еле слышно спросила она.
— Что же нам — с голоду умирать? Красивые сказки о братьях-лебедях приятнее слушать на сытый желудок!
Старуха вздрогнула, приподнялась, опершись на локоть, но голова ее стала клониться к земле.
— Эх, Арвас, Арвас. Ты пришел в этот мир, чтобы убивать все, что непохоже на тебя? А если завтра к тебе придет человек и будет на тебя непохож, ты тоже поднимешь руку? — еле различили ее последние слова.
…С тех пор никто в нашем краю не поднимает руку на лебедей, — закончил Хембя сказку.
— Да, слабоумный Арвас убил не только лебедя, но и самое святое среди сущего — родную мать, — произнес Бергяс, чтобы своей рассудительностью понравиться супруге зайсана. Бергяс сам стрелял лебедей, и сказка о волшебной птице не тронула его.
Утомленный рассказом, Хембя минуту и другую молчал. Он приблизил к себе пиалу, наполненную шулюном[29], и, отхлебнув густого варева, заметил:
— Такие жестокие люди, как Арвас, конечно, опасны. Сдуру, как с дубу, и желудь по темени щелкнет — больно. А все же куда опаснее, когда зверь сидит в человеке умном, Слабоумному не достичь того, на что способен мыслящий изувер. Тот придумает, что захочет, и еще хуже того — что ему другие деспоты закажут.
Хембя посмаковал лепешку, обмакнутую в шулюн, обратился прямо к гостю, хитро прищурившись:
— Да… Бог создал на земле людей, животных, зверей, птиц. Но сотворив все блага земные, он даровал жизнь не только красивым и умным, способным выстоять в борьбе за себя и за свой род. Красота и сила тоже не вечны. Если жить на свете только молодым и красивым, как те лебеди, то старикам, выходит, на земле и места нет? Не так ли, Бергяс? — он вежливо улыбнулся. — Жить только таким, как Сяяхля?! Но ведь красота так притягательна и так опасна… Того и гляди, какой-нибудь ловкач загонит стрелу в бок!
— Я согласен с вами, аава. Но вы так говорите, будто я вам противоречу, — ответил Бергяс, пряча глаза. Сердце его так билось, будто хотело выпрыгнуть.
Говорил Бергяс одно, а хотелось ему выкрикнуть совсем иное: «Ты меня, зайсан, вынудил оправдываться и краснеть при Сяяхле. Так негоже, старина! Сяяхля, как заноза, вошла в мое сердце, и ничем ее оттуда не вытащишь… А ты… ты мне еще попадешься где-нибудь на узкой тропе, старый шельмец!»
6
Как условились, Бергяс встал рано, вышел на улицу. Два его спутника уже ждали у лошадей. Из землянки выглянула заспанная женщина.
— Тетя, а Сяяхля еще не встала? — спросил Бергяс, вздрагивая от утренней прохлады.
— А зачем она тебе? — недовольным голосом буркнула служанка.
— Попрощаться хочу.
— Прощайся с хозяином дома! — напомнила женщина, не двигаясь с места. — Зайсан с женою еще в постели.
— Ну, ладно! — вроде бы согласился Бергяс. — Будить добрых людей на заре, когда сон так крепок, неудобно. Может, вы им передадите наше спасибо за ночлег… Да вот и сами царицынским табачком угоститесь.
Бергяс протянул ей кисет.
Женщина подошла к Бергясу. Взгляд ее стал мягче.
— Не развязывайте! — остановил Бергяс. — Берите весь кисет… Вот еще пачка табачных листьев.
— Что вы? Мне стыдно брать все. В дороге вам самим курево понадобится, — отмахнулась служанка, впрочем пригребая к груди и кисет и пачку высушенных листьев.
— Берите, берите! У меня есть, смотрите: вьюки у седла.
Женщина совсем подобрела и уже тихо смеялась, обнажив пожелтевшие редкие зубы.
— А что, зайсан и его молодая жена действительно спят вместе? — спросил Бергяс женщину, когда та набрала подарков в обе руки.
— То-то и оно, — сверкнув глазами, заговорила служанка. — Уж нам-то об этом все известно: спать ложатся в одну постель!
— Как же это случилось?
— А вот как. С первой женой Хембя прожил тридцать восемь лет, а детей им бог не дал. Поэтому зайсанша, первая жена, сама разрешила ему взять жену помоложе. Сяяхле было шестнадцать, когда ее привезли сюда. С тех пор прошло два года, но бог и через эту не посылает Хембе наследника.
— Где же теперь первая жена? — поинтересовался Бергяс.
— Живет в другом доме… Она приходит, следит за порядком, хозяйство по-прежнему в ее руках.
— Сяяхля счастлива?
— Об этом, молодой человек, лучше спросить бы у нее самой.
Бергяс пружинисто бросил себя в седло да так резко, что конь вздрогнул, просел и прыжком рванулся с места. Если раньше Бергяс лишь удивлялся, теперь все в нем кипело от негодования.
«Вы только посмотрите, как ловко пристроился возле молоденькой жены этот старый прелюбодей! Ему нужна красавица! Да это так же смешно, как если бы в новом доме оставили старую печь! Сколько ни топи ее, не обогреет новых углов. Рухнет этот дом рано или поздно, отсыреет и развалится! Облезлая собака, он еще пытался поучать меня!.. Нельзя нарушать закон природы! Руби дерево по себе! Сяяхля должна стать моей женой. Я не допущу, чтобы такой цветок завял возле старого пня! Драгоценному камню нужна достойная оправа!»
7
Хлеб-соль Хемби и его доверительная беседа с молодыми людьми, годящимися ему в сыновья, не породила в темной душе Бергяса даже малой вспышки ответных добрых чувств. Бергяс затаил злобу на Хембю. «Ради своей похоти, — рассуждал Бергяс, — Хембя загубил жизнь молоденькой девушки. Сяяхля по годам годилась бы не в дочери ему, а во внучки!» Думая так, Бергяс мысленно обзывал зайсана старым лисом, обезьяной, жадным псом и всякими иными обидными словами, которые приходили в голову.
Отец обучал Бергяса искусству охоты с десяти лет. Вначале вместе с юным Бергясом в степь выезжали старшие двоюродные братья или же двадцатилетние сыновья бедняков. Лет до четырнадцати пареньку не везло. Зверье будто обходило его стороной. Тогда спутники гнали сайгаков или зайцев на Бергяса, чтобы тот мог стрелять наверняка. Но, случалось, он промазывал и с двух шагов. Тогда зверя брал на мушку кто-либо из взрослых охотников. Однако все должны были говорить, что убил именно Бергяс. С пятнадцати лет Бергяс начал выезжать в степь без сопровождающих и редко возвращался без добычи.
Сегодня ему было не до волков. Уже десять верст отмахали охотники от аймака Хемби, а в дороге не было произнесено ни слова, будто дали обет молчания. Спутники Бергяса знали, когда их господин не в духе, и не смели тревожить пустыми разговорами в такие минуты. А думал Бергяс о многом.
— С охотой, видно, придется подождать, — наконец объявил Бергяс свое решение. — Едем домой.
Охотники молча восприняли и это решение старшего. Хотя у Бергяса нет такого богатства, какое парни увидели в аймаке Хемби, но не им подсчитывать то, что в