– Но я же беременна! Может, можно побыстрее? – нервничала я.
Игорь же, моргнув, спросил:
– Зачем спешить? Нормальная дата. Никуда я от тебя не денусь уже.
– Кто тебя знает, – вздохнула я, но спорить не стала. Главное, все идет своим чередом. Как говорится, правильной дорогой идете, товарищи. Зачем создавать шум, если можно спугнуть дичь? Я согласилась подождать. Тем более что беременность оказалась очень непростой, я набирала вес со скоростью самолета, у меня скакало давление, периодически кружилась голова.
– Вам, девушка, надо вообще на сохранение, – сказала мне акушерка из консультации где-то в конце июня.
– Мне нельзя, у меня свадьба скоро.
– Ну, смотрите. Сдохнуть не боитесь? – поинтересовалась она, напугав меня до смерти. Она была у меня такая веселая и бесстрашная, моя акушерка. Беременных она ненавидела, работу свою презирала. Считала, что рожать – преступление.
– Сдохнуть – боюсь, – прошептала я и согласилась лечь на сохранение на пару недель, с условием, что за пять дней до свадьбы меня все-таки выпустят на поруки.
– Все будет хорошо, – заверял меня Игорь, нервничая и бледнея еще больше меня. Дальше были две недели роддома, длинный коридор, заполненный такими же, как я, роженицами. Постные лица, отечные ноги, бесконечные бабские разговоры. Свадьба приближалась, я волновалась.
– Все у тебя будет хорошо, – успокаивали меня соседки по счастью материнства. – Как будете отмечать?
– В ресторане. Платье еще даже не купила, не успела, – хлюпала я. – Белого мне не надо уже. Просто хочу красивое.
– Здорово.
– Главное – дожить и пережить, – хихикали остальные девчонки.
Я честно отлежала свой срок, приняла все требуемые капельницы, снизила давление до образцово-показательных показателей. Отеков почти не было, я честно пила отвар шиповника и ела курагу. Я готовилась к свадьбе. В назначенный день, без всяких сюрпризов, Игорь забрал меня из больницы и отвез домой. Оставалось всего ничего – четыре дня, на пятый. Я приехала в квартиру, счастливая и спокойная. Все шло по плану. Игорь уже явно смирился с предстоящим событием и был морально готов принести клятвы верности в третий раз.
– Бог любит троицу, – говорил он.
Я с ним соглашалась. Я что-то чувствовала себя усталой и немного разбитой после больницы. Вечером, когда все улеглись спать, я сидела и раздумывала о нашем совместном будущем и никак не могла уснуть. Четыре дня – и я выйду замуж за человека, которого люблю. И не просто люблю, а за человека, с которым я счастлива. С которым я смеюсь и могу болтать часами, с которым никогда не бывает скучно, который понимает меня как никто другой. За умного и интересного мужчину, с которым прожила уже больше года, которого знаю вдоль и поперек, которого люблю так же сильно, как и в первый день.
– Ты чего не спишь? – спросил он.
– Я уже почти сплю, – ответила я, прижимаясь к его плечу. Но сон не шел. Через какое-то время я поняла, что дело не только в том, что я нервничаю и волнуюсь. Дело в чем-то еще. Кажется, у меня как-то странно ноет под ложечкой. Несильно, но неприятно.
– Ерунда, – пожала я плечами, закрыла глаза и принялась считать овец. Потом овцы сменились квартирами, я считала квартиры, вспоминая все, что уже к тому моменту продавала, меняла, или покупала, или просто видела, сопровождая клиентов. Сон не приходил. Боль сместилась в область солнечного сплетения и стала совершенно постоянной, хоть и вполне переносимой.
«Может, сказать Игорю?» – подумала я и тут же пришла в ужас от этой мысли. Я только что вернулась из больницы. Еще даже пакет не успела разобрать, вещи постирать. У меня свадьба на носу. Мне нужно платье купить. А вдруг он испугается? Вдруг со мной что-то не так?
«Все будет хорошо! – говорила я себе, старательно внушая, что боли нет. Нет, ее просто нет. Мне показалось. Что это за боль, которую я еле замечаю? – Да? А чего ж ты не спишь-то? Уже три часа ночи!»
«Просто я слишком много спала в больнице», – отмахнулась я и пошла на кухню попить водички. В оставшиеся до рассвета часы я занималась тем, что убеждала себя, что сделать что-то все-таки придется. Боль не проходила. Она была совершенно постоянной, ноющей, как если бы у меня болел зуб. Беременности было – двадцать три недели, мне было страшно, за окном светало. К пяти утра боль неожиданно сместилась в правый бок и усилилась многократно. Тут уж я поняла все.
– Но… как же так? Ты же только что вернулась? – с трудом продрал глаза Игорь, когда я в пять утра растолкала его и грустно указала на телефон.
