Легкий комизм гравюры на дереве маскирует жестокость сцены повешения, за которым следовало четвертование, высшее мастерство палаческого искусства. Головы отрубали топором мастерски, что вызывало восхищение многочисленных зрителей
Угроза испанского вторжения достигла своего апогея к 1588 году. В тот год Уилл понял, что такое английский патриотизм и как его можно использовать в популярной драме. В 1587 году стало понятно, что война приближается, королева со своими советниками знала об этом, хотя ее подданные не догадывались, насколько не подготовлена была к такому развитию событий Англия. Денег было мало. Они больше не поступали в казну из разграбленных монастырей или в результате беспощадной экспроприации; казна не пополнялась из-за европейской системы монархического долга богатым субъектам; в основном деньги одалживали под высокий процент в Антверпене, причем лондонский Сити (то есть отдельные купцы, которые таким образом закладывали свой товар) выступал в качестве гаранта. Помимо войны, существовали другие проблемы, требующие значительных затрат: например, содержание великолепного королевского двора, чрезмерная пышность которого вызывала недоумение иностранцев. Роскошные приемы являлись рекламой английской культуры, острословия, красоты и доблести, равно как иллюзии изобилия. Блеск необходимо было поддерживать, и знать, которая безрассудно тратила свое родовое имущество, не желала ходить в лохмотьях: им приходилось обращаться за помощью к королевскому кошельку. Но по-настоящему иссушала ограниченные ресурсы государства необходимость поддерживать в добром здравии и питать надеждой европейский протестантизм. Власть Филиппа II в Нидерландах держалась на волоске, надо было помогать французским гугенотам, следовало подавить ирландских мятежников и восстания на католическом севере. Значительная часть военных расходов, к стыду и гневу Елизаветы, оседала в карманах капитанов, которые, подобно Фальстафу, позволяли голодать своим полураздетым солдатам. Она должна была благодарить Бога за флот, что не потеряло актуальности и сегодня.
Британские достижения на море не являлись результатом широкомасштабного планирования, адмиралы с набитыми бумагами портфелями не спешили в Уайтхолл. Елизаветинская Англия с формальной точки зрения представляла собой высокоцентрализованный деспотизм; на практике это способствовало развитию индивидуальной предприимчивости. Так, война с Испанией, в высшей степени коллективное действие, воспринималась как личное дело каждого гражданина. Дрейк и Хокинс нахально приплыли в родные порты Испании, чтобы уничтожить Армаду, которая готовилась выйти в море, и также дерзко разграбили испанские владения. Подобные пиратские действия не получали официального одобрения короны; другое дело — личное суждение Елизаветы. Дрейк (El Draque, Дракон) был необыкновенно одаренным человеком. Он со своими товарищами-пиратами ни минуты не сомневался в том, что Испанию можно победить на море: все дело было в противостоянии флота, организованного в соответствии с современными требованиями, неуклюжему и устаревшему флоту испанцев. Испанцы построили флот, предназначенный для спокойных вод Средиземного моря, но совершенно не приспособленный к более просторным морям, на которых им хотелось бы господствовать. Их модель морского флота принадлежала средним векам: плавучая крепость приближалась к врагу с крюками для абордажа, прицеплялась к своей жертве, потом на вражеский корабль высаживались солдаты, которые сражались на палубе, а моряки, высадившие десант, просто наблюдали за битвой. Английские же корабли были небольшие и быстроходные. Еще во времена Генриха VIII, истинного основателя флота, их снабдили бортовыми пушками. В сражениях участвовала вся команда.
В тот великолепный год, который Уилл провел в Лондоне, он не только изучил характер своей потенциальной публики, не только понял, какие именно темы заинтересовали бы ее; если он бывал в Тильбери, то вполне мог научиться и риторике, столь характерной для царственных особ. Вот Елизавета, принимающая парад своей армии:
«Я знаю, что у меня тело слабой и немощной женщины, но у меня сердце и желудок короля, и при этом короля Англии, и я с презрением отвергаю саму мысль о том, что Парма, или Испания, или другой европейский принц отважится вторгнуться в границы моего государства; я не допущу такого бесчестья, я сама возьмусь за оружие, я сама буду вашим генералом и судьей и вознагражу каждого, кто проявит мужество на поле боя».
Его собственный Генрих V едва ли сумел бы сказать лучше. Смелость ее слов была не пустым сотрясением воздуха, хотя королева могла бы стать превосходной актрисой. Уже стало известно, что Армада потерпела поражение: меньше половины громадного флота сумело вернуться в Испанию, ни один английский же корабль не пострадал. Если бы теперь, как ходили слухи, герцог Пармы посмел вторгнуться в Англию, его встретили бы с таким гневом и яростью, каких не знала история других народов; никогда больше, ни в прошлом, ни в будущем, патриотический дух столь полно не воплощался в английском правителе, включая Уинстона Черчилля, наследника уже не столь возвышенной риторики. Парма не вторглась. Король Испании весь день молился в Эскуриале. Колокола звонили по всей Англии и в английской столице.
С медальонов, случайно найденных порознь более чем через тридцать лет, Филипп II и Елизавета I, те, по чьей воле перемещались большие и малые суда, смотрят друг на друга с достоинством, которое они не раз демонстрировали в течение всей своей жизни
Уилл прибыл в английскую столицу вовремя. Неприятности с Испанией еще не закончились, но маленькая нация продемонстрировала, как решимость, патриотизм и пыл индивидуального предпринимательства сумели одержать победу над могущественной империей. Уверенность столицы, которая отражала уверенность всей страны, требовала своего воплощения в популярной форме искусства, которую Уилл, человек из народа, понимал лучше других, поскольку он изучал все хитрости профессии, чтобы поставлять готовый товар. Драма перестала быть предметом потребления, случайным развлечением в стратфордском зале гильдии, помогавшим провинциальному городку скоротать часы скуки. Она вошла в жизнь большого мира.
Глава 6
ДРАМА
Термин «профессиональный» имеет два значения. Им определяются вещи, сделанные ради денег, его также употребляют, когда говорят об искусстве, гордости, совершенстве. Оба значения применимы к драме времен Елизаветы и Якова I в ее высочайшей фазе развития. До этого создание и постановку пьес рассматривали как чисто финансовую операцию. И предпосылкой для столь узкого подхода, существовавшего не один век, было отсутствие профессионализма.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});