– Такая исключительно добрая барышня, так правильно… так правильно, сношаться рукой, ах, это очень приятно… ручное совокупление… это прекрасно… это очень приятно, приятно, приятно… вверх, теперь вниз… снова вверх, опять вниз… ему это так приятно, добрая барышня, быстрей, быстрей, уже подкатывает, уже подкатывает, у-у-уже по-по-подкатывает…
Я не ощутила почти ни капли, но он всё же должен был остаться удовлетворённым. Напоследок ещё раз скрутив его тонкую нитку, как обычно выкручивают бельё, я отпустила её. Он быстро запахнул полы крылатки и, точно собачонка, лизнул мне руку. Он внушал мне некоторый ужас, но одновременно вызывал жалость.
– Ты славная, славная ты… по-попадёшь в рай!
И с этими словами одним прыжком скрылся в кустах. Я пришла в ярость оттого, что маленький скряга ещё и надул меня, но тут из листвы вылетело что-то блестящее. Это оказалась крона, которую я с радостью подобрала. Мне было чему удивляться. Бедный маленький человек, похожий на безумца или дурачка, и уж наверняка не настоящий мужчина, отдал мне свою последнюю и надо думать единственную крону! Как же он, должно быть, изголодался по женщине. Он, вероятно, совершенно не мог сношаться по-настоящему.
Таким образом, человечек оказался первым из многих, кому я впоследствии «спустила» в Пратере. Этим я худо-бедно в течение долгих недель зарабатывала себе на хлеб. Редко кто-нибудь из них требовал большего, но так же редко я больше получала. Это были преимущественно несчастные люди, очень грязные и опустившиеся, но редко кто из них вёл себя грубо со мной, разве только если выпивал лишнего. Они чуяли, что я такая же бедная, как и они, а может ещё беднее, и были добры со мной, насколько может быть добрым мужик, одержимый похотью, по отношению к бедной потаскушке. Со многими «бродягами», «разбойниками», бездомными и простыми солдатами я общалась в ту пору на лужайках Пратера, ублажая их члены. Нередко случалось, что у кого-то из них не оказывалось за душой даже кроны, а только несколько гривенников. Но и те мне приходилось волей-неволей отрабатывать, потому что вперёд они никогда не платили. Более того, частенько кто-нибудь из них потом давал дёру. Свою первую, с таким трудом заработанную крону я в тот вечер так истратить и не смогла. Потому что когда – было уже, вероятно, часов одиннадцать – я пошла через Пратер домой, то специально сделала небольшой крюк через торговую линию Вурстельпратера в надежде, что там, может быть, ещё что-то открыто. У меня с утра маковой росинки во рту не было, и мне хотелось хоть чем-нибудь перекусить на ночь. Но все лотки и киоски были уже закрыты, и только в небольшом ресторанчике, расположенном неподалеку от сосисочной, ещё горел свет. Впрочем, ни единого посетителя там уже не было, только официант в рубашке с засученными рукавами, прислонившись, стоял в дверях и глубоко вдыхал прохладный вечерний воздух. Когда я вполголоса спросила его, не могу ли я получить что-нибудь горячее, он рассмеялся и ущипнул меня за руку:
– Горячего? У меня всегда!
И проводил меня к маленькому столику в зале, усевшись за который, я смогла, наконец, расслабиться и несколько минут передохнуть, пока парень возился на кухне. Только теперь я почувствовала, как болели у меня от усталости ноги. Вскоре он, добродушно усмехаясь, возвратился в зал и поставил передо мной суповую тарелку, полную гуляша, большой бокал пенистого пива, огромный «фирменный» бутерброд и положил несколько дешёвых сигарет. Он сидел рядом со мной и, ухмыляясь, смотрел, с какой жадностью я принялась уминать всё за обе щёки, даже не подумав о том, что не смогу оплатить это изобилие своей единственной кроной. В мгновение ока покончив с едой, я хотела, было, заплатить, но он отказался взять деньги и добродушно произнёс:
– Ладно уж, девушка, считай, что тебе повезло. Эта крона тебе нелегко досталась. Если тебе снова что-то понадобится, я имею в виду после «работы», заходи, когда я здесь и ты всегда что-нибудь получишь. А сейчас, я вижу, ты идёшь домой, время и мне уже закругляться!
Мной вдруг овладело озорство, я вкусно поела, была сыта, чего давненько со мной уже не случалось, и голова немного кружилась от быстро выпитого бокала пива. А кроме того, мне понравился этот молодой, крепкий парень с загорелыми, жилистыми руками. На запястье у него синей краской был вытатуирован браслет, возможно, прежде он был борцом или кем-то в этом роде, и я подумала, что он, должно быть, способен прекрасно исполнить номер. После жалкого недавнего сморчка в кустах, которому я с горем пополам всё-таки сумела «спустить», мне снова захотелось ощутить у себя между ног настоящего мужчину. Свою маленькую плюшку я сегодня хотела бы тоже угостить горячим ужином. Когда он теперь начал собираться закрывать заведение, я с неподражаемым кокетством сказала:
– Но у меня время закрытия ещё не настало!
И неожиданно для него высоко подняла юбки и раздвинула ляжки, предоставив ему возможность полюбоваться симпатичными зарослями волос, росших в ущелье. Он с весёлым видом поднялся из-за стола и заметил:
– Ну конечно, благодарность – прекрасное качество в человеке. Я особенно возражать не стану и сделаю всё как положено. Но только не здесь, пойдём-ка лучше со мной!
Он повёл меня в маленькое боковое помещение, служившее местом хранения для пустых бутылок из-под содовой, порожних бочек и всякой рухляди. Там он посадил меня на большую, пустую бочку из-под пива, лежавшую на боку. Я обхватила его ногами за пояс, и он воткнул мне свою затычку в предназначенное для неё отверстие, которое уже наполовину открылось. Потом он подхватил меня за ягодицы и, всё время то, подкатывая меня вместе с бочкой к себе, то, снова отодвигая обратно, взялся нанизывать меня на свой вентиль, оставаясь при этом неподвижным. Я крепко ухватилась за его широкие плечи и чуть слышно повизгивала от удовольствия. Он напомнил мне пивного барышника, который, когда я была ещё ребёнком, сношал меня в подвале, но нынешний партнёр был вдобавок молодым и симпатичным. Он неторопливо и размеренно приближался к оргазму и, в то время как бочка каталась и грохотала, медленно говорил:
– Вот видишь… бочка поднимает плюшку повыше, такую сладкую… так намного луч… ше, чем на краю стола… и меньше… движений приходится делать… при спаривании… а такая вот бочка… просто замечательное… приспособление… а-а… если она… уже… пустая… да… Какая узенькая у тебя тёрочка… стоящая, ты… долго не задерживайся… Сейчас сифон будет брызгать в плюшку… я должен… я должен… да-а-а-а-а-а… кх-х-х, ш-ш-ш-ш-ш!
Он имитировал звук наливаемой из бутылки содовой, а его сифон внизу выполнил это практически. Я тоже кончила превосходно и, когда он опустил меня с бочки, в знак благодарности легонько укусила его за плечо.