Читать интересную книгу Совершеннолетние дети - Вильде Ирина

— А ну, попробуй еще раз!.. А ну, еще раз!.. — подгонял он Дарку.

Девушка замерла. Она же не сумеет еще раз так спеть. Она совершенно уверена, что нет. Почему он не хочет этого понять? Почему он так настаивает, ведь это только испортит первое впечатление.

— Тра… ля… ля…

На этот раз учитель не обрадовался. Даже головой покачал. Дарка знала, что так будет. Он посмотрел на ученицу, и ему, верно, стало жаль ее.

— Твой папа немного ошибся. Знаешь что, маленькая? Я пока что возьму тебя в хор на пробу. Полгода послушаешь, как мы поем, а потом опять попробуем твой голос. Согласна? Довольна?

Учитель вызывал уже на букву «р».

Дарка прилегла на парту, не помня себя от радости. Ей хочется убежать куда-нибудь за город, упасть в сухую траву и кататься по ней, подобно молодому счастливому зверьку. Но Дарка только щиплет себя, чтобы убедиться, что это не сон. Она будет петь в хоре! И, хотя это неприлично, Дарка закрывает глаза, чтобы хоть в воображении увидеть удивленное лицо Данка, когда они встретятся на репетиции хора.

Что-то словно пощекотало Дарке затылок. Она поворачивает голову: Стефа Сидор триумфально улыбается ей. Дарка смотрит на нее влюбленным взглядом, и ее большие, влажные от радости глаза словно говорят: «Славная… славная моя подружка! Ты даже не догадываешься, тебе даже не приходит в голову, что означает для меня близость к тем, кто имеет дело с музыкой. Откуда тебе знать, цветик мой, что музыка — это единственное, что может разлучить или соединить меня с Данком? Ведь ты ничего не знаешь о Данке. Здесь никто ничего не знает о Данке…»

— В среду — женский хор, а по пятницам — смешанный, — заканчивает учитель.

Дарка не отваживается подождать Стефу Сидор и вместе с ней спуститься по лестнице. Она никогда раньше не делала этого. Стефа надевает шапочку перед оконным стеклом.

Дарка в радостном порыве обнимает Лидку.

— Хочешь, пойдем есть мороженое? У меня в кармане тридцать пять леев.

Лидка рассуждает практичнее:

— О, лучше халвы купить!

Будет и халва! Пожалуйста! Может быть, еще кто-нибудь чего-то хочет? Может быть, у кого-нибудь еще есть желания? Может быть, у тебя, Орыська? Может быть, у тебя, рыбка Ореховская? А может, ты, красавица Стефа, хочешь осчастливить меня и принять что-нибудь в этот незабываемый день? Все, все получите, что хотите. Дарка в таком опьянении, что сняла бы с себя форму, разодрала на клочки и дарила бы каждому встречному по лоскутику.

Лидка и Орыська берут Дарку под руки (сегодня и в самом деле надо следить за нею — она просто невменяема) и так идут втроем по тротуару, шумные, как мальчишки. Ищут лавку, где есть халва и мороженое.

Орыська хочет отделиться от них. Не к лицу девочкам так вести себя на улице Что, если, не дай боже, увидит кто-нибудь из учителей?

Но Дарку и Лидку возмущает глупое поведение Орыськи. Теперь возвращаться домой? Дарка просто обижена: в такую минуту думать об учителях и «станции»?

Орыська, самая опытная, заводит их через сени в какую-то лавчонку. Здесь так темно, что глаза, привыкшие к солнечному свету, не в силах помочь ногам и те спотыкаются о столик и чуть не опрокидывают его. Пытаясь исправить ошибку, девочки натыкаются на какого-то верзилу, и Дарка громко вскрикивает. Хозяйка «кондитерской» поднимает штору на единственном окне, и оказывается, что они попали в компанию военных. Парни (очень молодые, даже странно, что они уже военные) ничуть не смущены тем, что произошло. Они улыбаются девушкам и сердечно просят по-румынски остаться с ними, выпить по стакану прохладительного. На дворе такая адская жара!

— Пофтим, пофтим, фрумосе домнишоры! [12]

В Дарку уже вселился бесенок, и она хочет остаться. У нее сегодня такой день, что пусть весь мир перевернется вверх тормашками. Тогда Орыська (какое счастье, думала потом Дарка, что хоть Орыська не сглупила!) поднимает красивую головку и спрашивает так, как умеют только Подгорские:

— И ты, Дарка, способна сесть за стол с военными?

