Читать интересную книгу Опоенные смертью - Елена Сулима

Алина застыла над барахтающимся клубком. Так противно ей никогда ещё не было. Она отступила назад, в квартиру, и захлопнула дверь. Обессилив, села на корточки и уткнулась лицом в ладони. Но не было слез...

"...голову свою

Обниму

Как отрубленную

Почему. Почему..."

ГЛАВА 16

Кирилл получил деньги за очередную сделку и пил в бистро, в обыкновенном дешевом бистро недалеко от кафе "Станиславский". В дорогие места идти не хотелось. Не было в городе больше дорогих престижных мест, которые были бы ему неизвестны. Даже экзотический "Бразильский зал" в ресторане "Прага" опостылел ему. Не привлекали его больше ни заморские блюда, ни вина. Алина умела готовить лучше, чем в любом ресторане. Ей стоило лишь раз попробовать блюдо, чтобы сразу догадаться, как исполнить его в домашней обстановке, придав ему оттенок любовно приготовленной пищи. Не пища привлекала его в ресторанах. Все эти акульи плавники, бледные лягушачьи ножки, устрицы, тигровые креветки, ростки бамбука "меж сыром либургским живым и ананасом золотым" и прочую хренотень, заманчивую более названием, чем толком, ему приятно было пробовать вдвоем с Алиной. Всякий вкус был окрашен её настроением. Он мог составить длинное меню её настроений: "Алина мысленно путешествующая "(копченые акульи плавники с крабовым мясом или жареные ананасы с изюмом в соусе из рома и гренадина.); "Алюша унылая" (лягушачьи ножки под белым соусом, карпаччо рыбное, или "все равно что" - как она обычно в таких случаях говорила, а затем отмечала ели, ели, а съели одни названия.); "Алька болтливая" (жареные креветки под китайским соусом в авокадо, хрустящие кусочки риса с морскими гребешками.); "Алюня удивленная" (миноги); Алюшка-лохушка голодная" (картофель фри с фазаном, или лосина жаренная в папильоне с крабами), Алина с особым настроем (Стерлядь по-царски), Алина-кокетка (дыня медовая с ликером, малиновое парфе, бананы "саррэ", "Мекога" клубничная) но если жена капризная, то кормить её надобно чем-то легким, типа "Огненного снега" из ресторана "Сим-сим" - то есть фрукты в сиропе с мороженным и коньяком, которые подаются объятыми пламенем.

Но этих пирожков, пончиков, блинчиков русского бистро при нем она не пробовала. Не позволял он ей этого. Не любил он рядом с ней ничего обычного, тем более при выходе из дома. Но без неё иногда пробовал - они были на вкус домашними, совсем домашними, как Алина в халате и пухлых шлепанцах с мордами панд. Сонная... с утра... Нет. "Она все-таки стерва!" прервал он свои воспоминания и тут же усмехнулся над собственным открытием: "Оказывается, она ещё может быть стервой?! Стервой!.. Прав Гуськов, дались нам эти женщины!.."

Кирилл вздохнул, осмотрел гору, взятого на пробу, перед собой, оглянулся. Бистро населяли родные до боли, все ещё не смытые начисто новой экономической волной, типы и типчики. Выкрашенная в боевую раскраску якобы роковой женщины - толстуха, в потертой короткой дубленке с глубоким декольте, в разрезе которого виднелись её розовые телеса, не прикрытые шарфом, раскачивалась на стуле, положив ногу на ногу. Ноги её были в выразительно черных чулках в крупную сетку. Как бы ни был вызывающ её вид, но Кирилл, сидевший от неё за соседним столиком сбоку, отлично знал, что на предложенную любовь за деньги, она оскорбится. Не проститутка она. Проститутки с Тверской одевались, как интеллигентные женщины. А те, что с вокзала, в даже в такие простолюдные кафе заходить не решались. Скорее всего, эта дама знала истинную цену взаимоотношений между полами и всю жизнь расплачивалась за них сама. Наверняка, отработала где-то смену сторожихой какого-нибудь реквизита прогорающего театра и вспоминает былые годы за чашечкой кофе... А раньше... Раньше такие дамы работали у раздаточного окошка власти. Раньше - таких возили по турпоездкам... И все у них было - все...

Напротив, у окна, сидели два разухабистых бугая в серных овчинных тулупах нараспашку, но при этом в дорогих костюмах и при шелковых галстуках. Посередине их стола стояла бутылка водки, батарея пустых бутылок позвякивала под их ногами. "Ща-а чихну!" - громко объявлял тип, что покрупнее, и чихал, прыская на стол. Потом наступала пауза, они пили, пили, гудели о чем-то и, чувствуя, что пауза затянулась, тот, что менее крупный, подстрекал собутыльника на все бистро: "Ну-у чихни! Ну-у чихни!"

- Ща-а чихну! - кивал бугай и чихал громогласно.

