назад.
— Что теперь будет?
— Мы не знаем...
— А мы где находимся? Высоко?
— Высоко, — улыбнулась Татта. — Всего на тысячу миль ниже Дорна и Авара. Авар там, — она указала налево. — Вы в долине между ними. На самом гребне хребта. На южной стороне хребта — Аркаим. На северной — Фолье. Мы — наверху.
— А откуда столько зелени? — я осмотрелась. Всё кругом было действительно покрыто сочной травой. Цвели высаженные рядами плодовые деревья. Всюду были какие-то кусты, клумбы, грядки.
— Князь любит природу, поддерживает её.
— А если снег?
— Увидите, — рассмеялась горничная и остановилась посреди мостика. — Дальше сами, — на её губах заиграла лукавая улыбка.
Я кивнула и продолжила путь в одиночестве.
Габриэль, увидев меня, встал со своего места, но не стал отодвигать для меня стул или кланяться. Он оперся на белые столбики, украшавшие вход в беседку, и улыбнулся, вздёрнув одну бровь.
На нём была лёгкая рубашка, расстёгнутая у самого горла, и светлые брюки. Так неофициально и просто, по-домашнему.
— Доброе утро, — он склонил голову.
Я ответила тем же.
— Как вам моя беседка?
— Очаровательно.
— Как вам ваш наряд?
— Очаровательно, — стиснув зубы, ответила я, опустив голову.
— Не смущайтесь, милая. Это просто платье и просто завтрак.
— Я надеюсь… вы вышлете мне счёт за платье?
— О, безусловно, и за каждый тост, что вы съедите за завтраком. А Эр посчитает каждый глоток сока, что вы выпьете, — он подмигнул лакею, который стоял в сторонке, словно статуя, и я покраснела ещё больше.
Мы не одни.
— Вы смеётесь надо мной! — я не спросила, я сообщила это, как факт.
— Безусловно смеюсь, милая. И буду делать это, до конца ваших дней, будьте уверены, — он протянул ко мне руку, но только чтобы проводить к столу.
Я даже не решилась комментировать его слова, чтобы не нарваться на очередную колкость или тем более комплимент.
Перед нами поставили знакомый мне кофейник и две чашки, те самые огромные, из которых я пила кофе во сне.
Я привыкла, что завтрак должен быть официальным приёмом пищи. Тем более, когда он проходит в такой обстановке и покосилась на уродливые кружки с подозрением.
— Что не так? — поинтересовался Габриэль.
— На этой кружке скол, — я не была против, просто это было… интересно, как минимум.
— Ах да, прошу прощения. Это моя кружка, — и он отнял мой кофе, заменив своим, несмотря на то что и я успела сделать глоток, и он.
— Н-н-но…
— Привязываюсь к вещам… и не люблю делиться, — пожал плечами князь, подлил себе кофе и продолжил завтрак как ни в чём не бывало. — Так и быть, дорогая, я утолю ваше любопытство, ведь сами вы не спросите, а вас интересует причина, по которой мы пьём не из фамильного фарфора.
— Я ничего…
— Бросьте! Ночью вы были честнее, — фыркнул он, и я чуть не провалилась сквозь землю, потому что… он при слуге намекнул, будто у нас что-то ночью было? Не во сне?
— О, бросьте, Эр глухой, — рассмеялся Габриэль. — Мой любимый слуга. Получает вдвое больше других! И никому про это не может рассказать! Так вот. Мы пьём из этих замечательных глиняных кружек, потому что они мне нравятся и в них входит больше трёх глотков кофе.
— И всё?
— Да. И всё. Вы ждали душещипательную историю о том, что эти кружки подарок моей покойной матушки или что мне их завещал любимый дед? Увы… Я даже не делал их вручную и не покупал при исключительных обстоятельствах. Я их украл в баре на побережье, куда люблю захаживать с друзьями. И вот, отколол край у своей, когда нёс её домой пьяный вдрызг, — Габриэль отсалютовал мне и сделал глоток кофе.
— А кофейник мне подарила кухарка. И он очень вместительный.
Эр взял кофейник и подлил мне в кружку кофе, хоть я и не давала понять, что хочу ещё.
Видимо он и правда был глухим и делал, что хотел.
— Вы сердитесь на меня за вчерашний разговор?
— Нет.
— Вы… больше не питаете надежд?
— Нет. Я их и не питал.
— Как? — Меня кольнуло что-то острое, прямо в лёгкое, так что на миг перехватило дыхание.
— Да не расстраивайтесь так, дорогая, — рассмеялся он. — Я вами не пренебрегаю. Просто к чему надеяться на что-то, если знаешь, что оно непременно случится?
Засранец!
Ой… я это так прямо и подумала? Про джентльмена?
Как мне не стыдно… Ай-ай-ай, Турсуаза!
Хотя к чему стыдиться, если знаешь, что сказала правду?!
Снежная восемнадцатая глава
Не каждый дракон в то поверье проверит,
Но верит, пожалуй, каждый второй.
Судьба настигает воздушного змея,
И он на земле находит Покой.
В груди у Покоя два сердца, не скрою
И в этих сердцах полыхает огонь.
Отныне Покой лишь своею рукою
дарует дракону великую боль.
И триста ночей для дракона с Покоем
Не стоят семи обезумевших дней.
Расколется Дорн, прорвется на волю,
И выбор отныне, будет за Ней.
Драконова жизнь, к сожаленью, не вечна.
Не вечней, чем жизнь девицы простой.
В руках у неё не любовь. Бесконечность.
В руках у дракона — вечный Покой.
Я перечитала стихотворение трижды, но так и не поняла, что к чему.
Мятый листочек, исписанный мелким разборчивым почерком, ждал меня на кровати, когда я вернулась после завтрака. Татта исполнила своё обещание и переписала для меня легенду про истинных, но я ждала, что текст будет более понятным, увы, всё оказалось, как это часто бывает с легендами - набором бессвязных метафор.
Я понятия не имела, что значит этот Покой и откуда у него два сердца. Почему дракону будет больно и что за выбор?
Но ответы я рассчитывала получить от Габриэля, в конце концов, это он меня сюда притащил.
Ясно было одно: семь дней — это не просто срок. У него есть особое значение.
Помимо листочка Татта оставила очередное платье и записку: “Это вам для пикника. Князь будет ждать в саду через два часа!”
Платье оказалось простым, дорожным, из болотно-зелёной ткани. Я никогда не носила ничего подобного и было страшно интересно, к лицу ли мне вообще этот