«В сентябре 1998 г., - описывает Роджер Ловенстейн события, завершившиеся крахом LongTermCapitalManagement, - операторы остро ощутили растущий риск. Спрэд между "безопасными" казначейскими облигациями и менее безопасными корпоративными или иностранными облигациями нарастал. Многочисленные участники рынка облигаций одновременно пришли к одинаковому выводу. Спеша покинуть рынок… они создавали риск не только для себя, но и для всей мировой финансовой системы».
Ловенстейн объясняет, что случается, когда м-р Рынок начинает чудить: «Когда убытки растут, обремененные долгами инвесторы, такие, как LongTerm, вынуждены продавать даже себе в убыток. Когда фирме приходится продавать па рынке, на котором нет покупателей, цепы падают до неправдоподобно низкого уровня. Вот лишь один пример: доходность облигаций NewsCorporation, которая недавно еще была на 110 пунктов выше доходности казначейских, теперь стала на 180 пунктов выше, хотя при этом перспективы компании не изменились ни на йоту. В долгосрочной перспективе такой разрыв в ценах может представляться абсурдным. Но долгосрочны!! подход это роскошь, которая не всегда доступна тем, кто обременен долгами: у них есть шанс так долго не протянуть».
Ловенстейн описывает то, что статистики именуют «тяжелый хвост». Колоколообразная кривая должна быть совершенной - совершенной в той же степени, в какой, по мнению Нобелевских лауреатов, совершенен сам рынок. Но рынок не совершенен ни в математическом, ни в логическом смысле. Он совершенен только в моральном смысле: каждый получает более или менее то, что заслуживает.
В крайних ситуациях цены ведут себя нелогично. Инвесторы пребывают в иррациональной эйфории, когда цены достигают максимума на одном конце кривой, и они же впадают в иррациональную панику, когда цены уходят на другой конец. Очень немногие акции, например, заслуживают того, чтобы их цена была чрезмерно низкой или высокой.
Да, такое обычно бывает с очень немногими акциями. Но в том мраке, куда уходят концы колоколообразной кривой, страх и алчность тревожат рынок, заставляя цены выписывать пируэты, предвидеть которые невозможно. Инвесторы покупают акции по абсурдно высоким ценам в высшей точке подъема и продают их по смехотворно низким цепам в низшей точке падения. «Хвосты» по обеим сторонам колоколообразной кривой вдруг поднимаются благодаря столь нелогичного поведению участников рынка. Но люди вольны верить во что вздумается. И время от времени они почти единодушно начинают верить в одно и то же. В середине 1990-х годов профессора получали Нобелевскую премию за демонстрацию того, насколько совершенны рынки и как можно выразить количественно соотношение «риск/доходность», как будто успех инвестиций можно вычислять по актуарным таблицам или бросая кости.
Когда вы бросаете кости, легко подсчитать вероятность того, что выпадет та или иная комбинация. И шансы всегда одинаковы. Вероятность того, что выпадут две единицы, одинакова, даже если эта комбинация выпадала уже сотню раз. И вероятность того, что она выпадет 101 раз, такая же, как в первый. У костей пет памяти. У инвесторов же, может быть, плохо с воображением, но память у них есть. И оценки вероятности будущих событий они всегда изменяют в соответствии с последними тенденциями. Период 1982-2000 гг., например, был отмечен настолько замечательной доходностью фондового рынка, что инвесторы начали ориентироваться па это.
Цепы являются функцией уверенности. Когда инвесторы уверены, цены растут. Когда нет - цены падают. Но уверенность также сходится к средней. Потребовалось 18 лет повышения курса акций, чтобы уверенность инвесторов в продолжение этого роста достигла пика. Потребуется несколько лет, чтобы сбить се к долгосрочному среднему значению. Хотя ни большинство инвесторов, ни большинство лауреатов Нобелевской премии не в силах вообразить этого, по шансы на то, что следующие 20 лет будут такими же, как предыдущие 20 лет, ничтожно малы. Когда инвесторы напуганы, объясняет Ловенстейн, капитал начинает перетекать из более рискованных активов в менее рискованные, и это никак не связано с их реальной ценностью. В трудных обстоятельствах никто не вложится в самые рискованные проекты.
