надя, вскинув не него полные слез глаза, прошептала:
– Я люблю вас более всего в этой жизни, Евгений! И я пойду за вами куда угодно, хоть прямиком в ад!
– Нет, моя ненаглядная, наша жизнь будет прекрасной! Ведь мы созданы друг для друга!
В тот момент Верховский был абсолютно искренен, он верил в то, что говорил. Душа его пела, хоть он и понимал, что совершает не очень благовидный поступок, но ради любви, которая снизошла и на него, он готов был свернуть горы.
Разговор молодых людей принял очень эмоциональный характер, все труднее и труднее стало обоим удерживать на лице маску скучающего равнодушия.
– Вы знаете, где меня найти, решайтесь и дайте мне знать! Только не тяните! – успел пробормотать Евгений, и в этот момент один из гостей пригласил девушку на танец.
Надя поспешно кивнула и в следующее мгновение уже кружилась по залу.
– Правда, наша Надюша очень грациозна в танце? – услышал Верховский рядом с собой мягкий мелодичный голос старшей Ковалевской. – Отчего же вы не танцуете, князь?
Верховский правильно понял намек и тотчас же пригласил Катерину Андреевну. Она заметила много любопытных и оценивающих взглядов, из чего сделала вывод, что вдвоем они смотрятся превосходно. Ковалевская любила танцевать, правда, в последние годы ей редко приходилось предаваться любимому занятию. Поэтому сейчас она просто упивалась музыкой, близким присутствием красивого молодого мужчины и все ждала, что именно в танце он скажет ей нечто особенное.
Поэтому была страшно разочарована, когда Евгений лишь вежливо поинтересовался, нет ли писем из дому и когда они собираются в Россию.
После этого знаменательного для Нади бала минуло несколько дней. Верховский оказался прав. Мать действительно заговорила об отъезде Она вообще как-то сникла в последнее время, пребывала в легком раздражении по непонятным для девушки причинам. Поводом для возвращения домой стало резкое оскудение кошелька.
Естественно, траты оказались внушительными, пора и честь знать. Перед отъездом пришлось посетить некоторых знакомых с прощальными визитами.
Как-то раз, собираясь к баронессе Н., Ковалевская вдруг заметила, что дочь перестала одеваться и съежилась на своей постели.
– Господи, что с тобой опять? – испугалась она.
– Живот болит, маменька, боюсь оконфузиться в гостях. Поезжайте без меня на этот раз, – вяло произнесло девушка, опасливо поглядывая на Катерину Андреевну. Поверит ли?
– Пожалуй оставайся. Выпей отвар ромашки, я прикажу горничной принести тебе. Лежи, я быстро вернусь, моя девочка.
Ковалевская испытывала двойственные чувства. Она тревожилась за дочь, с другой стороны, надеялась, что ей удастся наконец наедине переговорить с Верховским, которого намеревалась встретить у баронессы. Она подошла к кровати и нагнулась поцеловать Надю. Та вдруг порывисто поднялась и крепко прижалась к матери.
– Ну, ну, дружок, не унывай, это не беда, завтра пройдет! – Катерина Андреевна ласково потрепала дочь по щеке.
Ковалевская вышла и села в экипаж. Натягивая тонкие перчатки, она никак не могла понять, откуда в душе возникло странное беспокойство.