Читать интересную книгу Прокурор республики - Аркадий Ваксберг

Духонин отвел глаза.

- Что со мной будет?

- Мне приказано доставить вас в Петроград.

- А потом?

Крыленко пожал плечами.

- Вы ведь знаете, что наша революция не злопамятна. Ну а чем нам платят за это враги? После взятия Зимнего юнкеров отпустили под честное слово. Они тут же подняли мятеж. С Гоцем конвоир поделился последним куском хлеба. Он подло обманул его, сбежал в ставку, чтобы подбить вас на бунт. Краснов дал мне лично слово солдата не воевать против революции.

Сбежал, сколачивает казаков для похода на Петроград и Москву. Так сколько же можно нам благодушествовать? Разве тот, на кого нападают, не вправе обороняться?

За окнами вагона послышались возбужденные голоса: "Тут он!", "Пусть выйдет!" Крыленко подошел к окну, увидел толпу. Многие были в солдатских шинелях и матросских бушлатах. Люди размахивали руками и чтото кричали.

- Товарищ Приходько, - обратился Крыленко к коменданту, который стоял в коридоре, - узнайте, пожалуйста, что им надо.

Вскоре Прихсдько вернулся.

- Требуют, чтобы вышел генерал Духонин. Я выставил часового у входа и потребовал, чтобы все разошлись. Не подчиняются, товарищ верховный...

- Хорошо, я выйду сам, - Крыленко накинул свой короткий нагольный полушубок, точно такой же, в какие были одеты матросы из отряда балтийцев, потертую папаху. - Ждите меня здесь, генерал, и никуда не выходите.

- Что за митинг, товарищи? - крикнул Крыленко с площадки вагона. - Чем недовольны?

- Духонина сюда!-кричали из толпы.-Пусть объяснит, зачем корниловцев отпустил!..

Весть о бегстве из Быкова генералов вместе с Текинским полком дошла, как видно, до солдат только сейчас. Ярость требовала разрядки.

- Генерал Духонин находится здесь, - властно крикнул Крыленко,-и никуда отсюда не уйдет! По распоряжению Совета Народных Комиссаров он будет доставлен в Петроград и предан суду революционного трибунала. Поэтому приказываю всем немедленно разойтись.

Толпа рассеялась, но едва он вернулся в салон, чтобы условиться с Духониным о передаче дел ставки, как за окном опять зашумели.

- Прошу салон не покидать, - напомнил Крыленко, выходя в тамбур, чтобы еще раз обратиться к толпе.

Теперь возле вагона стояло уже человек триста, может быть больше, в руках у многих были винтовки и гранаты. Крыленко заметил, что к солдатам и морякам примазалось много пьяной шпаны.

Ему не дали говорить. Несколько человек, оттеснив главкома, коменданта и часового, забрались в тамбур и пытались проникнуть в вагон. Вдруг на ступеньке появился сам Духонин. Он успел сказать: "Дорогие товарищи...", и тут же кто-то всадил ему штык в спину.

...Запершись в бывшем духонинском кабинете, Крыленко потребовал никого к себе не пускать. Самосуд толпы омрачил торжество победы. Как доложит он Совнаркому об этой расправе?

На столе, в кожаном переплете, лежала толстая тетрадь приказов по ставке. Крыленко раскрыл ее, стал читать. Последний приказ Духонина шел под номером 971.

"Приказ № 972, - четким почерком занес Крыленко в тетрадь. - Двадцатого ноября тысяча девятьсот семнадцатого года. Сего числа прибыл в ставку и вступил в должность верховного главнокомандующего армиями и флотом Российской республики".

Подписал: "Прапорщик Крыленко".

Это была историческая минута. Историческая для революции. Для страны. Для армии. В конце концов и для него самого. Ему было тридцать два года. Он всегда причислял себя к людям сугубо штатской профессии. Был учителем истории и литературы. Получил диплом юриста. Мечтал о научной работе. Стал профессиональным революционером - агитатором, пропагандистом, деятелем партийного подполья. По чистой случайности, из-за провала и ареста, попал в армию.

Офицер в самом младшем офицерском чине снискал себе всеармейскую популярность.

И все же никогда не мог он подумать, даже при самом богатом воображении, что станет главковерхом.

В критический, переломный момент истории страны.

И что на плечи его лягут неслыханной трудности задачи: вести армию не в бой, а на переговоры о мире; не допустить хаоса, но парализовать войну; защитить завоевания революции от посягательств ее внутренних и внешних врагов.

Он всегда выполнял любое задание революции. Выполнит и это.

Снова придвинута тетрадь в кожаном переплете, Бегут по бумаге строки приказа главкома:

"Именем революции ко всем солдатам революционной армии и флота.

