нанял.
– Начало положено, – повторил Рений. – Такая работа быстро не делается.
– Как и все, что чего-либо стоит, – тихо ответил Юлий.
Секунду-другую они спокойно смотрели друг на друга, потом оба кивнули. Разговор был окончен. Старый воин крепко и быстро пожал руку своему работодателю и вышел. Юлий так и остался стоять, глядя на закрывшуюся за ним дверь.
Тубрук считал методы Рения рискованными и в подтверждение своего вывода рассказал о случае, когда оставленные без присмотра мальчики могли утонуть. Юлий поморщился. Он понимал, что, высказав Рению свои опасения, даст ему повод разорвать соглашение. Обязанность удерживать старого вояку от крайностей ложилась на плечи Тубрука.
Юлий сел с печальным вздохом, уже вернувшись мысленно к тем проблемам, с которыми столкнулся в Риме. Корнелий Сулла уверенно шел к власти, покоряя городишки на юге страны. Как там называется последний? Помпеи, какой-то городок в горах. Такими вот мелкими триумфами Сулла не позволял забыть о себе праздной публике. В его распоряжении была группа сенаторов, которых он опутал паутиной лжи, подкупа и лести. Все они были молоды, и старый солдат содрогнулся от отвращения, вспомнив некоторых из них. Неужели к этому идет Рим? Неужели это случится при его жизни?
Вместо того чтобы относиться к государственным делам со всей должной серьезностью, они предавались удовольствиям самого сомнительного свойства, участвовали в ритуалах в храме Афродиты и называли себя «новыми римлянами». В храмах на Капитолийском холме видели всякое, и чтобы вызвать там негодование, требовалось что-то особенное, но эти «новые» словно поставили себе целью нащупать все границы дозволенного и преступить их одну за другой. Народного трибуна, пытавшегося при любой возможности противостоять Сулле, нашли убитым. Само по себе событие ничем не примечательное. Его нашли в бассейне, в воде, покрасневшей от крови, вытекшей из перерезанной вены на ноге. К такому способу убийства прибегали довольно часто. Хуже было то, что заодно убили и его детей. Это уже походило на предупреждение остальным. Ни улик, ни свидетелей не нашлось, и шансов на то, что их когда-нибудь найдут, было немного. Между тем Сулла, воспользовавшись ситуацией, успел до избрания нового трибуна провести через сенат решение, предоставляющее военному командованию бо́льшую самостоятельность. Он сам отстаивал необходимость такого шага, был убедителен и красноречив. Сенат поддержал Суллу, и его позиции еще чуточку укрепились, тогда как позиции республики еще чуточку ослабли.
Пока Юлию удавалось сохранять нейтралитет, но, будучи связан родственными узами с другим участником борьбы за власть, братом жены, Марием, он понимал, что рано или поздно сторону придется выбирать. Каждый разумный человек видел, что грядут перемены, однако Юлия огорчало, что в сенате становится все больше горячих голов, для которых республиканские ценности – бремя. Так же и Марий считал, что сильный человек может не подчиняться закону, а использовать его в своих интересах. Он уже доказал это, посмеявшись над существующей системой избрания консулов.
Согласно римскому закону, консул выбирается на один срок, по истечении которого должен оставить свой пост. Мария недавно избрали в третий раз после его военных побед над племенами кимвров и тевтонов. Мария называли львом поднимающегося Рима, и Юлий понимал: если Корнелий Сулла будет набирать силу, ему самому придется искать защиту в тени родственника.
Открыто перейдя в стан Мария, он не только будет обязан ему, но и поступится частью своей независимости, однако, возможно, другого разумного варианта просто не представится. Жаль, он не мог, как бывало прежде, спросить совета у жены, чей острый ум неизменно проникал в самую суть проблемы. Она умела посмотреть на любое дело с неожиданной точки зрения, увидеть то, что не замечали другие. Юлий скучал по ее кривой усмешке, по ее ладоням – когда он уставал, она прижимала их к его глазам, принося прохладу и покой.
Пройдя по коридорам к комнате Аврелии, он остановился перед дверью, прислушиваясь к ее спокойному, тихому дыханию.
Юлий осторожно вошел, шагнул к спящей жене и поцеловал ее в лоб. Она не шевельнулась, и он сел у кровати.
Спящая Аврелия выглядела совсем как прежде. Казалось, она вот-вот проснется и в ее глазах засветятся ум и ирония. Засмеется, увидев, что он сидит здесь в темноте, и откинет одеяло, приглашая его к себе, в теплую постель.
– К кому мне примкнуть, любовь моя? – прошептал Юлий. – Кого поддержать, кому доверить защиту города и республики? По-моему, твоему брату Марию республиканские идеалы так же безразличны, как и Сулле. – Он потер щеку, которая уже требовала бритья. – Где будет безопаснее моей жене и сыну? Доверить дом змее иль волку?
Ответом была тишина, и он медленно покачал головой и поцеловал Аврелию, еще раз представив, что ее глаза откроются и он увидит знакомый взгляд. Потом осторожно вышел и тихонько закрыл за собой дверь.
Когда в тот вечер Тубрук совершал вечерний обход, свечи уже догорели и в комнатах было темно. Юлий все еще сидел в кресле, но глаза его были закрыты, грудь медленно поднималась и опускалась, и воздух выходил через нос с легким присвистом. Тубрук удовлетворенно кивнул, – наконец-то хозяин отдыхает от забот.
На следующее утро Юлий завтракал с мальчиками – хлеб, фрукты и теплый травяной настой. Вчерашние тревоги рассеялись, и его взгляд был свеж и ясен.
– Вижу, вы оба здоровые и сильные. Рений делает из вас мужчин.
Мальчики с ухмылкой переглянулись.
– Рений говорит, мы скоро приступим к боевой подготовке. Мы показали, что можем переносить жару и холод, и уже начали открывать свои сильные и слабые стороны. Это все дух, а дух, как он утверждает, – основа для военной выучки.
Говоря, Гай оживился и даже немного жестикулировал.
Оба держались заметно увереннее, и Юлий почувствовал укол сожаления, что не может чаще бывать дома и видеть, как они растут. Глядя на сына, он спрашивал себя, не получится ли так, что, вернувшись однажды домой, увидит незнакомца.
– Ты мой сын. Рений учил многих, но моего сына – никогда. Думаю, ты его удивишь.
Юлий видел, что Гай слушает его с недоверчивым выражением лица – мальчик не привык к похвалам.
– Я постараюсь. Думаю, Марк тоже удивит его.
Юлий почувствовал на себе взгляд второго мальчика, однако не посмотрел на него. Он хотел, чтобы Гай твердо запомнил его слова, и, недовольный попыткой сына втянуть в разговор приятеля, ответил так, словно Марка и не было за столом:
– Марк мне не сын. Мое имя и моя репутация достанутся тебе. Тебе одному.
Гай смущенно опустил голову, не выдержав непривычно требовательного взгляда родителя.
– Да, отец, – пробормотал он и принялся за