— Несите!
Служанка испарилась с такой скоростью, словно боялась, что я передумаю в любой момент. Я же прошлась по комнате, успокаивая нервы, и ещё раз взглянула на статуэтку в своих руках. Девушка была, мягко говоря, не совсем одета. Не понимаю, как князь допустил, чтобы княгиня позировала в таком виде?!
Если судить по нынешнему князю, то собственник ещё тот. За вот такие статуэтки он бы и модель, и скульптора живьём съел.
Когда вернулась служанка с девушками, нёсшими мольберт и краски, решила прояснить этот момент:
— Вы сказали, что это княгиня, — махнула всё ещё зажатой в моей руке статуэткой. Расставаться с обретённым орудием убеждения не спешила. Мало ли, вдруг мне ещё что-то понадобится. Так что пусть будет рядом. — Скажите, а у вас допускается леди позировать в таком виде?
— О, что вы! — расслабилась и улыбнулась женщина. Наверное, ожидала новых требований, а тут я просто интересуюсь. Поэтому стала охотно делиться информацией. — Это всем известная история, которая стала семейной легендой.
Как интересно! Я навострила уши, заинтересованно слушая.
— Великий князь был ценителем искусства. Ему подарили эту работу тогда ещё мало кому известного Роэнальдо Циена. Князю она настолько пришлась по душе, что он приказал разыскать скульптора и узнать, кто ему позировал. Тогда и выяснилось, что Роэнальдо Циен путешествовал по дальней провинции и случайно увидел у водопада купающуюся девушку. Статуэтку прекрасной незнакомки сделал уже по памяти.
Кажется, я уже догадывалась, что будет дальше. Эти Телларионы долго не затягивают, если женщина вызвала их интерес. И правда!
— Узнав, где это место, Великий князь поехал туда и выяснил, что водопад находится в имении наместника, а купалась его красавица дочь, леди Элизабет. Так и произошло их знакомство. Это была любовь с первого взгляда.
— Получается, их свела сила искусства, — задумчиво произнесла я. — А чем же ещё так знаменит этот Роэнальдо Циен?
— История получила широкую известность и многие благородные отцы семейства стали приглашать его сделать скульптуры своих дочерей. Князь в благодарность наградил скульптора, сделав его своим птенцом.
— Кем?!
— Вампиром. Подарил долгую жизнь и Роэнальдо Циен оставил после себя много работ.
— Так сейчас он уже умер?
— Конечно. Князь же почил, — как само собой разумеющееся, произнесла она.
Из чего я сделала вывод, что в чём-то наши истории про вампиров не врут: если погибает мастер вампиров, то и гибнут все, кого он обратил. А что, неплохо! Никакой клятвы верности не надо. Когда от благополучия создателя зависит твоя долгая жизнь, то будешь предан ему всей душой.
Взглянула ещё раз на статуэтку и вернула её на каминную полку. Всё же реликвия семьи. Странно только, что хранится не в сокровищнице, а в закрытых покоях. С другой стороны, тут ничего не менялось с тех времён. Наверное, поэтому всё оставили на своих местах, как было при жизни княгини.
Непонятно лишь, почему между покоями князя и княгини такое большое расстояние. Мне вон князь смежные со своими комнаты выделил.
Не смогла удержаться и спросила у старшей служанки об этом. Девушки помоложе прыснули, но та пресекла веселье строгим взглядом.
— Не могу знать об этом, — сдержанно ответила мне.
Та-а-к, некоторые ничему не учатся и слишком рано успокоились. Вернулась к каминной полке и взяла статуэтку. Похлопывая ею по руке, повернулась к ней:
— Мне бы хотелось услышать более развёрнутый ответ на свой вопрос.
На меня взглянули таким взглядом, словно «бу-у» ребёнку сказала. Считала, что прониклась историей и теперь пылинки с этой статуэтки сдувать буду? А мне плевать на их семейные ценности. Я этой семье не принадлежу и вливаться в сей древний род не планирую.
— Говорят, Великой княгине нравился здешний вид из окна, напоминающий ей дом, и со временем она обустроила это крыло для себя и своих фрейлин.
— Сколько они в браке прожили?
— Примерно четыреста лет.
