Читать интересную книгу Анна Герман - Александр Жигарев

Вечером состоялось торжественное закрытие фестиваля. Анна подъехала к концертному залу на такси и, выйдя из машины, сразу же столкнулась с Катажиной Гертнер.

- Как услышала тебя в Варшаве по телевидению, сразу отбросила все дела - и сюда, в Ополе! Мчалась, чуть не разбилась, сто пятьдесят километров на спидометре. О, познакомься. - Она кивнула в сторону высокой блондинки, стоящей неподалеку. - Это мой водитель Ванда, сегодня мы втроем отпразднуем успех. Какую песню я для тебя сделала! Ты должна на меня молиться: если бы не я, никто бы никогда не узнал тебя!

Что-то кольнуло Анну в сердце, ощущение радостного подъема исчезло.

- Конечно, Катажина, - ответила она непроизвольно, - я так благодарна тебе...

- Ну-ну, - прервала ее Гертнер, видно, поняв, что на сей раз слегка переборщила, - ты молодец, ты великая певица... - Потом расхохоталась и добавила: - А я величайший композитор современности!

После вручения премий был банкет. Анне казалось, что еще никогда она не чувствовала себя так хорошо. Она даже выпила три бокала шампанского. Посмотрев в зеркало, увидела румянец на щеках и счастливые блестящие глаза... К ней подошел какой-то человек.

- Кажется, мы знакомы с пани. Ну да это не важно. Я имею честь предложить вам поездку на телевидение ГДР, всего на три дня. Интересная шоу-программа.

Это был тот самый человек, который в прошлом году в Сопоте требовал у нее денег.

Разные люди подходили к Анне, чокались с ней, пили за ее здоровье, лестно говорили о ее даровании, даже о гениальности...

На следующий день газеты запестрели ее фотографиями. Телефон в ее номере начал звонить с десяти утра (а она легла спать в пять). От звонка проснулась с сильной головной болью, коротко ответила на поздравление незнакомого человека, положила трубку. И снова - телефонный звонок. Потом еще один. Положила на телефон подушку, чтобы не слышать звонков, и снова уснула.

После обеда в ее номере объявился "пан из Сопота" - так Анна сама прозвала его. Он сказал, что через неделю Анна должна быть в Варшаве. Оттуда поездом - в Берлин, на телевидение, а через две недели - отъезд в Москву.

Дни замелькали, как в калейдоскопе, Анне начало казаться, будто жизнь превратилась в сплошной праздник - бесконечные приемы в самых разных инстанциях, поздравления, пожелания, приветственные адреса. Времени для репетиций не хватало,

"Э, да еще несколько месяцев приветствий, и я стану профессионально не пригодной!.."

В Берлине прямо с вокзала Анну повезли на телевидение.

- Где фонограмма? - спросил режиссер.

- Нет у меня фонограммы, - смущенно ответила Анна. - Мне в Варшаве о фонограмме ничего и не говорили. У меня есть партитура для оркестра...

- Прекрасно! - воскликнул режиссер. - Все дело в том, что у нас нет оркестра. Участники нашего шоу поют под фонограммы. Во всем мире все давно поют под фонограммы!

Анна пожала плечами.

- Что же мне делать?

- Пойдите в центральный универмаг, накупите побольше, а вечером мы отправим вас домой. Удивительная неорганизованность! - Он зло махнул рукой и через минуту уже оживленно беседовал с художником.

"Если бы я знала, что надо петь под фонограмму, я ни за что бы не поехала. И не только потому, что у меня ее просто нет. А потому что фонограмма, в конце-то концов, - обман! Пропадает непосредственность, настрой, само творчество, которое всякий раз неповторимо. Пусть фонограмма гарантирует качество, стабильность, облегчает труд артиста, но все-таки это обман и зрителей, и самих себя..." - рассуждала Анна.

Через несколько часов в гостинице ее нашел помощник режиссера, попросил срочно партитуру, собрали ансамбль. Через два часа - репетиция. Анна единственная в программе - пела с "живым" оркестром!

Из Берлина Анна поехала во Вроцлав - домой. Через три дня ее ждала долгая поездка в Советский Союз, и эти два дня отдыха она решила провести дома. Она удивилась и обрадовалась, когда на вокзале увидела знакомую фигуру Збышека. После фестиваля в Ополе они виделись редко - и он и она были так заняты, что даже по телефону разговаривали редко. Вообще Анна не очень жаловала телефонные разговоры. Другое дело, когда видишь глаза, улыбку, губы...

- Збышек! Дорогой мой! - кинулась к нему Анна. - Как мне тебя не хватало! Ох, как я по тебе соскучилась! А ты не разлюбил меня?

Збышек молча крепко прижимал ее к себе. И ласково гладил ее по голове.

- Как я счастлива, что мы собрались все вместе! - говорила Анна за вечерним, по-праздничному накрытым столом. - Правда, мама, как мне повезло?! Есть любимая работа, есть любимый Збышек, и вы живы-здоровы... Ну, что еще надо?..

