квартире с каждодневными допросами. Может быть, если бы меня задержали на год раньше, все бы закончилось гораздо хуже, но это был 1990 год, период, когда СССР трещал по швам, а руководство было полностью парализовано. Но система еще работала, так что мое дело провели полностью, но ковырять сильно не стали. Поэтому мне вручили мою сберкнижку, на которой была очень приличная сумма денег, дали пенсионное удостоверение, вручили парадную форму с орденами и отпустили на все четыре стороны. Я помню, как я вышел в этой самой форме майора в Москве на улице Мосфильмовская, где была квартира, и встал в недоумении. Что делать и куда мне двигаться? Денег на книжке у меня было, по тем временам, очень много, так как я до сегодняшнего дня был на службе и на моей книжке было двадцать пять тысяч рублей, безумные деньги по тому времени. Хотя купить на эти деньги было нечего. Но тогда мне казалось, что это космические деньги и я миллионер. Я снял пятьсот рублей в сберкассе и пошел кутить по Москве. Потом уехал в Киев и там прожил почти месяц. Но потом мне все это надоело, и я поехал в Канев и приехал в Бобрицы. На месте дома моих родителей было пепелище, а вот дом Николая, наоборот, был перестроен. Я зашел к нему в гости и был рад встрече с ним. Николай за год успел обзавестись семьей, жениться, и жена его уже бегала с маленьким Иваном на руках. Как и говорил Добрыня, государство делало все, чтобы мы успокоились и мирно спивались. Николай следовал заветам государства и в день моего приезда нажрался до поросячьего визга. А я как не пил, так и не мог пить. Когда из Николая полезло пьяное говно и обвинение и меня, и страны, и всех на свете во всем, я его вырубил и уложил спать.
Я занялся строительством дома, на месте участка дома моих родителей. Стройка в те времена была увлекательным занятием по поиску материалов. Деньги реально ничего не значили, но вот мои корочки КГБ помогали существенно лучше. Я достал кирпич, цемент и пиломатериалы, и мы вдвоем с Николаем начали строить. Николай был очень рад подвернувшемуся делу и даже бросил пить на время. Правда, хватило его на три месяца, пока мы строили коробку под крышу. А потом он все-таки сорвался. Этому способствовало то, что бесплатная бутылка водки вместе с моим пайком достигла критической массы в его запасах. И когда мы положили последний лист железа на крышу, он решил это отметить. И загудел на две недели. Я не возражал и не мешал ему в этом процессе. Пока он гудел, я искал окна, двери и материалы для внутренней отделки.
А страна тогда кипела и бурлила, шли серьезные процессы, телевизор включать было страшно, так как со всех каналов лилось непонятно что. Но я в то время был в надломе, мне не хотелось вообще ничего понимать. Я фокусировался на своем доме так, как будто это была моя действительная цель. Но на самом деле больше всего на свете я тогда мечтал вернуться к Зарине и к своей семье. Но это было невозможно, от слова невозможно совсем. Пластической хирургии в то время в СССР не было, а та, что была, была вся еще под контролем КГБ. А мое фото реально было во всех таможенных базах, и выезд был невозможным. Я даже не мог ей написать письмо или телеграмму, и поэтому я отвлекался как мог. Я строил дом и старался думать только про него. А когда я достроил дом, СССР прекратил свое существование. А вместе с этим у меня закончились деньги. Мне, видимо, сильно повезло, что я потратил все деньги, так как через какое-то очень короткое время деньги стали стоить меньше бумаги, на которой они были напечатаны. Но в то же время в стране вдруг непонятно откуда начало появляться изобилие товаров. Меня вдруг ни с того ни с сего стал беспокоить вопрос моего пропитания, так как моя повышенная офицерская пенсия вдруг стала копеечной. И хоть государство все так же старалось нас финансировать в первую очередь, все равно на жизнь хватать перестало. Ну и к этому ко всему непонятно откуда повылезали какие-то странные типы, которые стали себя вести крайне нагло и вызывающе. А дальше опять произошло событие, которое стало поворотным в моей жизни. В этот раз ключевым стал Николай. Он все чаще уходил в запой, и денег его семье не хватало катастрофически. Жена его работала на птицефабрике, и он пропивал и ее зарплату, и свою пенсию, а потом искал деньги, чтобы продолжить пьянку. В один прекрасный день он пропил практически все, что было в его доме, и настало время его наград, которые он взял и поехал в Канев. Я не знал, что он туда поедет, я был дома и пытался все еще жить мирно. Но вечером ко мне пришла заплаканная Нина и сказала:
– Витя, Николая убили.
– Как убили, кто?
– Не знаю, сейчас приехал участковый и сказал, что мне нужно ехать на опознание.
Я тогда поехал с ней. История, наверное, банальная. Николай пытался продать свои награды, и, как всегда в таких случаях, он к этим наградам относился совершенно иначе, нежели нумизматы, которых интересовало, какой номер на этой железке, а совсем не твой подвиг, которым ты заслужил данную награду. В общем, слово за слово, и Николай разогнал всю эту тусовку спекулянтов, и отобрал у них деньги, на что они пожаловались каким-то браткам, и те выследили его и всадили нож ему в сердце. Вот так коротко и зачитал следователь рыдающей Нине.
Ну а у меня тогда появилась цель в жизни – отомстить за смерть Николая. Цель, может быть, глупая и неправильная, но в итоге она странным образом изменила мою жизнь. Я тогда на самом деле не придумал ничего лучшего, чем включиться в оперативную работу. Я собрал все данные о том, кто, как и когда зарезал Николая, я выследил их всех. И с удивлением обнаружил, что в городе уже есть еще одна власть, кроме государственной. Она была хаотичной и неорганизованной, но она явно существовала. Ну или, точней сказать, она тогда образовывалась. Было уже несколько сильных группировок, во главе которых стояли некие авторитеты, которые подминали под себя все властные структуры и все основные источники дохода на рынке. Все это было точно как в Пакистане, с