Бегут, не научившись ходить
Руководство LongTermCapitalManagementбыло настолько уверено в своих компьютерных моделях и столь нацелено на выжимание всей возможной прибыли, что оказалось обладателем самых рискованных ставок в истории рынка. И это были не дешевые акции. Компания не могла просто сложить руки и ждать, когда рынок придет в чувство. Ведь LTCMвладела производными контрактами и другими инструментами, не обладающими собственной ценностью и по которым не выплачиваются дивиденды. Более того, благодаря своей выдающейся репутации она смогла покупать свои контракты, почти не тратя наличных. В какой-то момент времени на каждые 100 долл. потенциальных убытков по деривативам компания имела только на 1 долл. «первичных» ценных бумаг. Стоило рыночной цене лишь па 1% измениться не в том направлении - и компания была бы сметена.
Летом 1998 г. рынок ежедневно двигался не в том направлении. На кредитных рынках цены ушли в «тяжелый хвост» колоколообразной кривой: все участники рынка стремились одновременно избавиться от одних и тех же позиций. И профессора не знали, что с этим поделать. Такого рода неустойчивости они не предусмотрели.
Компанию назвали LongTermCapitalManagement, но всего через четыре года после создания ее владельцы оказались перед стеной цен, которая, по их словам, может возникнуть лишь раз в миллиард лет. Их математические модели, утверждает Ловенстейн, показывали, что такое состояние рынка «настолько необычно, что вряд ли может иметь место за все время существования Вселенной или даже за несколько ее существований».
«Такого профессора не предусмотрели, - пишет Ловенстейн. В их моделях рынок отличается полной прогнозируемостью, чего никогда не бывает; они забыли об отличающих реальных операторов рынка инстинктах хищнического стяжательства и самосохранения. Они забыли о человеческом факторе».
Они были правы в том, что касается сходимости к средним значениям. Все, что выходит из пределов, со временем непременно возвращается в отмеренные границы. Но затем опять происходит выход из берегов, и хвосты тяжелеют. Иногда цены отклоняются от средних значений. Иногда они возвращаются к ним. При достаточно большом «финансовом рычаге» можно обанкротиться в обоих случаях. Умники из LTCMпотеряли 4,5 млрд долл., значительную часть которых составляли их собственные деньги.
Банки также потеряли деньги. Они потеряли бы намного больше, если бы не пришли на выручку LTCMи… если бы центральный банк не спас всех, расширив кредит. Новые кредиты достались новым гениям, таким, как Enron. Когда весной 2001 г. все это эффектно вскрылось, Фрэнк Партной сообщил комитету Конгресса, что по сравнению с Enronкомпания LTCMбыла что-то вроде «пивного ларька»36. За один год Enronбольше заработал на торговле производными ценными бумагами, чем LTCMза все время своего существования.
Федеральный резервный банк Нью-Йорка помог спасти мир от LTCM, но эта операция завершилась таким замечательным успехом, что подготовила инвесторов для компании Enron, и это обошлось им в 16 раз дороже.
Юдоль слез
К тому времени, когда большие рынки «быков» достигают пика, теория и практика приучают инвесторов к мысли, что акции продавать неразумно. Мало того, что последние двадцать лет курс акций полз вверх, но еще и Нобелевские лауреаты по экономике недавно доказали, что продавать акции - это всегда неразумно. Гипотеза эффективного рынка, впервые сформулированная в 1960 г. Юджином Фама, принадлежит к ряду поразительных теорий, достойных пера Фрейда или Маркса, одновременно отличающихся глубиной и полной абсурдностью.
Ее глубина проявляется в деталях, зато абсурдность лежит прямо на поверхности. Суть концепции в том, что рынки учитывают всю возможную информацию и предпочтения участников. В силу этого они совершенны: они отражают совокупное суждение всех участников рынка. Напротив, любой отдельный участник, скажем, отдельный инвестор, обладает лишь незначительной информацией. Он может думать, что цены вырастут или упадут, и соответственным образом «голосовать» своими деньгами. Но его суждение ущербно. Он может ошибиться, а рынок всегда нрав. Рынок не может ошибиться, так же как не может быть ошибочной воля избирателей. Демократия не знает более высокого авторитета, чем воля большинства. Точно так же рынки всегда назначают безошибочно верную иену. Ни рынки, ни демократия не доступны совершенствованию, потому что они и так совершенны. Похоже, что и здесь история прекратила течение свое.