— Конечно, нет. Это отличная новость. Правда.
— Мы уже ждем не дождемся.
— Ух ты. Лас-Вегас. Это... не близко.
— Мы будем к тебе приезжать. Обещаю.
1967 год
— Привет.
Тоби стоял до тех пор, пока неловкое молчание не стало невыносимым.
— Привет, — повторил он наконец.
— Извините. Я думала, вы не со мной разговаривали.
— С вами.
— Я вас знаю? — спросила женщина. Она глубоко затянулась сигаретой и медленно выпустила дым.
— Нет, пока нет. Я просто хотел узнать, не желаете ли вы потанцевать.
— С вами?
— Наверное.
— Наверное?
— Да.
— Вы первый раз, что ли, с женщиной разговариваете?
— Нет, вовсе нет. Я просто немного нервничаю.
— Ну а мне нужен уверенный мужчина.
— А, хорошо. Извините, что побеспокоил.
— Я вас не сбрасываю со счетов. Я просто говорю, что вы должны быть уверенным.
— Хотите потанцевать?
— Вы и вправду плоховато справляетесь.
— Наверное, да.
— Попрактикуйтесь. Только на ком-нибудь другом.
1968 год
Тоби открыл февральский номер журнала «Аргози»[2] и перелистнул на страницу, которую хотел показать Оуэну.
— Этот вид очень похож на тебя, — сказал он, выставив перед собой фотографии снежного человека, сделанные Роджером Паттерсоном и Бобом Гимлином. — Его шкура гораздо темнее, у тебя лицо другое и есть когти, но... не знаю, мне кажется, сходство есть.
Нет.
— Ты так не думаешь? — Он посмотрел туда-сюда, сравнивая Оуэна с фотографией. — Ага, наверное, ты прав. В любом случае это было в Калифорнии.
* * *
— Я увольняюсь.
— Не увольняешься, — сказал мистер Зак.
— Точно увольняюсь.
— Не-а. И знаешь почему?
— Почему?
— Потому что ты, Тоби, что называется, «ценный сотрудник». По этой причине не в моих интересах позволить тебе уйти. Поэтому мы устроим то, что специалисты называют «переговорным процессом», во время которого я сделаю контрпредложение, и мы будем спорить, пока не придем к взаимовыгодному соглашению. Как думаешь?
— Думаю, мне придется следить за каждым вашим шагом.
— Хорошая тактика независимо от ситуации. Итак, ты попросил прибавку в десять процентов. Ты знал, идя сюда, что я не подниму тебе зарплату на десять процентов. Я предложу тебе два.
— Я увольняюсь.
— Если без шуток, могу поднять на пять процентов.
— Я заслуживаю по крайней мере восемь.
— Яне могу поднять на восемь. Или у тебя есть жена и дети, которых нужно содержать и о которых ты мне не рассказывал?
— У меня есть питомец.
— Кошка или собака?
— Ни то ни другое.
— Предлагаю шесть. И ты согласишься на шесть, потому что любишь работать здесь и я люблю, когда ты здесь работаешь, да и в целом это для всех приятно, а еще потому, что другие боссы более придирчивы и менее забавны, чем я.
Тоби подумал, что мистер Зак всегда немного перегибает с «забавностью», но он был прав: другие боссы гораздо хуже. По крайней мере, на Тоби никогда не орали и его никогда не шпыняли.
— Семь.
— Шесть и улыбка.
— Семь и удар по лицу.
— Семь и улыбка. Видишь? Это гораздо лучше, чем быть безработным. — Мистер Зак похлопал Тоби по плечу. — Ты хороший парень. Странно, что тебя еще не заарканила какая-нибудь милая барышня.
— Я редко выбираюсь из дома.
1969 год
— Где ты был? Ты знаешь, как я волновался? — допытывался Тоби.
Оуэн просто пялился на него.
— Три дня! Тебя не было три дня! Я думал, что ты ранен или переселился! Я, конечно, не ждал, что ты мне напишешь записку, но ты же мог сделать хоть что-нибудь!
Оуэн оскалился.
— А, так ты на меня злишься? Но это не я исчез на три дня. Где ты был?
