— Оракулы, — обратился он к сообществу, от чего сразу вызвал волну уважения, — будущее не спит, оно вглядывается в нас. И что оно видит?
Тишина…
— Оно взирает на нас надеждами и видит чудовищное непонимание. — Тут оратор громко развернул кожаную папку и начал цитировать Тоффлера:
Вторая волна цивилизации будет накрыта Третьей волной. Волной неизведанной, бурлящей.
И докладчик начал цитировать:
«Во всех индустриальных странах, капиталистических или социалистических, как на Востоке, так и на Западе, архитектурная организация пространства, составление подробных карт, использование единых точных единиц измерения и прежде всего прямая линия стали культурной константой, составившей основу новой индустре-альности»..
Не успел докладчик закончить, как зал разразился овациями. Андрей категорически ничего не понял, поэтому никак не разделил общей эйфории. Все эти загадочные фразы не только ничего не проясняли в будущем, но наводили еще больше околонаучного тумана. Так было легче прокормиться. Чем туманнее будущее, тем вкуснее закуска.
12Триумфом для Варфоломеева, который наметил Магистр, должен был стать прием для творческой интеллигенции Москвы. Правда, Магистра интересовала не только творческая интеллигенция, но и деловая. Магистр пригласил на встречу и Марьянова. Тот, конечно, не пришел, — к счастью, как выяснилось позже. На встрече присутствовали журналисты из крупных московских газет и их иностранные коллеги.
Ставку Магистр сделал на Краснова, который должен был презентовать роман Варфоломеева как божественное откровение. Краснов готовился к выступлению тщательно, не решаясь расстроить такого могущественного заказчика.
— От вас требуется положительная рецензия, по всей правде.
— Хорошо, — сказал Краснов, — исполню в лучшем виде.
После начала презентации гости были приглашены на фуршет. Предполагалось, что обсуждение пройдет уже после еды, в сигарном зале, за рюмкой коньяка.
После долгого обсуждения в дискуссию вступил Краснов, он еле держался на ногах. После непотребного количества алкоголя он стал невменяемым:
— Варфоломеев, этот гений современности… — тут он запнулся и долго собирался с мыслями.
В зале воцарилась зловещая тишина.
— Этот гений, этот выдающийся человек, проложивший новый путь в литературе…
Тут Краснов снова запнулся, выпил воды и совершенно безумным взглядом оглядел всех присутствующих.
— Этот гений продал душу отдал ее на заклание дьяволу, чтобы получить вдохновение, я видел, я сам видел это…
С этими словами Краснов накинулся на Магистра и начал исступленно его трясти. В зале воцарилось недоумение. Никто и не пытался утихомирить Краснова. — Вот до чего зависть может довести! — крикнул кто-то в зале.
Бомонд, опомнившись от оцепенения, бросился спасать западного гостя от объятий ополоумевшего русского писателя. Они стащили Краснова на пол и завязали ему руки полотенцем.
Магистр, не ожидавший такого неповиновения, был искренне удивлен.
— Да, Россия полна сюрпризов, даже на пороге ада ее жители устраивают балаган.
— Дьяволу, дьяволу, он продал душу дьяволу, — не унимаясь орал Краснов. — Только дьявол мог дать ему такую необузданную славу.
— Выведите его из зала, — раздались крики сытых критиков и пьяных писателей.
— Я костьми лег в русскую литературу, я эпос написал, я плюнул в вечность, — не унимался Краснов. — А что сделал этот Варфоломеев? Это мое место в литературе, это я должен был…
Что должен был сделать Краснов в литературе, так и осталось загадкой, потому что его уже никто не слышал. Он бился в истерике, крича что-то невразумительное.
Толпа, схватив обезумевшего Егора, вытащила его на улицу, где и оставила в связанном виде.
Краснов перестал кричать и лишь тупо озирался по сторонам. Шевалье и Любезный, подхватив его за руки, исчезли в неизвестном направлении.
Через час в апартаментах роскошной московской многоэтажки сидели четверо. Связанный и спокойный писатель Краснов, неизвестный иностранец, которого все называли Магистр, и двое его слуг.
— Вы знаете, кто такой Томас Торквемада? — не ожиданно спросил Магистр у Краснова.
— А зачем я должен это знать, мне все равно.
— Итак, знаете или нет?
— Знаю, он певец.
— Певец? — искренне изумился Магистр.
— Да, певец из шансона.
— Нет, он Великий инквизитор Средневековья.
Магистр был поражен убогостью «инженера человеческих душ». Он хотел прочитать Краснову монолог об истине и искуплении, о наказании и долге, но понял, что это не даст никакого эффекта.
— Всех, кто продал душу дьяволу, Торквемада замуровывал заживо, — тихо и очень торжественно сказал Магистр.
— Но ведь это не я, а он продал.
Магистр понял, что изменить ничего не удастся, и обреченно скомандовал:
— Замуровать его, ибо делами его ведает только Господь.
— Замуровать? — с ужасом повторил Краснов.
— Замуровать, замуровать, — радостно завопил Любезный.
— Что это значит? — заорал Краснов. — Как это замуровать, это вам не…
Не успел он договорить, как Любезный перебил его, обращаясь к своему господину:
— То есть вы, Милорд, хотите сказать, что он навсегда останется в литературе?
— Конечно, а чего еще может желать настоящий писатель.
Больше о Краснове никто не слышал..
Теперь вся Москва знала, кто такой Андрей Варфоломеев. Его книгу не прочитал только ленивый. Интернет, особенно литературные ресурсы были переполнены форумами, на которых обсуждалась его книга, его личная жизнь, его любимая еда, его любимый ресторан и его любимый цвет в одежде. Андрей побывал на всех ток-шоу страны, везде отвечая на одни и те же вопросы.
Лишь один вопрос смущал его. Вопрос о женщине. Он привык давать один и тот же ответ, что у него есть возлюбленная, но, кто она и чем занижается, остается тайной. Папарацци преследовали его и днем и ночью, пытаясь заснять в объятиях этой таинственной женщины, но так ничего и обнаружили.
Однажды утром, готовясь к очередной встрече с читателями, Андрей ощутил странное чувство, чувство неудовлетворенности своим существованием. Любимая была далеко, и он ничего не знал о ней, все остальные люди стали для него агрессивной средой, в которой он двадцать четыре часа был готов к отпору и сопротивлению. Он жаждал живого человеческого общения и готов был обсуждать свою книгу часами, но вместо этого людей интересовали только его одежда, отдых и частная жизнь.
Журналисты, отчаявшись что-либо узнать о его личной жизни, начали терять к нему интерес. Он меньше всего интересовал их как писатель. Им нужны были измены, расставания и слухи о женитьбе. А любовь? Это их не интересовало вообще. Любовь плохо продается.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});