Товарищи! Сего числа я вступил в Могилев во главе революционных войск. Окруженная со всех сторон ставка сдалась без боя. Последнее препятствие к делу мира пало. Не могу умолчать о печальном акте самосуда над бывшим главковерхом генералом Духониным - народная ненависть сильно накипела; несмотря на все попытки, спасти его не удалось, он был вырван из вагона на станции Могилев и убит. Причиной этому послужило бегство генерала Корнилова накануне падения ставки.

Товарищи! Я не могу допустить пятен на знамени революции, с самым строгим осуждением следует отнестись к подобным актам; будьте достойны завоеванной свободы, не пятнайте власти народа. Революционный народ грозен в борьбе, но должен быть мягок после победы.

Товарищи! С падением ставки борьба за мир получит новую силу. Во имя революции и свободы я зову вас к революционной сплоченности".

Неумолчно стучит аппарат прямого провода, связывающий ставку с Петроградом.

Приказ исполнен - ставка стела советской. Первый народный главком диктует свой первый приказ.

Бежит лента в аппаратной Петроградского штаба.

Ленту наклеивают на длинные телеграфные листы, вестовой отвозит их в Смольный. Ночью они попадают на стол редактора "Правды".

И утром свежие номера газеты разносят приказ главкома по всей стране.

СЛОВО ДЛЯ ОБВИНЕНИЯ...

Старой армии уже не существовало. Новая армия революции, получившая название Красной, отразила немецкое наступление и спасла завоевания Октября.

У ее истоков тоже стоял Крыленко: вместе с Подвойским он возглавлял Всероссийскую коллегию, которая формировала красноармейские части.

Третьего марта восемнадцатого года был подписан Брестский мир, а еще через день приказом Высшего военного совета должность главкома была упразднена: в ней теперь не было нужды.

Седьмого марта Петроградский революционный трибунал начал рассмотрение очередных дел. Во дворце, который раньше принадлежал великому князю Николаю Николаевичу, с утра было многолюдно. В роскошных залах, отделанных мрамором и зеркалами, судьи из народа воздавали по заслугам врагам революции. Сотни людей, разместившись на простых дубовых скамейках, которые привезли сюда из каких-то "присутственных"

мест, учились азбуке революционной справедливости:

перед ними разворачивались драмы, о которых нельзя было прочитать ни в одном романе, открывались такие бездны человеческого падения, от которых захватывало дух.

Здесь судили заговорщиков, убийц, спекулянтов, саботажников, мародеров, провокаторов, доносчиков, клеветников - тех, кто пытался отнять у народа завоеванную им свободу, и тех, кто особенно рьяно и подло служил царизму.

Крыленко уже был здесь однажды - в начале января, когда приезжал из ставки на открытие Учредительного собрания. Раскрыл утром газету - в глаза бросилось сообщение: "Приговор по делу Пуришкевича и других заговорщиков будет вынесен сегодня". Времени не было, и все же любопытство заставило его выкроить четверть часа. Как-никак он имел некоторое отношение к этому делу.

Приговор читал первый советский судья - один из тех высокоинтеллигентных русских пролетариев, чей талант раскрыла революция,-столяр Иван Жуков.

По обе стороны от него стояли шесть заседателей.

Приговор вынесли "именем революционного народа". Приговор заговорщикам, преследовавшим контрреволюционные цели, "достижение которых могло бы вылиться в кровопролитие". Стоя, с непокрытыми головами, слушали люди:

- Пуришкевича подвергнуть принудительным общественным работам при тюрьме сроком на четыре года условно, причелл после первого года работ с зачетом предварительного заключения Пуришкевичу предоставляется свобода, и, если в течение первого года свободы он не проявит активной контрреволюционной деятельности, он освобождается от дальнейшего наказания.

- Мало дали, - пробасил кто-то.

- Мало, мало! - загудел зал.

Судья поднял руку, призывая к молчанию.

- Граждане публика! - сказал он. - Трибунал может объяснить несознательным и неразобравшимся вынесенный приговор. Победивший народ не мстит своим врагам. Это буржуи и их жены выкалывали зонтиком глаза коммунарам. А народ великодушен. Людей темного царства надо изолировать, чтобы сделать их безвредными. Когда наша революция укрепится, мы их на все четыре стороны отпустим.

Судью слушали с напряженным вниманием. Многое было еще непонятно. Законов не существовало: старые революция сломала, новые еще не успела создать. Прежние представления о совести были опрокинуты. Раньше считалось чуть ли не естественным, во всяком случае - привычным, когда суд жестоко расправлялся с врагами режима. А суд революции, оказывается, вовсе не собирается мстить врагам, он лишь хочет не дать им возможности мешать победившему народу. Все это не сразу укладывалось в сознании. Крыленко видел, с каким трудом воспринимали в суде рабочие и солдаты принципы новой морали.