- Надо бы радоваться и бога не гневить, - сказала по-русски бабушка. Ты в Россию едешь, Анюта, так поклонись Родине.

"Тук, тук", - стучат колеса поезда. Только что миновали Брест, советские пограничники раздали паспорта. А за окнами по-прежнему зеленеют леса, склоняются под сильным ветром березы, голубеют в густой траве нежные васильки...

Родина, родная земля! Как часто Анна мысленно возвращалась сюда! К березам и василькам, которых сама в детстве не знала, но о которых читала в книжках. К горючим пескам, окружавшим Ургенч. В сам Ургенч, казалось, плавившийся под жарким солнцем. К людям, с детства окружавшим ее, которые в тяжелейшие годы помогли выжить, согрели человеческим теплом и участием, вселили веру в справедливость...

В 1956 году был посмертно реабилитирован ее отец. Справку о его реабилитации она читала со слезами на глазах: "А ведь все могло быть иначе..." Теперь она ехала к себе на родину как певица из другой страны. Дружественной, братской, но все равно - другой...

Россия и Польша. В истории взаимоотношений этих государств было немало мрачных, трудных, окрашенных горечью страниц, Но было много и славных, возвышенных, героических. Лучшие люди России и Польши - знаменосцы просвещения, науки, культуры, искусства - всегда тяготели друг к другу, их связывали тесные, нерасторжимые узы. "За вашу и нашу свободу" - этот славный лозунг революционной солидарности XIX века наполнился новым содержанием в годы второй мировой войны.

Анна всматривалась в пейзаж за окном и пыталась вспомнить тот путь на запад, который она девочкой проделала вместе с матерью и бабушкой. Это было давным-давно. И вместе с тем так недавно. Но как она ни напрягала память, как ни пыталась - ничего узнать не смогла. Да и что можно узнать, если за окном только лес да поле и мимо проносятся маленькие белорусские станции. Но сердце бьется часто-часто, вот-вот выпрыгнет из груди! Как ни старайся, сон не придет. Родина...

А вот и Москва - огромная столица великой державы. Тогда, после войны, они проехали ее поздно ночью. А сейчас утро. Автобус несется с Белорусского вокзала по нарядной улице Горького, потом сворачивает на Садовое кольцо, заполненное машинами. Анна сидит, прижавшись к окошку. И молчит. И думает о своей судьбе, которую иначе как драматической не назовешь. И чувствует себя бесконечно счастливой... Еще поворот, и автобус пересекает Москву-реку. Перед ними - небоскреб гостиницы "Украина". Товарищи по поездке - Мария Котербская, Дана Лерская, Веслава Дроецкая, Януш Гнятковский, Ежи Мильян чувствуют себя знатоками Москвы. Они уже бывали здесь не раз и, коверкая русские слова, оживленно болтают со встречающими их работниками Госконцерта.

Первый концерт в Москве. Как справиться с волнением? Чтобы не сорваться, не дать возможности эмоциям помешать профессионализму, годами отточенному мастерству? Анна чувствует, что голова стянута железным обручем, а сердце стучит так сильно, что оглядываешься - не слышит ли кто рядом этого стука.

Но коллеги шутят, им весело, они едут на концерт в хорошем настроении. Мужчины одеты с иголочки, лица холеные, тщательно выбритые. Как не похожи эти гастролеры, привыкшие к зарубежным турне, на тех артистов, с которыми она начинала, с которыми колесила по провинции! На вечно невыспавшихся людей с бледными, усталыми лицами, одетыми более чем скромно - в потертые джинсы, бесформенные грубые свитера, плащи цвета хаки. Эти звезды другие! Они знают себе цену, привыкли к успеху и воспринимают его как должное.

- Бьюсь об заклад, - восклицает Януш Гнятковский, - я один смогу петь весь вечер, причем "Бесамэ мучо" семь раз на бис, а "Истамбул Константинополь" - одиннадцать!

- Подумаешь, удивил! - презрительно усмехается Веслава Дроецкая. - Да если хочешь знать, так и я в Ленинграде месяца три назад по полтора часа со сцены не уходила... А эта Лоубалова! "Красную розочку, красную розочку я тебе дарю...". И еще: "Я вас всех очень, очень люблю..." И успех обеспечен!

Кто из артистов не мечтает иметь успех у публики? Таких нет. Но только какой ценой? Одни свято верят в свой талант и мастерство. Другие надеются на "проходной" репертуар, третьи - на экстравагантность и неожиданность, четвертые - на дурные вкусы публики... Анна в тот вечер мечтала понравиться москвичам, мечтала и горько жалела, что у нее почти не было времени готовиться к гастролям, что у нее лишь партитуры совершенно здесь неизвестных польских песен, что в репертуаре ее нет ни русской, ни советской песни. Да и вообще репертуар у нее не выигрышный - ни одной ярко выраженной ритмичной песни с интонациями шлягера.