Оуэн указал налево.
— Что ты делал?
Оуэн изобразил плывущую собаку.
— Ты плавал? Ты ушел на три дня плавать?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Большие пальцы вверх. Да.
— Ты не мог плавать три дня. Куда бы ты пошел? Ты что, нашел какой-то пруд?
Да.
— Не стоило уходить так надолго. Ты мог бы придумать способ оставить сообщение или по крайней мере заранее сказать мне, что уходишь. Знаешь, путь до тебя неблизкий. Я мог найти дела поинтересней, чем топать сюда пешком, только чтобы обнаружить пустую пещеру.
Оуэн постучал двумя когтями себе по сердцу. Мне жаль.
— Да, должно быть жаль. У меня ведь, кроме тебя, никого нет.
Оуэн наморщил лоб и скрючил указательный палец.
— Нет, я не злюсь. Теперь не злюсь. Только больше так не делай, хорошо?
1970 год
— Новое десятилетие, Оуэн. Все изменится. Мир у наших ног, приятель. Не могу поверить! Я пер сюда этот праздничный колпак, а ты его не надеваешь.
1971 год
— Послушай, — сказал Тоби. Он постучал себя по уху. — Послушай. Я должен сказать кое-что очень важное. Понимаешь?
Да.
Тоби подташнивало. Он должен был признаться в этом много лет назад. Или вообще не признаваться. А вдруг он все испортит?
— Ты же помнишь тот день, верно? Давным-давно? Когда я тебя покормил?
Оуэн скрутил руку в кулак и лизнул воздух.
— Нет, нет, не мороженое. Еще раньше. Ну, может, твой первый рожок был до этого, но я имею в виду тот раз, когда я дал тебе другую еду. Человеческую еду. Ну, не ту еду, которую люди едят, а человеческую. Детишек вроде меня. Помнишь тот день?
Да.
У Тоби на глазах набухли слезы.
— Я должен тебе кое-что рассказать. Ты должен пообещать, что не будешь злиться. Обещаешь? Уверен? Ты должен обещать.
Оуэн пообещал.
— Когда я это сделал, когда привел тебя к их телам, я не думал о тебе. Я собирался свалить это на тебя. — Тоби не останавливал слезы. — Сейчас я бы этого не сделал. Если полиция раскроет это, я во всем признаюсь. Я дам им понять, что ты к смертям не имеешь никакого отношения, что в тот момент я был испуган, и не знал тебя, и хотел только избавиться от тел, чтобы их никто не нашел.
Реакции не последовало.
— Извини, я даже не должен был тебе этого рассказывать. Ты, может, и не поймешь меня. Я просто... я чувствовал себя виноватым все это время, и мне нужно было снять груз с плеч. Это был ужасный поступок. Мы, конечно, тогда еще не были друзьями, но, несмотря на это, я бы позволил им посадить тебя в газовую камеру, или что они там делают. Но теперь нет. Клянусь.
Тоби кусал внутреннюю сторону щеки и глядел Оуэну в глаза. Тоби никогда не мог понять, о чем думает Оуэн. Обычно он делал предположения, но на этот раз не имел ни малейшего представления. Он не знал, собирается ли Оуэн разрыдаться от горя, откусить ему нос или пожать плечами и вернуться в пещеру.
— Можешь меня обнять? — спросил Тоби.
Оуэн обнял его.
1972 год
— А ну пошли отсюда, мелкие засранцы! — закричал Тоби вслед убегающим, заливающимся смехом детям.
Он еще мог понять, когда ребятня забрасывала его дом яйцами и туалетной бумагой на Хэллоуин или на Первое апреля, но сегодня же день рождения Линкольна, черт их возьми.
— Пока, шизик! — закричал один из них в ответ.
Шизик. Да, это было оправданно, но Тоби не понимал, как так получилось, что он вел себя как сумасшедший старик, хоть ему не было и тридцати.
Один из этих мальчишек, Джоуи, заезжал на велике пару раз поболтать о бейсболе. У Тоби не было ни знаний, ни интереса к бейсболу, но он его изобразил. Потом мама мальчика сказала Джоуи держаться от него подальше.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})