Читать интересную книгу Веления Космоса - Людмила Шапошникова

На нашем земном уровне мы имеем дело с двумя типами, если можно так сказать, свобод ― высокой и не являющейся высокой. Каждая из них имеет свой источник происхождения. «Самая высокая свобода, ― сказано в одной из книг Живой Этики, ― может быть осознана в Мире Надземном, где законы понимаются, как прекрасная непреложность» [130]. Подобное осознание свободы в нашем мире существует у человека в духовной, внутренней сфере, связанной с Высшим. Или, как говорит Н.А.Бердяев, с небесным. Свобода второго типа реализуется или осознается во внешних обстоятельствах, связанных с материальной, земной стороной существования человечества. Взаимодействие той и другой свободы, носящее по ряду причин крайне противоречивый характер, и есть один из важнейших устоев самого исторического процесса, его философская наполненность.

«Свобода драгоценна, как охранение личности, ― утверждают Учителя, ― как индивидуализация привлеченных энергий. Но именно свобода является самым извращенным понятием. Вместо нее жизнь наполняется тиранией и рабством, именно свойствами, исключающими сотрудничество и почитание личности; так некоторые умудряются составить существование свое исключительно из особого соединения тирании и рабства. Конечно, люди твердят о свободе, даже не зная особенных качеств ее. Утверждение свободы будет в них возвышением сознания. Усиленные поиски свободы показывают, что дух в потенциале своем стремится к новым восхождениям, но никто не сказал ему, как обращаться с этим сокровищем» [131].

В этом небольшом фрагменте точно обрисован противоречивый процесс осознания свободы, в которой действуют тесно связанные между собой начала духа и материи. В земном мире необходимости существует свобода выбора, качество реализации которого зависит от уровня сознания выбирающего то или другое. В энергетическом пространстве этого выбора и возникают те искажения, о которых сказано в приведенном выше фрагменте.

«К свободе призваны вы, братия, только бы свобода ваша не была поводом к угождению плоти: но любовью служите друг другу… Если же друг друга угрызаете и съедаете, берегитесь, чтобы вы не были истреблены друг другом» [132], ― сказано в Евангелии. Эти мудрые слова Апостола Павла как нельзя лучше освещают смысл Учения Христа, который для разрешения противоречий во взаимодействии свободы небесной и земной ввел такую категорию, как любовь к ближнему ― мощнейший энергетический принцип, без которого не может действовать космическая эволюция. И если мы сейчас вернемся в мрачное подземелье, где Великий инквизитор произносит монолог перед человеком, назвавшимся Христом, и пытается разрешить по-своему главный вопрос истории, вопрос о свободе, мы еще раз убедимся в гениальности русского писателя Ф. М. Достоевского. Помните, как легко и непринужденно Великий инквизитор подменяет небесную свободу духа, о которой говорил в своем учении Христос, свободой земной необходимости, чтобы оправдать тиранию и насилие инквизиции. И эта подмена уводит его самого от служения Богу и бросает в объятия дьявола. Он делает свой выбор между Светом и тьмой, не выдерживая давления земной материи. И созвучны тому, что происходило в подземелье, слова, которые мы читаем в Живой Этике: «Конечно, на высших планах легко духу устремляться, но низший земной полюс утверждается как решающий путь. Только там, где Свет и тьма сражаются, может дух явить свободный выбор» [133].

Великий инквизитор подменяет не только небесную свободу духа земной необходимостью, он подменяет Свет тьмой, приписывая последней функции Света. Этим деянием инквизитора Достоевский предсказал развитие исторического процесса в XX веке.

Помните? «Пятнадцать веков мучились мы с этою свободой, но теперь это кончено и кончено крепко. Ты не веришь, что кончено крепко? Ты смотришь на меня кротко и не удостаиваешь меня даже негодования? Но знай, что теперь и именно ныне эти люди уверены более, чем когда-нибудь, что свободны вполне, а между тем сами же они принесли нам свободу свою и покорно положили ее к ногам нашим. Но это сделали мы, а того ль ты желал, такой свободы?..

