желание расти, мне нравится чувствовать его силу и нервирующую интенсивность, поглощающую меня целиком.
Одна его рука оставляет мои волосы, затем его пальцы прокладывают горячую дорожку по моей ключице и дальше вниз. Его ладонь принимает вес моей груди, и он сжимает ее так сильно, что я хнычу ему в рот. Мои губы покалывают от всего этого трения, но я не могу насытиться его темным и хищным вкусом.
Я сошла с ума.
Другая рука Николаса опускается к моим ягодицам, и когда его пальцы впиваются в мою ягодицу, он отпускает мою грудь. Его ладонь обжигает мои изгибы, прежде чем скользнуть между моих ног. Он обхватывает меня через легкое летнее платье, которое на мне надето, удовлетворенный стон вырывается из глубины его груди.
Поднимая руки к его челюсти, я упиваюсь ощущением щетины под моими пальцами.
Боже, этот мужчина.
Наше дыхание прерывистое, и все, что я могу сделать, это задыхаться. Внезапно он отрывает свой рот от моего, затем облизывает чувствительную кожу над моим учащенным пульсом, прежде чем прикусить.
Жалобное хныканье покидает меня, мои глаза почти закатываются от того, как безумно хорошо это ощущается.
Его ладонь начинает массировать меня между ног, и, мои бедра поворачиваются, и я прижимаюсь к его прикосновениям.
— Блять, – вырывается у него, это резкое слово звучит настойчиво. Приподнимая мое платье, Николас просовывает руку под кружево моих трусиков. От его столь интимных прикосновений у меня невероятно сильно сжимается живот.
Его палец проникает в меня, вырывая из него еще один стон.
— Господи, ты вся промокла.
Мои щеки пылают, но прежде чем я начинаю чувствовать себя неловко, его рот снова прижимается к моему. Меня уносит в облако наслаждения. Хныканье и вздохи – мой единственный способ передать, как мне хорошо.
Он двигается с силой, его ладонь неустанно массирует меня, его палец погружается и выходит из меня, пока мое тело не напрягается, и оргазм – такой сильный, что лишает меня всех остальных чувств, – захватывает меня в свои электризующие объятия.
Я кричу в рот Николасу, мои ногти царапают его челюсть, в то время как мое тело бьется в конвульсиях. Он заставляет меня наслаждаться оргазмом до тех пор, пока из меня не иссякнут последние силы.
Поднимая голову, мы хватаем ртом воздух. Мои глаза открываются как раз вовремя, чтобы увидеть, как необузданная похоть искажает черты его лица.
Нам требуется мгновение, чтобы осознать, что только что произошло. Николас убирает руку с моих трусиков и, сделав шаг назад, его лицо превращается в непроницаемую маску.
Проходят долгие секунды, и осознание того, что я просто позволила Николасу целовать и прикасаться ко мне, пробирает меня до дрожи.
Я позволила ему довести меня до оргазма.
Черт возьми.
Почему я позволила этому случиться?
У меня нет времени что-либо обдумывать. Глаза Николаса скользят по моему телу, затем он опускает взгляд на палец, который только что был внутри меня.
Поднимая глаза обратно к моему лицу, в его темном взгляде только жестокость.
— Уходи.
Что?
Когда я не реагирую, он рявкает:
— Убирайся, Тереза!
Мое сердце болезненно сжимается, и, присев на корточки, я беру свою сумочку, прежде чем выбежать из офиса.
Я добегаю до внедорожника и даже пристегиваюсь ремнем безопасности, прежде чем сильная дрожь сотрясает мое тело. Все эмоции, которые я подавляла, нахлынули обратно, как приливная волна.
Стыд.
Замешательство.
Гнев.
Мое беспокойство перерастает в хаос, и, роясь в сумке, я хватаю баночку ксанакса. Я быстро кладу таблетку под язык и, закрыв глаза, пытаюсь отдышаться от суровой реальности.
Николас поцеловал меня и довел до оргазма в качестве наказания.
Серьезно? Действительно ли это причина?
Неужели он настолько жесток, что унизил бы меня, просто чтобы доказать свою точку зрения?
Мои эмоции превращаются в водоворот разрушения, засасывающий мое сердце в темную дыру.
Но…
Ему это нравилось, потому что он желал меня или потому, что он просто хотел проявить свою власть надо мной?
К тому времени, как внедорожник останавливается перед моим многоквартирным домом, действие ксанакса заканчивается, и все, что остается, – это мир боли и замешательства.
Мои ноги немеют, когда я поднимаюсь по лестнице на четвертый этаж, и когда я достигаю входной двери, падает первая слеза. Я захожу внутрь и бросаю свою сумку на стол, прежде чем запереть дверь за собой. Прислоняясь спиной к двери, я соскальзываю вниз, пока моя задница не касается пола. Я обхватываю руками голени и прижимаюсь лицом к коленям.
Я не могу поверить, что он может быть таким жестоким. Я понимаю, что между нами нет утраченной любви, но использовать секс как инструмент для контроля надо мной – это переходит все границы.
Но мне казалось, что он действительно хотел меня. То, как он поцеловал меня, было так, словно я была его следующим вздохом.
Поднимая голову, я начинаю хмуриться.
Может быть, он потерял контроль, а потом был так же шокирован, как и я? Может быть, он не хотел, чтобы это произошло, и не пытался использовать это как инструмент, чтобы заставить меня подчиняться его правилам?
Что, если физическое влечение двустороннее?
Мои брови приподнимаются, когда я обдумываю такую возможность. Конечно, он бы наслаждался этим фактом, если бы хотел причинить мне боль? Если я что-то и знаю, так это то, что Николас не упустит возможности поставить меня на место.
Святое дерьмо.
Это значит…
Влечение взаимно, и он хотел меня так же сильно, как я хотела его.
Отбросив ненависть, мы оба наслаждались этим.
Святое. Дерьмо.
Значит ли это, что у меня действительно есть какая-то власть в этой извращенной игре?
Глава 14
НИКОЛАС
Я был в секунде от того, чтобы раздеть ее догола, перегнуть через стол и трахнуть ее грубо.
О чем, черт возьми, я думал?
О, точно, я не думал.
Мой гнев разгорается, когда я взмахиваю рукой по своему столу, разбрасывая бумаги, канцелярские принадлежности и ноутбук.
Christé mou.
Дыши.
Я делаю глубокий вдох, затем так же быстро выдыхаю. Мне приходится подавлять желание зарычать, как гребаный зверь.
Что, блять, за хрень?
Я никогда раньше так не терял контроль. Да, у меня вспыльчивый характер, и если я чего-то хочу, я это беру. Но…
Ох. Блять.
Правда сильно врезается в мое нутро.
Поднимая руку к шее, я пытаюсь успокоиться, чтобы мыслить ясно.
Вместо того, чтобы сориентироваться, воспоминания о припухших губах Тесс, звуках ее стонов и всхлипываний, ощущении ее жара, сжимающего мой палец, –