его ни секунды, черт возьми. Поэтому я бросился на него. Решение, которое я не могу изменить, потому что то, что я сделал, было его смертным приговором. У него не было шанса. Никогда. Они использовали его как приманку, чтобы заманить меня внутрь. Никаких исключений за то, что я сделал…
Я проснулся, задыхаясь. Как в фильме в супер замедленной съемке и вернувшийся обратно в реальность. В фильме, бросающий вызов логике, но со смыслом места, где только что был в своем сне. В какой-то момент я был с головой зарыт под гнетущей тяжестью темноты и отчаяния, но в долю секунды меня отбросило на поверхность, заставляя проснуться.
Я чертовски ненавидел это.
Эти сны преследовали меня.
И из-за них я все проебал.
Я спал в одной постели со своей беременной женой. Это та часть, которой я боялся больше всего на свете. Момент, когда пришлось лежать там, подвешенный и напуганный, чтобы взглянуть на нее и проверить, мирно ли она спит… или безмятежно бодрствует. Поймала ли она меня на этот раз? Или я мне снова удалось проскочить?
Собравшись с духом, я поднимаю взгляд.
Поворачиваюсь к ней медленно, боясь разбудить ее — что было абсурдно, потому что люди постоянно двигаются во сне — в надежде, что она не видит, не слышит… не знает.
Бринн спит на боку, спиной от меня.
Спасибо, Боже!
Моя девочка теперь спала не так крепко, когда была беременна, в отличии от меня. Пытаться объяснить причины моих кошмаров, выяснить, почему возникли так внезапно после того, как были похоронены в течение многих лет, невозможно.
Причина была в Бринн. Я нашел ее, затем влюбился — все это пробудило во мне собственнический инстинкт. Она просто завела меня, и все. Да, я стремился заполучить ее, но именно Бринн ответила мне взаимностью, впервые заставив меня переживать. Именно то, что она подарила мне покой, изменило ее саму.
До Бринн я мог похоронить все плохое и ужасное, отстраняясь от того, что со мной произошло, и отключить все эмоции. Я был изолирован и без всяких эмоций. Но не теперь.
Сейчас, когда у меня было воспоминание, последовательность событий была еще более безумной, чем обычно. В голове прошлое и настоящее слились воедино, в беспорядочный клубок, который засел в подсознании, но не был и близок к реальности. Дерьмо, которое произошло, смешалось с тем, что могло произойти, но не произошло. А потом я оказался в чертовом будущем… Я был уверен, ублюдок убьет меня.
Есть куча дерьма, о котором нужно беспокоиться в будущем.
Влюбленность меняет человека. Ты поймешь это потом, в тот момент, когда, казалось, не о чем беспокоиться до того, пока кого-то не потеряешь. Что тогда?
Маленькая загвоздка, идиот. Ты можешь потерять их. И не только в переносном смысле. У тебя куча гребаных причин для беспокойства. Например, сможешь ли ты продержаться еще день, если какой-нибудь ненормальный заберет единственного дорогого тебе человека на земле?
Бринн была для меня таким человеком. Она была нужна мне, чтобы я мог жить сейчас.
И, к счастью, она все ещё спала, в безопасности. В постели со мной, не потревоженная моим подсознательным бредом.
Я сделал глубокий вдох и убедил себя, что смогу это сделать. Я стал лучше различать прошлое от страха перед неизвестностью в будущем.
Поэтому я сосредоточился на успокаивающем аромате Бринн и скользнул, чтобы прижаться к ее телу, утыкаясь лицом прямо в ее волосы, рассыпанные на подушке, где я мог вдыхать опьяняющий запах цветов и цитрусовых, который принадлежал исключительно ей.
Я положил руку на ее живот, который увеличился со времени нашего медового месяца, но все еще не казался очень большим — просто изогнутый холмик там, где раньше было плоско. Прошло восемнадцать недель, и теперь у нас был сладкий картофель, если верить приложению TheBump.com 7, который был добавлен в закладки «избранное» на всех моих устройствах. Мне нравилось знать, чего ожидать.
Бринн не хотела знать пол нашего ребенка, и мы до сих пор не знаем, потому что было еще слишком рано говорить, но она поразила меня своей терпимостью и выдержкой, когда как большинство других людей умоляли бы узнать информацию сразу. Она сказала, что хочет удивиться, когда встретится с малышом. И я должен уважать это. Я бы все равно облажался, если знал, и испортил сюрприз, и тогда у меня были бы большие неприятности. Лучше, если бы мы оба были в неведении относительно того, кто у нас будет — Томас или Лорел.
Любому из них мы бы были рады.
Я снова начал засыпать, расслабленный и умиротворенный ее мягкостью рядом, когда она стала ерзать. Ее дыхание участилось, а тело напряглось. Она коснулась своего живота, пока не коснулась моей руки на нем.
— Итан?
Ее голос был взволнованным, почти испуганным и странно тихим, и я понял — она крепко спала и все ещё была во сне.
— Шшш… Я здесь, с тобой, детка.
Я нежно погладил ее животик, медленно вырисовывая круги по ее ночной рубашке и зарываясь носом в волосы, пока она не успокоилась от беспокойного сна.
Я закрыл глаза, наконец-то начиная погружаться в царство морфия, когда Бринн заговорила снова, на этот раз ясно и отчетливо…
— Всегда с тобой, Итан.
Мои глаза резко открылись.
Ее откровение ошеломило меня, не из-за того, что она сказала, а из-за того факта, что даже во сне, во снах, где сознание отключено, моя девочка была рядом, любила меня — все время проявляла свою заботу.
Мы были крепко связаны.
Независимо от того, что уготовила мне судьба, я никогда не смог бы отпустить ее.
* * *
Этот дом был очень большим. Чересчур, черт возьми, огромным для нас, подумал я. Это подтверждалось размерами современного гаража, в котором я в тот момент парковал машину. Он все еще сохранил свой первоначальный фасад, выглядя снаружи как каретный сарай, в котором он был первоначально построен более двухсот лет назад. Как в больших гребаных каретах и экипажах, запряженных упряжками лошадей и управляемых кучером. Для меня это было более чем немного странно, потому что я всегда жил в городе. Родился и вырос там. Но, тем не менее, мы уже любили этот дом, и в глубине души я знал, что для нас было правильным поселиться здесь. Мы еще не могли жить здесь все время, но три-четыре дня выходных вполне было достаточно. И мы пока не могли отказаться от Лондона полностью, потому что там был