– Вызывай «Скорую». У меня аппендицит, – прошептала я и принялась рыдать. Так я оказалась на операционном столе за три дня до собственной свадьбы, беременная и незамужняя.
Свадьба. Часть вторая
Всем известно, что лучше быть богатым и здоровым, чем бедным и больным. А уж быть бедным, больным и беременным риелтором, так нелепо пролетевшим мимо ЗАГСа, – это было куда хуже, чем мое воображение могло даже представить. Я оказалась в обычной московской больнице, в шесть утра в воскресенье, за три дня до собственного бракосочетания, а это – удовольствие не для слабонервных. Помню приемный покой, нетрезво шатающегося из угла в угол фельдшера, помню Игоря с белым лицом, поминутно спрашивающего, как у меня дела. Фельдшер с умным видом говорил о лейкоцитах и просил на опохмел. Звучало это так:
– Да вылечим мы твою бабу, не боись.
– Точно? Все будет в порядке? Она ждет ребенка!
– Вылечим. В лучшем виде! Так что… скажи мне спасибо.
– Спасибо огромное!
– Спасибо в карман не положишь, – сказал фельдшер и, хитро улыбаясь, отвел глаза. Игорь принялся совать ему деньги, хотя было маловероятно, что именно этот тощий пропитой субъект будет отвечать за наше с ребенком здоровье. Впрочем, мне, конечно, было не до того. Я в панике озиралась вокруг, хотела одновременно сбежать, умереть и марафету. Наркоза в смысле. Больно было непередаваемо. Резать, не дожидаясь перитонитов, не получилось. Перитонит, кажется, уже происходил. Впрочем, может, я преувеличиваю. Однако прошло еще несколько часов до того, как я попала на операционный стол. Точнее, часа два, это точно.
Есть такое волшебное слово «пересменок», когда одни врачи уходят, а другие еще не думают приходить. Кажется, в него, в этот заколдованный пересменок, попадают рано или поздно все. А уж пересменок в воскресенье, да еще ранним утром, – вообще волшебство. Магия! Легкий взмах волшебной палочкой – и врачи исчезают в лучах рассвета.
Уж колдовать – так колдовать. Меня с величайшей осторожностью подняли на специальном лифте в хирургическое отделение, не пустив под предлогом стерильности Игоря, потом очень нежно переложили на кровать, велев не шевелиться, чтобы «не началось чего плохого», и оставили одну. А потом, кажется, про меня просто забыли. Говорю же вам, пересменок.
Я лежала в какой-то палате с пузырем льда на животе и ожидала у моря погоды, пока не поняла, что надо брать дело в свои руки. Руки дрожали. Ребенок возмущенно пинался, так что я поторопилась. Спасение утопающих – дело рук самих утопающих. В больнице на «Бабушкинской» это оказалось верно вдвойне. Я вышла из палаты, с трудом переставляя онемевшие ноги, но больница была совершенно пуста. Просто не лечебное учреждение, а бермудский треугольник, поглотивший весь медперсонал и даже больных. Никто не стонал, никому не делали уколов. Все, как потом выяснилось, ушли на завтрак. И только одна медсестра, как случайный пришелец с небес, сидела в свете от настольной лампы на дальнем посту и шелестела бумагами.
– Извините, мне очень плохо, – побормотала я, буквально подползая к бортику ее постамента. Времени было уже часов восемь, я провалялась в палате почти два часа. Медсестра, ковырявшаяся в бумагах, оторвалась от этого важного дела и строго так на меня посмотрела. Потом немного нахмурилась и задала сакраментальный вопрос:
– А вы кто?
– Я? – еще больше удивилась я. – Ну… лежу тут. У меня аппендицит. Сейчас лопнет, наверное.
– Вас у меня нет, – «порадовала» меня она.
Я вздохнула, скрючилась пополам, так как аппендицит – не шутка, боль была страшная.
– Скоро меня, может, действительно не будет. Вас тогда посадят, хотя мне это не очень-то поможет. Вы любите жить в клетках? Клаустрофобии нет? – выдавила я сквозь боль. Все-таки не прошел даром опыт риелторской работы, я сумела найти верный аргумент в свою пользу. Что тут началось! Медсестра сначала на всякий случай на меня наорала, потом побежала искать мою карту. Она нашлась где-то на подоконнике, почему-то около лифтов.
– Вот су-у-у… нехорошие люди, – излагала медсестра, укладывая меня на хирургическую каталку. Выяснилось, что хирург еще не заступил на смену, а я практически кончалась у нее на глазах, отчего глаза ее становились все больше и в них плескался страх.
– Я сейчас! – крикнула она и куда-то умчалась. – Не шевелитесь.
– Я никуда не уйду, – заверила ее я и принялась плакать снова.