Но Гулиа недооценил женского жестокосердия. Эта сука профессора таки выгнала! За 15 минут до Нового года! Без гроша в кармане! Далеко от метро! На совершенно пустую, ввиду Нового года, улицу.
Мороз прихватил мокрую шубу, профессор сел на скамейку и забылся.
Очнулся он, лежа на полу, на половичке в коридоре своей квартиры на Таганке. С шубы стекала на пол теплая вода, а радио передавало бой курантов — Новый год! Едва сбросив мокрую шубу, профессор подошел к телефону и набрал номер квартиры в Крылатском. Позвонил выгнавшей его любовнице. Она подняла трубку.
Выяснилось, что, выгнав мокрого профессора на мороз, женщина сообразила, чем это может закончиться, накинула что-то и побежала во двор искать умирающего гения российской механики, чтобы втащить его обратно в тепло. Обежав дом и осмотрев все лавочки и телефонные будки, женщина Гулию не нашла и прибежала домой, рассудив, что профессор, наверное, уже вернулся к ней в квартиру, пока она тут бегала. И как раз раздался его звонок.
— Ты где? — встревоженно спросила женщина.
— Дома, на Таганке, — ответил гений.
— Врешь! — зашипела женщина. — Из будки звонишь! Но я осмотрела все телефонные будки в округе!
— Не веришь — перезвони мне домой, — ответил пьяненький профессор.
Женщина перезвонила и убедилась. Она была поражена.
— Да я и сам не могу объяснить себе этой телепортации, — ломает голову Нурбей Владимирович. — Из Крылатского добраться до Таганки за 10–15 минут (а еще нужно подняться к себе и открыть дверь) можно только на вертолете! Как я оказался дома? Вода с меня стекала еще теплая!.. После этого я вспомнил, что такой случай со мной однажды уже был!
Действительно, случай был. И тоже по пьяни. Тогда профессор не придал случившемуся особого значения.
…Моторка, на которой плыл Гулиа с еще одним парнем, налетела на топляк. Винт срезало, и неуправляемую лодку прибило к волжскому острову. Хозяин лодки решил спуститься на ней вниз по течению, чтобы отремонтироваться и потом вернуться за профессором. А профессор остался ждать на острове.
Лагерь профессора, где он с компанией отдыхал, находился на противоположном берегу — аккурат напротив острова. Но доплыть нечего было и думать!.. Волга в тех местах очень широка. Да еще вода холодная. А профессор был, как водится, выпивши. По этим трем обстоятельствам он решил не рисковать, пытаясь добраться до лагеря вплавь. Тем более что проплыть пришлось бы не два километра по прямой, а, с учетом течения, которое неминуемо снесло бы плывущего человека, много больше.
Меж тем время шло, темнело. Гулиа стал замерзать. А дальше — провал в памяти.
Очнулся он, лежа на берегу. Прямо у лагеря.
— Тогда я подумал: чего по пьяни не сделаешь! Но после случая в Москве на Новый год задумался.
История 28-а Детство героя
Вы будете смеяться, но это опять история про Гулиа. Удивительный человек! Любимчик Бога. Такие люди и есть главная ценность на нашей планете. Но к делу. По моей просьбе Гулиа начал писать мемуары — подробный рассказ о своей потрясающей, наполненной самыми невероятными событиями жизни. Один эпизод из его воспоминаний я здесь и приведу.
«Оказывается, я помню себя и мир вокруг меня еще до моего рождения. Лев Толстой был уникален тем, что помнил свое рождение, этим мало кто другой мог похвастать. Я рождения своего не помню, но мне потом об этом много раз рассказывали. Однако оказалось, что я помнил событие, произошедшее в городе Тбилиси, где мы жили, летом — в июле или августе 1939 года, хотя я родился на несколько месяцев позже — 6 октября 1939 года. А дело было так.
Как-то лет в пять, только проснувшись утром, я вдруг спросил у мамы:
— А где находится кино „Аполло“?
Мама удивленно посмотрела на меня и ответила, что так назывался кинотеатр „Октябрь“, что на Плехановском проспекте, это ближайший к нашему дому кинотеатр. Но так он назывался еще до войны.
— А помнишь, мама, кино, где человек застрял в машине, и его кормили через вареную курицу, как через воронку? Наливали, кажется, суп или вино. Было очень смешно. Это мы видели в кино „Аполло“. Мама ответила, что это мои фантазии, потому что, во-первых, я никогда в кинотеатре „Аполло“, или „Октябре“ по-новому, не был (меня водили иногда только в детский кинотеатр, тоже поблизости), а во-вторых, это я рассказываю о фильме Чарли Чаплина, который могли показывать только до войны.
