Шрифт:
Интервал:
Закладка:
С улицы ремонтный завод — главное предприятие станции Узловой — не приглянулся Сергею: показался обшарпанным, вместо окон местами фанера; вокруг завода мусор, ямы, наворочены горы земли. Но зашел внутрь и остановился в изумлении. Цех почти весь из стекла. Высоченный потолок как бы держался сам по себе, невесомо. Грузовики и люди выглядели маленькими, слабыми. «Да разве людскими руками сотворен этот цех! Нет, тут не обошлось без волшебников… Вот бы нарисовать! — опять загорелся Сергей. — Да на трех листах ватмана и — красками…»
— Чего ворон ловите! — крикнул мастер Парков отставшим от группы ребятам. — Будет еще время, наглазеетесь. Догоняйте.
Мужчина в полушубке спрашивал у встречных рабочих, где обитает бригадир Шапкин.
Шапкин запомнился Сергею с первого взгляда. В бытовке, по углам заваленной проводами, светильниками, какими-то приборами в железных коробках, собралась бригада электриков. Сам бригадир, мал ростом, худощав, стоял на свободном пятачке пола перед сидящими на лавке, на ящиках монтерами, размахивал руками и без зла бранил здоровенного, с черными бакенбардами парня:
— Поденки у него, чем удивил! На кой сдались мне твои поденки? Только и похвалить тебя можно за поденки — ежедневные крестики в табеле, а работы от тебя не видно…
— Хватит шуметь, Тимофеич! — бодро сказал бригадиру мужчина в полушубке. — Принимай подмогу.
— Кто такие? Откуда взялись? — резко повернулся к ребятам Шапкин. — И все ко мне? Не возьму…
Мужчина успокаивал бригадира: только семерым приезжим ему надо обеспечить практику.
— У меня свои дети, — Тимофеич сердито кивнул на увальня, — хоть и с бородами. Пятерых беру, не больше. Пригодятся помогать, кому делать нечего.
И тут же велел звеньевым набирать пополнение.
Кабельщик Костя Жигов, одет не в пример другим монтерам чисто, встав со скамьи, оглядывал ребят с насмешинкой в черных молодых глазах.
— Ты и ты, — кивнул на Петю Гомозова и Порошкина. — За дверью арматура, провода разные… Ну-ка дуйте узнать, есть ли кабель марки… Посмотрим, посмотрим, чему вас научили мастера-воспитатели. — Жигов свысока, недоверчиво глянул в лица Паркова и Ергина. — Или только лишь за пивом посылали вас.
— Угадал, дядя! — Ергин драчливо дернул пучками бровей. — Люльку с младенцем качать заставляли, селедку чистить…
Ребята вернулись в бытовку, нашли нужный кабель. Жигов выслушал их и спросил:
— А еще что там есть? Какие провода, какие расцветки?..
Один провод Сергей назвал.
— Будешь моим напарником. — Жигов шагнул к Порошкину. — Только запомни: я тебе покажу один раз, а ты увидь в десять раз больше…
— Что, дядя? — поддел Жигова Ергин. — Слова твои на вес золота или дороже стоят? Ладно. Бывай, племяш, — Ергин дружески коснулся рукой плеча Сергея. — Если кто вздумает притеснять — приходи ко мне, я рядом буду, — мастер напустил на себя строгость, задиристо глянул на Жигова, на других монтеров и вышел из бытовки.
— Это из моей группы чиж, — мастер Парков указал на Сергея. — Голова у него работает, но и лишним кое-чем забита. Не жалейте, старики, ему работенки, выветривайте лишнее…
В бригаде осталось пятеро подростков, остальных мастера увели на другие объекты.
— Ну, а теперь расскажи нам, детина, — тоном сказочника спросил Жигов Порошкина, — кто ты есть, откуда родом?.. Кто у тебя батюшка с матушкой? Нам ведь, парень, придется с тобой сиживать в котловане один на один…
— Да какая у него биография — с гулькин нос, — снисходительно заметил бригадир Тимофеич и хлопнул о свое колено рукавицами-верхонками. — Мальчишка от горшка два вершка. Только и может сказать, когда родился да крестился.
— Как бы не так! — возразил Жигов. — Биография начинается от прадеда и деда, от матери и отца.
«Ну и зануда! — вспыхнул Порошкин. — Уже сейчас притомил, а что дальше будет?» И, поправив на голове шапку, одернув куртку, нарочито сказовым тоном начал:
— Зовут меня Сергей Порошкин. Родился я, товарищи строители, в Белеве, что на Оке стоит. Городок древний, как сама Русь. Славится городок белым-белым цветом яблонь, оттого и название — Белев! Врубаетесь?.. Волшебный тот город, до сих пор загадочный… И нынче из Оки выплывают при ясной луне русалки-симпатяги, ночами ходят по улицам города бородатые, с клюкой колдуны… Неплохо бы парочку леших и сюда привезти, чтоб они кое-кому мозги набекрень поставили, а то шибко умные…
— Хороши помощнички к нам прибыли! — сказал бригадир. — Какие-то все крученые. Тот сивобровый мастер язвил, и этот оголец с чего-то взвился…
— Дальше все ясно, — добродушным смехом перебил бригадира Костя Жигов. — Отец есть? Кем работает?