Кирилл сидел у противоположной стены и, жуя пирожки, запивая водкой, точнее, наоборот, попивая водку, закусывал пирожками и попутно наблюдал за бесплатными клоунами. Остальные посетители даже не оборачивались на основных действующих лиц местного балаганчика, хотя и вздрагивали каждый раз соразмерно чиху. Неожиданно комики погорелого театра встали и ушли. Чихи кончились. Накатила тошнотворная тишина.

Кирилл сосредоточенно допивал свою водку и откровенно скучал.

В бистро ввалила шумная компания шпаны, явно приезжей. Чем-то неуловимым отличались они от московских, хотя были одеты не хуже. Но даже дорогие джинсы обретали на них сероватый оттенок, вызывая ощущение-воспоминание допотопной советской фабрики "Спорт", пытавшейся догнать и перегнать Америку по части оджинсовывания простого народа. Однако в джинсах таких широко шагать было опасно. Но ребята шагали широко. Даже постановка ног их при шаге была особенно резкая, несвойственная столичной, коленки казались острыми, словно побочное орудие-оружие пролетариата.

Шпана уселась за обчиханный стол. Лишь тогда служащая бистро подошла и смела с него пустые стаканы, вытащила из-под стола пустые бутылки, быстро и антигигиенично прошлась серой тряпкой по столешнице. И началось новое представление полное всплесков рук, вскриков, хохота.

Они пили, хохотали и поглядывали, время от времени, на Кирилла.

Кирилл улыбался в ответ. Он вспомнил свою юность - свои пятнадцать... шестнадцать... двадцать... Вспомнил настолько, что забыл, сколько ему лет на самом деле. Впрочем, его никогда не покидало ощущение, что туда, в те бесшабашные годы, он всегда успеет вернуться. Время то вовсе не кончилось безвозвратно, просто он отошел от него в другую параллель. А сам ни капельки не изменился в душе - все такой же - вовсе не с залысинами импозантный джентльмен с пузиком, а лохматый юнец, способный не спать по несколько суток подряд, балагурить, пить, читать стихи на бульварах, срывать с лавочек девушек, сбивать их с пути истинного, закружив их своим вихрем чувств. И ни в чем он не нуждался тогда. Даже процесс доставания спиртного в те годы не был для Кирилла особой проблемой. Он мог взять денег в долг у любого прохожего, даже у нищего попрошайки и в действительности вернуть в последствии. А ещё раз удумал в период острого безденежья: приходил в МГУ с канистрой. На вопросы, куда он идет, отвечал: - "За пивом, давайте, скорее скидывайтесь!" И все скидывались

Да уж!.. Не было у Кирилла проблем, пока не женился. Да и что нашел он в этой семейной жизни такого - только требования того, к чему не привык.

Так думал он, наблюдая тем временем за веселым коллективом. У ребят явно не хватало денег. Они скидывались. Кирилл участливо вспомнил, как это выглядело в его кругу. Как он обычно тянул до последнего, наблюдая, кто как жадничает и чем оправдывает свое скряжничество, а потом, когда от него уже не ожидали, кидал на круг такую сумму, что она в несколько раз перекрывала набранные гроши. Любил Кирилл жить красиво. Вот и теперь, повинуясь порыву, оглянулся и пожалел, что сидит не в ресторане: официанта не было. Окликнул уборщицу, дал ей денег и надиктовал ей свои пожелания. Уборщица исчезла за стойкой и вскоре появилась с расписным жестковским подносом, на котором стояло три бутылки водки, несколько пива и бражка в стаканах. Иных напитков здесь не бывало. Все это она поставила на стол гоп-компании. Компания с шумным восторгом восприняла подарок и пригласила Кирилла к своему столу.

- Теперь так мало греков в Ленинграде,

что мы сломали Греческую церковь,

дабы построить на свободном месте

концертный зал. В такой архитектуре

есть что-то безнадежное... - словами Бродского Кирилл обозначил сам для себя с печалью оттого, что понял - не о чем ему говорить с этим племенем - новым, незнакомым, но все-таки они разговорились.

О чем они говорили, Кирилл помнил смутно. Что-то о Государственной Думе, о футболе, вспоминали об августе девяносто первого, и октябре девяносто третьего - кто, где был в этот момент, кто что подумал, кто что делал. И ещё о чем-то... Короче шел типичный разговор "х... - мое" - как сам Кирилл называл такие разговоры, но специально для Алины пояснял: - то есть - светский. Только помнилось Кириллу в последствии, что в процессе этого "светского" разговора его как-то неожиданно обнимали за плечи, но он вовремя отстранялся, опасаясь за внутренний карман пиджака. Сосед по столу тихо придвигался к его "дипломату", но он вовремя и незаметно отстранял его ногой. В какой-то момент на Кирилла вдруг нашло прозрение.