Я, не обращая внимания на слова мамы, продолжал:
— Вдруг кино прекратилось, раздался свист, крики, и зажегся свет. Все стали смеяться, потому что мужчины сидели совсем голые, без рубашек и маек. Было очень жарко, и они разделись. Ты сидела в белой шелковой кофте. С одной стороны от тебя сидел папа, а с другой — дядя Хорен… оба были без маек и хохотали.
Мама с ужасом посмотрела на меня и спросила:
— А где же сидел ты? Если ты видел это все, то где же был ты сам?
— Не знаю, подумав немного, ответил я, — я видел вас спереди. Вы сидели на балконе в первом ряду. Может, я стоял у барьера и смотрел на вас?
Мама замотала головой и испуганно заговорила:
— Да, действительно, такой случай был, я помню его. Но это было до твоего рождения, летом 1939 года. Отец ушел в армию в начале 1940 года, и ты его не мог видеть в кинотеатре. Я бы не понесла младенца в кинотеатр, да и была уже зима, и никто не стал бы раздеваться от жары. А я точно помню, что была беременной, и твой отец повел меня в кино на Чарли Чаплина. А был ли там дядя Хорен, я не помню. Но сидели мы точно на балконе в первом ряду. Но как ты мог знать о балконе в кинотеатре „Октябрь“ и о барьере на нем, если ты там не был? И, желая проверить меня, мама спросила:
— А как выглядел дядя Хорен, ведь ты его никогда не видел? Отца ты хоть по фотографиям можешь помнить, а дядю Хорена — нет.
— Дядя Хорен был очень худым, у него были короткие седые волосы, а на груди что-то нарисовано чернилами.
Мама от испуга аж привстала:
— Да, Хорен был именно таким, а на груди у него была наколка в виде большого орла. Нурик, ты меня пугаешь, этого быть не может. Наверное, кто-то рассказал тебе об этом случае. — пыталась спасти положение мама.
— Ты мне рассказывала об этом?
— Нет, зачем бы я стала тебе это рассказывать? Да я и не помню, был ли Хорен там. С другой стороны, ни отец, ни Хорен тебе не могли этого рассказать, так как они ушли на войну. А про наколку Хорена — особенно! — и мама, чуть не плача, добавила:
— Нурик, перестань об этом говорить, мне страшно.
Я замолчал и больше не возвращался к этой теме. И мама тоже…»
История 28-б Детство героя-2
Раз пошла такая пьянка, режь последний огурец!.. Эх, привожу еще один кусочек из мемуаров Гулии…
«…И решили с осени меня отдать в детский сад в старшую группу. Как назло, все русские группы были заняты, и меня определили в грузинскую. Но я ни одного слова по-грузински не знал! Ерунда, решила мама, научишься! Знаешь русский, будешь знать и грузинский!
И вот тут я на себе узнал, что такое „детская ксенофобия“, да еще кавказская! Сперва дети стали присматриваться ко мне: ни слова ни с кем не говорит — немой, что ли? Сидит или стоит на месте, ни с кем не играет. Попробовали толкнуть меня — адекватного ответа не было: я обещал маме не драться. Так и сидел на скамейке целый день или стоял у решетчатого забора, за которым находилась территория русской группы.
Постепенно злоба детей к чужаку все нарастала. Мне стали подбрасывать в кашу тараканов, дождевых червей. Выливали суп, а иногда и писали на мой табурет за столом. Потом уже стали откровенно бить — пощечинами по лицу, плевали в лицо, не стесняясь. Я видел глаза детей, делавших это, и до сих пор боюсь темных глаз, темных волос и лиц.
Я был загнан в угол окончательно. Однажды я стоял, прислонившись к решетчатому забору, смотрел на бегающих русских ребят и плакал. Вдруг ко мне с той стороны забора подошел крупный светловолосый парень и спросил:
— Ты чего плачешь, пацан, обижают, что ли? Я кивнул и быстро, глотая слова, чтобы успеть высказаться, рассказал парню, что я не знаю грузинский, что меня из-за этого бьют, что я не могу больше здесь находиться.
— Погоди немного, — сказал парень и убежал. Через минуту он был уже на территории грузинской группы, подошел ко мне, взял за руку и повел по двору. Вокруг столпились мои обидчики и, как зверьки, с любопытством смотрели, что будет.
— Я — Коля, вы меня знаете. Это — он указал на меня — мой друг. Я набью морду любому, кто его обидит! Понятно или сказать по-грузински?
Дети закивали, как болванчики, злобно глядя на меня. Я был восхищен речью шестилетнего Коли, но понял, что завтра мне придет конец. Когда мама вела меня домой, я срывающимся голосом попросил:
— Мама, не отправляй меня больше в этот детский сад, я не буду мешать дома, не буду спускаться во двор и даже ходить по комнатам. Я буду неподвижно сидеть на стуле, чтобы не мешать, только не отправляй меня сюда больше!