Дарка хватает Лидку за руку, и они вылетают на улицу так же шумно, как ввалились сюда.

— Орыська права! Только смотрите — никому ни слова.

Лидка соглашается повести их в кондитерскую Крамолина. На Русскую. Дарке кажется, что когда-то, в детстве, она уже была там с мамой.

— Хорошо! Идем к Крамолину!

Посередине Главной улицы Дарка вспоминает, что здесь, в доме 77, живет ее хорошая знакомая, госпожа Роберт. Может быть, девочки зайдут вместе с ней? Орыська снова возражает: как, теперь?

Ничего. Дарка только позвонит, скажет несколько слов — и все. В конце концов Орыська соглашается. Дарка ведет их на второй этаж, к двери налево.

— Но боже мой, Дарка, — заявляет Орыська, прочитав табличку на двери, — здесь живут какие-то Энгли…

Но Дарка уже позвонила, и теперь ничего не остается, как бежать по ступенькам, и не просто бежать, а так, чтобы пятки сверкали. Подумать только — вдруг кто-нибудь откроет дверь и узнает, что это ученицы из «Личеул Украинян» с «ЛУ» на беретиках.

Орыська, хорошо воспитанная поповна, почти плачет. Нет, знаете ли, спасибо за угощение! Спасибо за компанию! Это добром не кончится. Недаром говорят: до поры кувшин воду носит…

Дарке с трудом удалось уговорить подругу пойти с ними к Крамолину есть мороженое. Они будут вести себя прилично. Ладно, Орыська? Ладно, а? Конечно, «ладно», что тут говорить, мороженое есть мороженое, и случай полакомиться выпадает далеко не каждый день.

В кондитерской Лидка «аристократически», на немецком, заказывает три большие порции. Орыська еще с минуту следит за Даркой, но, увидев, как благопристойно Дарка слизывает с ложечки розовое мороженое, успокаивается.

Всякий раз, как кто-то проходит мимо их столика, Лидка с Даркой начинают один и тот же разговор со слов: «Когда я была в Париже…», но это только забавляет Орыську.

Поели, теперь надо платить, но Дарка никак не может найти деньги. Она перелистала все книжки, выбросила из портфеля все, вплоть до вчерашних хлебных крошек, обшарила все карманы, а денег нет. Нет — и кончено! Деньги ведь не шпилька.

— А что теперь будет? — испуганно спрашивает Орыська.

Но Дарка и не думает впадать в панику.

— Я, верно, потеряла их там, в этой пивнушке, или когда мы летели со ступенек… Другого выхода нет, тебе Орыська придется оставить в залог золотую сережку.

У Орыськи на глазах слезы.

— И надо же было затевать все это, Дарка! Я не могу оставить сережку… Во-первых, ее нельзя снять, во-вторых, это память о крестной… И потом… это ужасно неприлично — закладывать вещи… Так поступают только горькие пьяницы и картежники… Я не могу, Дарка!

— Но мы тоже не можем сидеть здесь до ночи! Орыська, я зову официантку!

Дарка стучит ложечкой по тарелке, и мгновенно перед их столиком вырастает девушка, вся в белом, как медицинская сестра.

— Мы платим. Три большие порции. Сколько?

Орыська хватает Дарку за руку:

— Дарка, я не буду!

— Успокойся! — Дарка высвобождает руку, вынимает из кулака помятые деньги и расплачивается.

— Ты свинья! — не может сдержаться хорошо воспитанная Орыська.

— Нет, Орыська, я только очень-очень счастливая!

Орыська не понимает такого счастья. Она прощается с Лидкой и Даркой, им осталось до дому всего несколько шагов.

— Что мы скажем твоей маме, как объясним, где были до сих пор? — спрашивает Дарка.

Лидка отвечает не задумываясь:

— Не знаешь, что ли? Скажем — на последнем уроке была контрольная. Послушай, — приходит Лидке в голову другое. — Я бы не советовала тебе дружить с Сидор.

— Почему? Что ты имеешь против нее? — удивленно спрашивает пораженная Дарка.

Лидка смеется ехидным смешком.

— Она может оказаться опасной для тебя!

— Что ты говоришь? — не понимает Дарка.

— То, что слышишь! Мне говорили, что Сидор читает запрещенные книжки.

У Дарки нет охоты расспрашивать дальше. Она не хочет портить себе этот прекрасный безоблачный день.