— Начальником участка…
— Ого! — зашевелился на круге проводов монтажник, которого только что бригадир распушал за поденки. — Это называется профессия по наследству: отец начальник, а сын работяга…
— Недалек ты в мыслях! — ответил ему Костя. — Очень даже правильно, когда будущий инженер начинается с монтера. Потом ты уж его вокруг пальца не обведешь, он с первого взгляда раскусит, где у тебя поденки, а где честный труд… Колдунами да русалками, говоришь, Белев-то славится? — опять рассмеялся Жигов и молодцевато подмигнул: — Да, неплохо бы здесь, на БАМе, иметь окских русалочек!.. Так быть же тебе, Порошкин, кудесником в электричестве! Благословим, монтеры!.. — Жигов застегнул на себе брезентовую куртку, с затылка на лоб сдвинул всклокоченную меховую шапку. — Пройдусь-ка я с орлами по заводу да похвастаюсь, чего мы тут натворили, не возражаешь, бригадир?
Шли по цехам подростки за спиной рослого, подбористого Кости, перестраивались, сбивались, словно гуси в полете, стараясь шагать рядом с монтером, в ногу. Рабочие, встречаясь, непременно здоровались с Костей. Сергею казалось, что и с ним они тоже здоровались.
— Неужели знает вас весь завод? — удивился Порошкин.
— Может, и так, знает, — ответил Костя. — Живем мы, электрики, с рабочим людом дружно, а иначе нельзя, ребята. Сами посудите, пока каменщики не выстроят корпус, а сталемонтажники не поставят станки, вентиляторы, — электрику в цехе делать нечего. Но пока он не приложит руки к вентиляторам да станкам, ржаветь им мертвым железом. И вас, поскольку вы монтеры, встретят приветливо, а будут или нет уважать — это уж целиком и полностью зависит от вас — как в работе покажетесь.
Жигов останавливал ребят возле устройств с красными вывесками: «Опасно для жизни!», «Высокое напряжение!» Распахивал дверцы щитов, панелей с приборами. Наконец подвел к открытой подстанции, огороженной проволочной сеткой, и гордо сказал:
— Вот, орлы, венец нашему делу!
В окружении заиндевевших лиственниц — ажурные мачты, гирлянды фарфоровых и стеклянных изоляторов, высокий взлет проводов, поднебесные пики громоотводов… Сергею так и чудилось, что эти закурженные провода летели откуда-то с неба, от звезд, неся на Землю волшебную силу — электричество, без которого люди не могут жить.
Глава шестнадцатая
Всего два дня пустовало училище. Со строек нагрянули «старички». Только на год они были взрослее уехавших на БАМ ребят, но физический труд, вольный воздух вымахнули их на целую голову выше первогодков. Гуляли по городу парни с длинными космами, с пухом на подбородках. Руки кое у кого вытянулись из рубашек почти до локтей, ноги из брюк — выше щиколоток. Парни дерзкие на язык; ты им одно слово, они тебе десять выпалят. Иной раз прибегали в слезах к замполиту женщины-преподаватели. Даже Галина Андреевна, умеющая легко находить с подростками общий язык, и та бывала в отчаянии.
Воспитатели уверяли Дегтярева, что осенью ребят проводили на стройки пай-мальчиками, искали причину их взбалмошности в чьем-то дурном влиянии.
«Выходит, и мои первогоднички, — беспокоился Дегтярев, — вернутся в училище разгуляями?»
А тут еще, спустя полмесяца после проводов ребят на БАМ, в городе оказались трое из группы Паркова — сбежали. Трудновато показалось на стройке…
Илья помчался в командировку к практикантам.
За окном вагона как бы переступали с ноги на ногу, медленно кружились в вальсе весны голенастые лиственницы, березы. Где-то горела старая трава, и запах луговой гари напомнил Илье о деревне. Он скучал по матери и, как в детстве, хотел домой. Был дома — ему не хватало ребят и Галины Андреевны. В училище тосковал о доме.
На перевалочной станции Дарга Дегтярев пересел в поезд местного значения — два жестких вагона, списанных с больших дорог, полны пассажирами, локомотив тоже помятый, старчески пыхтящий. Пассажиры молодые, загоревшие до кирпичного цвета — так можно загореть на севере рано весной, на резком ветру.
Локомотив, чихая и фыркая, но зато шустро насвистывая, с ленцой тянул вагоны по новым, необкатанным рельсам. Навстречу поезду еще не успели наставить предупреждающих знаков, будок стрелочников тоже пока не видно. Никакой график не подгонял поезд, не придерживал на стрелках. Поезд сам по себе, где надо, набирал скорость — и тогда, как люлька, раскачивались скрипящие вагоны, — либо двигался кое-как, словно задремывал на ходу или закуривал, как дед, трубку. Неожиданно среди сопок расплескивалось зарево новостройки, — поезд останавливался. Илья видел в окно близкие звезды, черную стену леса. Шумные пассажиры сходили, садились новые — и снова неторопкий перестук колес…
- Всё о Манюне (сборник) - Наринэ Абгарян - Детская проза
- Осторожно, день рождения! - Мария Бершадская - Детская проза
- Общество трезвости - Иван Василенко - Детская проза