голос окатил Мину, и в два больших шага она выскочила на террасу.
В бликах городского освещения и первых скользящих лучах по-утреннему ленивого солнца, в кресле сидела Юлия Девил, держа в руках большую дымящуюся чашку с кофе. Всё пространство было окутано смешавшимися нотками тонких духов, долетавших сюда из номера запахов цветов и ароматом горячего кофе с корицей. Певица была во всё том же сером длинном платье со сложнейшей вышивкой на какие-то религиозные мотивы, но босиком и подогнув ноги под себя, нещадно смяв шедевр от-кутюрье. Юлия отстранённо улыбалась, вглядываясь в коричневатую пенку кофе, словно пыталась предсказать будущее по ещё не испитой кофейной гуще. Так и длилось это мгновение, между двумя девушками, одной растерянной, другой задумчивой, на фоне символа города любви, своим светом, затмевавшим тусклые утренние звёзды. Наконец дива подняла зелёные как изумруды глаза от чашки и посмотрела куда-то за Мину.
— Лучше молчи, а то опять перепугаешь её. Кто научил вас здороваться из-за спины гробовым голосом?
Девушка подскочила на месте и развернулась, на террасе, прислонившись к стене и постукивая пальцами по штукатурке, стояла девушка из мрамора в белом пальто и изучала Мину тлеющими янтарными глазами. Сейчас было видно, что они не насыщенно горящие, а плавно переливающиеся бледно-жёлтым и зелёным, как на слабом ветре колышется разгоревшееся пламя свечи. Девушка вновь резко обернулась и посмотрела на Юлию, та хитро улыбалась и всё также грела руки о чашку, слегка наклоняя её то в одну, то в другую сторону.
— Ты же пришла за Виктором, я угадала? — холодное и бледное лицо певицы, источавшее всегда только аристократическое равнодушие и презрение, теперь окрасилось любопытной улыбкой, она играла с Миной как кошка со сломавшей крыло птичкой. На этой террасе прекрасно знали, кто она, и только дожидались момента, когда спадёт табу на воспоминания десятилетней давности.
— Его больше нет в живых, они его убили, — стараясь придать своему голосу твёрдость, сказала Мина, мотнув головой в сторону мраморной девы.
Юлия засияла от плотоядной улыбки и подняла брови.
— Мы не живодёры как вы, люди, — ровный и глубокий голос растёкся по всей террасе, перелившись за перила и хлынув водопадом в Сену, — Твой хороший друг обладает невероятными талантами, о которых не подозревал, и он сам. Мы помогли ему раскрыть их, и теперь он с нами, если хочешь — присоединяйся и ты к нам. Ты тоже невероятно способна, и мы не только поможем тебе с поиском своих талантов, но и ты сможешь вновь увидеть Виктора.
Строгий голос, став медовым и доверительным заполнил девушку, она уже было поддалась ему, как масло поддаётся ножу и ровным слоем ложиться на ломоть свежего хлеба, как перед глазами встала картина. Картина не обольстительной девушки на террасе в центре Парижа, а уродливой твари с обломанными крыльями в утробе шахты.
— Способная?! — Мина выкрикнула это слово, вскипев ненавистью к обеим собеседницам, — Способная, чтобы стать тупой каменной куклой, которая будет ходить, и натыкаться на себе подобных истуканов во тьме, пока кто-нибудь не размозжит ей голову кувалдой?! Так теперь существует Виктор и такую же судьбу вы предлагает мне?! Я только одно не могу понять, — Мина зло посмотрела на всё ещё улыбавшуюся Юлию, — какое отношение Вы имеете ко всему этому ужасу?
— Девочка, ты волей случая оказалась у истоков возобновления большой игры, которая в настоящее время бурлит и кипит, развиваясь к своей закономерной и неизбежной кульминации. Мы задаём правила в этой игре, а ты можешь стать солидной фигурой, если присоединишься к нам. Дойти до противоположного края поля и превратиться из шашки в дамки, — певица убрала улыбку и вновь надела отчуждённую маску аристократичности, делавшей её лицо ещё более угловатым.
— Задаёте правила?! Своими песнями и плясками вызывая чертей из ада? Только вот черти теперь оказывается не рогатые и красные, а белые и вежливые — и здороваются постоянно и в машине пристёгиваются.
Дива с силой и громким стуком поставила чашку на столик, расплескав кофе по глянцевой столешнице.
— Умная, сразу уловила суть, — ледяной голос Юлии обжог Мину, она себя физически почувствовала на ложе с семьюдесятью тысячами способами пытки из арабских преданий под пронзающим взглядом двух изумрудов.
Прошло столетие, пока певица отвела свой взгляд и вернулась к чашке с кофе. Мраморная дева громко вздохнула, девушку передёрнуло от столь человеческого жеста этого каменного истукана, который обойдя Мину и певицу, встал за креслом последней, облокотившись на перилла.
— Задумывалась ли ты когда-нибудь, в чём смысл этого мира, цель существования каждого из вас по одному и всех вместе? На что вы неразумно тратите то немногое, что имеете, не пытаясь преумножить? Я и мои братья идём другой дорогой, мы владеем определённым знанием и используем его для себя. Сейчас нам нужны помощники, и мы ищем их, предлагая за помощь знание. Тебе сказали, что мы Зло? Возможно, но что значат наши способы по сравнению с методами самого человечества. Сейчас вы живёте в постоянном кризисе идей, смысла, в окружении экономических и политических проблем, которые сами придумали. А все огромные организации, созданные чтобы спасать и помогать, или живут на подачки и помогают, кому надо и когда надо или ведут двойную игру, одной рукой давая, а другой, забирая в разы больше чем дали, раскрывая лицемерную суть того, что гордо именуется «добро». Конечно, мы не собираемся кормить голодных или давать кров бездомным, но мы не хотим и никого убивать или наживаться на катастрофах, мы, не хотим людям добра, но и зла тоже не причиняем, нам человечество просто безразлично. Если же тебя заботит внешний вид, то не смотри на нас, мы другие и оболочка наша определяется совсем иначе. Каждый сам определяет свою внешнюю суть, выбор будет за тобой. Мы идём своей дорогой и предлагаем пойти вместе с нами, выбор за тобой — взять протянутую руку или оттолкнуть её, продолжая жить в рассыпающемся мирке общегуманных иллюзий.
Размеренный и плавный голос, касавшийся всех уголков души и вселявший уверенность, и покой от соприкосновения с истиной стих, дева закончила свою проповедь, продолжая стоять, облокотившись на перилла, блуждая взглядом по светлеющему небу. Юлия отпила кофе и с прежним любопытством разглядывала Мину.
— А Виктор? Вы его спросили, прежде чем раскрыть ему огромные возможности? С ним вы не вели моралистических бесед о смысле и целях, — девушка смирила вспышку гнева, а под плавной риторикой мраморной девы он совсем стих, её голос стал едва ли не жалобным.
— Мы вас не ждали. Вы самовольно вторглись, влезли как воры