О, ну тогда всё понятно! Тут и через двадцать лет люди приедаются друг другу. А проживи рядом такую прорву времени, сбежать захочется не только в другое крыло замка, но и на другой континент.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Ладно, отпустила служанок, распорядившись, чтобы мольберт поставили у окна, и застыла у чистого холста.
Стоит посмотреть для начала, что мне принесли. Не сказать, что краски и кисти мне были знакомы, они имели несколько иную форму, вес и размер. Нужно приноровиться и все пойдет как по маслу. Несколько пробных мазков каждым из инструментов. Первые буквы, завитушки, смешение цветов…
Я изучала кисти, маслянистые краски непонятно из чего изготовленные, тканную материю, которую видимо следовало использовать для протирки холста и инструментов. Растворитель меня порадовал. Не только его наличие, но и щадящий запах. Все могло быть куда хуже.
Но всё равно ничего путного прямо сейчас не получится. Нужно время, чтобы разработать руку, узнать, как каждая из кистей рисует, чем следует делать жирные линии, чем наоборот, тоненькие, а что подойдет для широких мазков.
А рисовать хотелось прямо сейчас, до зуда в пальцах. Грифельный карандаш стал моим спасением. Вот он выход! Это не кисть, к нему долго приспосабливаться не надо. Теперь я задумалась над тем, что же нарисую в итоге. Сделать набросок вида из окна? Но на пруд не могла пока смотреть без содрогания.
Идея пришла ко мне внезапно. Я, словно лампочка, загорелась ею.
Для начала расчертила на квадраты холст. Создам как в комиксах историю в картинках. И выводя на холсте первые линии, не переставала ухмыляться. Определенно шалость мне нравилась. А что творческому человеку нужно для исполнения шедевра? Правильно, вдохновение! И оно у меня было, даже в избытке.
Закусив губу, принялась с упоением рисовать. Под моей рукой оживали картинки. Вот ярмарка, весёлая Самира с подругой и её влюблённый взгляд из-под ресниц на Себастьяна с сёстрами. Следующая, где уже его сёстры с напыщенным видом показывают, что она их брату не пара. Вот убегающая в слезах Самира едва не попадает под копыта жеребца со всадником. На следующей всадник везёт на коне перед собой девушку. Он заинтересован, а у неё на лице откровенный страх.
Помолвку я изобразила как их соединённые руки, князь свысока смотрит на девушку, а она отворачивает от него лицо, всем видом показывая, что этого не хочет. Потом Самира на балу и вокруг неё толпятся кавалеры. А князь в бою рубит врагов.
Кровь чёрными кляксами летит из-под его меча во все стороны. На голове изобразила ему шлем с огромными рогами. Да-да, рогаты вы, батенька, рогаты. И как итог — разгневанный князь и у его ног сжавшаяся от страха фигурка девушки. Потом высокая башня и уже Самира лежит без движения на каменном ложе в запустении. Я, не жалея, нарисовала на стенах побольше паутины, чтобы показать, как много времени прошло.
А вот уже я проснулась, на лице растерянность, ничего не понимаю. Встреча с князем, когда он опять нависает и обвиняет меня во всём. А вот уже другая сцена, где я даю ему отпор и не желаю чувствовать себя виноватой. И вот он отсылает меня от себя, указывая стражникам взять под стражу. Я взаперти, за дверями охрана, а перед моим окном девушка сворачивает шею лебедю, показывая, как сильно мне здесь не рады.
Фух! На этом моменте я выдохлась. Никогда так много не рисовала, но это был такой порыв, что не могла противиться. Нужно было выплеснуть хотя бы на холст одолевающие меня эмоции.
Получилось, и правда, как в комиксах. Раньше у меня хорошо получались шаржи, и князь вышел весьма колоритным, настоящий антигерой — злой, напыщенный, самовлюблённый. Его откровенно хотелось попинать, а девушку пожалеть.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Оставались ещё пустые квадраты, намекая, что история не закончена. Хихикнула, решив потихоньку туда добавлять, а пока же отвернула холст к стене. Всё нарисованное здесь — личное. Да и слуги, увидев такое, в обморок ещё грохнутся. Думаю, тут не принято столь откровенно высмеивать власть имущих.