Вдруг среди всего этого великолепия мне показалось, что я увидел ангела. Ну, как обычно представляют ангелов? Стройный, летящий, невесомый силуэт, легкие светлые одеяния, белокурые волосы... Я моргнул, потом ущипнул себя за ногу, но фигура оставалась всё там же — на берегу атолла Дьюси!
— Ребята, а... — начал я неуверенно и указал рукой в сторону мистического видения.
— Баба! Ей-Богу, на острове — женщина! — выпучил глаза Коллинз, — Я ведь не один это вижу?
Женщина — и прехорошенькая! — выбежала на отмель и замахала нам руками, приветствуя по-арелатски, по-имперски и на лаймиш.
— Ради всего святого, только не уплывайте, только не уплывайте! — приговаривала она, умоляюще сложив руки.
— Никуда мы не уплывем, мадам... — галатно приподнял головной убор Коллинз, когда мы приблизились к берегу на несколько метров, — Мы намереваемся пристать к берегу.
— О, это прекрасно, просто прекрасно!— тонкая, высокая, с длинной шеей, большими глазами и чуть курносым носом, она была настоящей красавицей, — Вы ведь увезете нас отсюда? Куда угодно, только бы видеть еще живые человеческие лица, слышать музыку, есть обычную человеческую пищу...
— Вы не одна на острове? — спросил я настороженно.
— Еды у нас полно, — сказал славный парень Джим Коллинз, и мне стало стыдно.
— Я позову Пьера, хотя последние четыре месяца мы и не разговариваем,— она глядела на нас не сходя с места, как будто мы были какими-то диковинными существами.
Доусон вылез из кочегарки и размотал канат, Коллинз спрыгнул в тихие, теплые воды лагуны и выбрался на берег, затем подобрал конец и закрепил его на одной из пальм. Незнакомка всплеснула руками и убежала куда-то в глубину пальмовой рощи.
Я сходил в кубрик и сунул в карман револьвер. Черт его знает, что здесь творится, на этом острове... Милое личико и изящная фигурка уже давно не были для меня достаточным поводом для безусловного применения презумпции невиновности. А еще этот таинственный Пьер!
Мы не отходили далеко от катера — разложили костёр из собранных сухих веток и пальмовых листьев, и принялись готовить ужин: макароны в большой кастрюле и копченая грудинка, поджаренная на палочках. Еще у нас имелись фрукты с Золотого острова, но этого добра и здесь хватало. А вот что касается жареной свинины... Не знаю, кой черт занес их сюда, но если она не разговаривает с этим своим Пьером уже целых четыре месяца — то грудинки им явно приходилось отведывать давненько!
Стремительно, как и всегда в этих широтах, спустились сумерки. Тропическая ночь наполнялась аппетитными ароматами, ветер уносил в звездное небо искры костра, ленивые воды лагуны тихо плескались о берег. Мы сидели прямо на теплом еще песке и ждали, пока еда приготовится.
— Оставим им две порции и приступим? — предложил Коллинз, раскладывая поварешкой макароны из кастрюли по мискам.
Мы такую его инициативу поддержали всецело.
* * *
Они появились одновременно с разных сторон: красавица, которая сменила свои непонятные одеяния на видавший виды, но всё еще приличный кремовый брючный костюм, и худощавый мужчина в латанном-перелатанном сюртуке, оборванных по краю штанах в полосочку и ярком красном галстуке-бабочке. Без рубашки — но с чем-то вроде сетчатой авоськи в руках.
Волосы его торчали во все стороны, борода представляла собой жуткое зрелище, но глаза горели любопытным огнем, а на губах играла улыбка.
— Господа, господа! — светским тоном проговорил он, — Рад приветствовать вас в своих владениях. Я принес к ужину кокосы, финики и мидии — их можно запекать на костре... Вот они тут, в этой, с позволения сказать, сумке. Но я готов дать свою бороду на отсечение, если вы угостите меня макаронами... Кстати, о бороде — не найдется ли у вас бритвенных принадлежностей?
— Конечно-конечно, — засуетился Коллинз как самый дружелюбный из нас.