Ибо теперь только стало возможным помыслить в первый раз о счастии людей… Да, мы заставим их работать, но в свободные от труда часы мы устроим им жизнь, как детскую игру, с детскими песнями, хором, невинными плясками…

И не будет у них никаких от нас тайн. Мы будем позволять или запрещать им жить с их женами и любовницами, иметь или не иметь детей — все судя по их послушанию — и они будут нам покоряться с весельем и радостью».

Но история знает и иные подмены земного мира необходимости небесным или так называемым царством Божьим. Были и другие названия у этого царства, но от этого суть самого исторического рукотворчества не менялась. Обе подмены или искажения имели совершенно одинаковые результаты, как будто отразились друг в друге.

«В исторической судьбе человека, ― пишет Н.А.Бердяев, ― в сущности, все не удалось, и есть основания думать, что никогда и не будет удаваться. Не удался ни один замысел, поставленный внутри исторического процесса. Никогда не осуществлялось то, что ставилось задачей и целью какой-либо исторической эпохи… если Царство Божие было задано в историческом процессе как разрешение судьбы человеческой, то оно никогда в этом историческом процессе не осуществлялось и никогда приближения к осуществлению Царства Божия не происходило» [134]. Объяснение этому мы находим в том, что Царство Божие, или рай на земле, или светлое будущее коммунизма, или другие подобные им царства-государства являлись попросту внеисторической целью, не укладывавшейся в задачи и энергетические возможности земного исторического процесса.

Идеи подобных утопических состояний человечества возникли не на трехмерной земле с ее противоречивым осознанием главного ― свободы ― а являлись энергетической информацией из иных, Высших миров, где такие идеи имели реальную основу воплощения. Информация такого рода шла к нам через мифологию, религию, через энергообмен с мирами иных, более высоких измерений. «Утопия земного рая предполагает, что возможно наступление абсолютного состояния человеческой жизни в относительных условиях земной и временной исторической жизни. Но земная действительность, по существу, не может вмещать в себе жизни абсолютной. Жизнь абсолютная не вмещается в эту, со всех сторон сдавленную и ограниченную действительность» [135].

Пространство третьего измерения, несмотря на самые горячие желания различных «творцов» исторического процесса, не может стать полем для выполнения задач иных измерений. Поэтому проблему нашей свободы и нашего лучшего обустройства жизни нам надо решать в заданных нам обстоятельствах. Результат же зависит от уровня нашего сознания, от качества нашего понимания слагаемых земного исторического процесса, в трехмерных рамках которого мы все существуем. Однако взаимодействие с Высшими мирами, наличие определенных элементов четвертого измерения в нашей жизни содействует возникновению ряда явлений, без которых ни наша космическая эволюция, ни наш исторический процесс полноценными и адекватными энергетическим движениям Космоса быть не могут.

«Лишь при перенесении центра тяжести человеческой жизни в иной мир можно творить красоту в этом мире. Величайшая красота, которая достигалась в этом мире, была связана не с тем, что человечество ставило себе чисто земные цели в этой действительности, а с тем, что оно ставило себе цели за пределами этого мира. Тот порыв, который влек человечество в мир иной, в этом мире воплощался в единственно возможной, высшей для нас красоте, которая всегда имеет природу символическую, а не реалистическую» [136]. Вот эти слова о символической природе красоты и являются ключевыми к пониманию реальности энергетического контакта земных явлений на любом уровне с мирами более высокого состояния материи. Попытки иного понимания или приводят к созданию иллюзий, или же ко всякого рода нежелательным искажениям в самой земной жизни.

8

«К СВОБОДЕ ПРИЗВАНЫ ВЫ. БРАТИЯ…»

«Ни в какой другой век истории человечество не было столь оснащено и не делало столько усилий, чтобы привести в порядок свои множества. „Движения масс“. Это уже не орды, вышедшие потоками из лесов Севера и степей Азии. А как хорошо сказано: соединенный научно „людской миллион“. Людской миллион в шеренгах, на парадных площадях. Людской миллион, стандартизированный на заводе. Моторизированный людской миллион. И все это приводит лишь к самому ужасному порабощению! Кристалл вместо клетки. Муравейник вместо братства. Вместо ожидаемого скачка сознания ― механизация, которая как будто неизбежно вытекает из тотализации».