Когда в конце церемонии настало время поднимать столб джед, фараон не поднялся с трона. От его имени веревки натягивал Птахотеп, поднимая высокие деревянные шпили с тремя крестовинами на каждом. «Долгое царствование!» – кричали зрители, благоговейно склоняясь перед символом вечной жизни, но в голосах не было убежденности, и ночной порывистый ветер, казалось, нес угрожающий холодок неизвестности.
Два изнурительных празднования подорвали здоровье фараона, он слег, снова терзаемый уже привычными приступами лихорадки и зубной боли. Поэтому, получив известие о том, что Аменхотеп-младший через месяц возвращается из Мемфиса, Тейе решила не устраивать ему торжественную встречу. Она слишком хорошо понимала, что громкая публичная церемония встречи наследника могла обернуться волной истеричного восторга со стороны придворных, которых уже порядком утомил Гор, изрядно задержавшийся на пороге смерти. Для встречи она собрала лишь небольшую группу: когда ей донесли, что ладья сына вскоре прибудет, на причал дворца направились только она сама, Эйе и Нефертити. Но ожидание встречи слегка затянулось, потому, что ладья царевича сначала причалила у шумной пристани Фив, где он взошел на свою колесницу и медленно проехал по узким грязным улочкам города, и только потом приказал плыть на другой берег реки, в Малкатту. Наконец, поднявшись с кресла, она приняла поцелуй сына, отослала их с Нефертити осматривать приготовленное для него крыло дворца и стала слушать отчет Хоремхеба. Тревога и удивление переполняли ее. Еще большим испытанием терпения стало появление Мутноджимет, которая спокойно спустилась по сходням вслед за Аменхотепом, белая лента развевалась на ее детском локоне, серьги покачивались, на гибкую руку намотан неизменный хлыст.
– Ты не должен был этого позволять! – сердито закричала Тейе молодому военачальнику, когда тот предстал перед ней в зале для приемов. – Что за демон овладел им, выставлять себя перед простолюдинами, как площадная девка, и, что еще хуже, подвергать опасности свою царственную особу?
Хоремхеб открыл было рот для ответа, лицо его покрылось краской смущения, а шрам на подбородке сделался синевато-багровым, но тут мягко вмешался Эйе:
– Императрица, довольно трудно простому военачальнику противоречить царевичу крови, тем более что он даже не подозревал о намерении Аменхотепа прогуляться по Фивам до того момента, как царевич приказал кормчему поворачивать к восточному берегу. У Хоремхеба не было времени ни разубедить племянника, ни как-то препятствовать ему. Он не виноват.
– Конечно, он виноват! – фыркнула Тейе, но лицо брата, с которым они были так похожи, сохраняло невозмутимое выражение.
– Тейе, дай ему сказать.
Тейе надула губы и сухо кивнула Хоремхебу. Молодой человек развел руками.
– Императрица, я должен был или тратить драгоценное время на то, чтобы пытаться переубедить царевича, а я знаю его достаточно давно, чтобы понимать, что это не под силу ни одному живому существу, или использовать эти минуты, решая, как наилучшим образом разместить вокруг него моих солдат, дабы обеспечить ему наиболее надежную защиту.
– Это понятно. Продолжай.
– Я защищал его, как только мог. Я вызвал подкрепление, состоящее при охране складов, и забрал их колесницы. Но царевич отказался от охраны. Его колесницей правил я сам. Он настаивал, чтобы его было видно как можно лучше.
– Его узнавали? – спокойно спросил Эйе.
– Нет, до тех пор, пока вестник, с белым жезлом наперевес, не выступил вперед и не начал выкрикивать его титулы. Но люди реагировали со странным спокойствием. Они, конечно, отступали назад и отводили глаза, но не встречали Царевича громкими радостными возгласами.
– Это неудивительно. Впервые за сотню лет член царской семьи проявил такую безрассудную смелость. Он проехал по всему городу?
– Да, каждый его локоть.[23]
Прямые плечи Хоремхеба вдруг поникли, и Тейе поняла, насколько он утомлен. Но в ней еще кипела ярость.
– Вижу, организация безопасности моего сына оставляет желать лучшего, – язвительно сказала она. – Я понимаю твое бессилие, Хоремхеб, но не забыл ли ты, что гнев моего сына не столь важен, как твоя ответственность передо мной, твоей царицей? И что с Мутноджимет? Это и вовсе крайнее безрассудство.
Хоремхеб выпрямился и подошел ближе к трону.
– Ты не представляешь, как царевич проводил время в Мемфисе. Я позволил Мутноджимет развлекать его в надежде отвлечь его внимание от людей из Она, которые следовали за ним повсюду. Известно, что нет на свете человека, которого вопросы религии волновали бы меньше, чем твою племянницу. Царевича забавляло кривляние карликов и ее умение обращаться с хлыстом.
– У меня большое желание предоставить ей возможность проявить свое умение на твоей спине. Не улыбайся. Я предупреждала перед отъездом, что если твои отчеты будут неполными или недостаточно правдивыми, ты будешь наказан. Почему обо всем этом ничего не сказано в свитках, которые ты посылал мне?
– Я старался быть откровенным, но это было непросто. Царевич завел собственных шпионов, и я уверен, что он регулярно читал мои письма к тебе, а потом запечатывал вновь. Моя печать не имеет такой власти, как твоя. И при этом я не мог доверять устным сообщениям.
Тейе принялась нервно постукивать пальцами по подлокотникам трона.
– Расскажи мне о людях из Она.
– Царевич собрал вокруг себя многих жрецов из храмов солнца. От рассвета до заката они спорили о религии. Твой сын теперь очень сведущ в этом вопросе, и к его мнению уже прислушиваются. Многих жрецов он пригласил в Фивы.
– И какова была реакция жрецов Птаха?
– Естественно, они разгневаны.
Тейе некоторое время молча смотрела на Хоремхеба.
– Царевич доверяет тебе? – наконец спросила она.
– Да, думаю, доверяет.
– Тогда можешь оставаться на правах его телохранителя, но будешь докладывать мне ежедневно. Эйе, отправь Мэя принять временное командование охраной границ вместо Хоремхеба. Вирел будет счастлива переехать с семьей в Мемфис. Ты свободен, Хоремхеб.
Он поклонился и попятился к дверям. Когда они закрылись, Тейе вздохнула от досады и разочарования и поднялась с трона.
– Поговори со мной, Эйе. К чему этот бессмысленный парад по небезопасным улицам города? К чему это стадо жрецов, которое он приволок в Малкатту? Или Хоремхеб ведет какую-то свою игру?
Эйе сложил руки на груди и принялся ходить взад и вперед. Он слегка прикрыл глаза, вдруг сделавшиеся сонными, его широкий лоб под желтым шлемом собрался складками.
– Если бы ты не была так озабочена состоянием фараона, ты сама смогла бы ответить на эти вопросы. Фараон всегда был одержим страхом, что ему грозит смерть от рук собственного сына, и ты носилась с этой идеей, как собака с костью. Но ты забываешь, что царевич тоже живет в постоянном страхе, и, пока его отец жив, он не будет защищен от прихотей старика, всю свою жизнь находившегося под влиянием самого могущественного прорицателя, которого знал мир. И этот старик еще может все переиграть и обвинить сына в том, что тот наслал на него болезни своими проклятиями. Безумная прогулка Аменхотепа по Фивам – не что иное, как способ заявить Египту о своем существовании, утвердить свое право на жизнь, право на отмщение, если он умрет.