Он мигом навалил им макарон и снял с прутиков по нескольку кусочков мяса. Доусон орудовал с кофейником, и я видел, как затрепетали ноздри незнакомки, которая пыталась есть аккуратно, накалывая на вилку небольшие порции — но это стоило ей серьезных волевых усилий. Некоторое время мы молчали, работая челюстями: мы здорово проголодались за несколько часов плавания и уборки бардака, который устроили наемники. А об островитянах и говорить было нечего — наверняка эти макароны с мясом казались им пищей Богов.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Наконец мужчина удовлетворенно выдохнул и поднял глаза к небу. Его ястребиный нос придавал лицу некое агрессивное, властное выражение — хотя ситуация не располагала ни к агрессии, ни к высокомерию.
— Послушайте... Если вы доставите нас к цивилизации — я найду чем с вами расплатиться, — начал он, — Мы — жертвы кораблекрушения, и провели тут безвылазно около двух лет, если я не ошибаюсь. Какое нынче число?
Коллинз назвал дату, и женщина как-то тоскливо вздохнула, а мужчина энергично кивнул:
— Два года, один месяц и восемнадцать дней!
Я уже начинал подозревать, кто передо мной, но пока не настаивал на раскрытии инкогнито этой парочки. Только сказал:
— Тяжко вам пришлось, наверное...
— Ерунда! — откликнулся он, — Было время подумать, было время строить планы, учесть ошибки... Время мечтать о великом будущем!
Женщина снова горестно вздохнула:
— Я мечтаю только об одном, Пьер — никогда больше не видеть твою физиономию... — сколько ей было лет? Двадцать пять? Тридцать четыре?
— Да бросьте вы, сударыня,— сделал небрежный жест тот, кого назвали Пьером, — Мы не так уж плохо проводили время вместе! Моя королева...
— О, Боже... Не начинай!
— Госпожа Монроз, вы так жестоки... — нарочито завывая и прижимая руки к груди простонал Пьер, — Мы сможем начать всё заново!
— Постыдился бы людей! — шикнула госпожа Монроз.
Люди — то есть я, Коллинз и Доусон, не знали — плакать или смеяться. Это было комично, конечно, но два года на крохотном острове в компании только друг друга, без всякой связи с внешним миром — это кого угодно может свести с ума.
— Завтра вы поможете нам набрать топлива для катера, мистер Пьер, и потом, когда мы будем причаливать к другим островам — тоже,— сказал практичный Доусон. — И мы возьмем с собой свежих фруктов и мидий, и кокосов — это и будет ваша плата за проезд. Удобства не обещаем, наше судно небольшое... Но мы сами в некотором роде потерпели кораблекрушение...
Коллинз кивнул:
— Само Провидение прислало нас к вам, ей-Богу. Если бы чертовы анархисты дали нам достаточно топлива, или если бы Доусон не предложил топить котел дровами... Мы бы проплыли мимо!
— Как и всякий корабль до вас... — госпожа Монроз откинула голову, глядя на луну. — Каждый корабль в последние два года! Но, кажется, вы люди не бесчестные, и мы можем рассчитывать на спасение... Мы расплатимся с вами сполна, как только доберемся до цивилизованных мест.
Этого я и боялся — расплаты. Моя уверенность в том, кого мы повстречали таким удивительным образом, всё крепла, и я проговорил:
— У меня есть бритвенный станок, помазок и мыло, а на катере имеется зеркало... Кажется, вы изъявляли желание...
— Это было бы просто счастье! — Пьер чуть ли не подпрыгнул.
Женщина встала на ноги и отряхнула песок:
— Я, пожалуй, пойду. Нужно собрать вещи, книги... Их немного, но они всё же важны для меня. Вы ведь не уплывете, правда?
— Не уплывем, будьте уверены, мисс... Миссис...— попытался быть вежливым Коллинз.
— Мисс! — бросила гневный взгляд на Пьера красавица и царственной походкой удалилась прочь, в темноту.
Она двигалась как профессиональная танцовщица или балерина. Прекрасная женщина. Прекрасная — и опасная.
Коллинз и Доусон остались у костра — у них был самогон от Бойла. А мы с Пьером поднялись на борт катера. Я видел хищные взгляды, которые Пьер бросал по сторонам, оглядывая внутренности миноноски. А потому, как только мы оказались в рубке, скрытые от посторонних глаз, тут же ухватил его за горло, прижал к стенке, а в живот направил револьвер, прорычав: