былъ нуженъ, поэтому онъ, совершивъ безполезное убійство, возобновилъ свой прерванный полетъ на западъ.
На другой день, 17 іюня, въ шестомъ часу утра, на горизонтѣ показались туманныя очертанія земли. То былъ полуостровъ Аляска и скалистая группа Алеутскихъ острововъ.
Альбатросъ спокойно пролетѣлъ надъ этимъ барьеромъ, гдѣ въ такомъ изобиліи водятся рыжіе тюлени, предметъ охоты дикихъ алеутовъ во славу и обогащеніе Россійско-Американской Компаніи.
Ихъ тутъ были цѣлыя тысячи. Они не испугались пролетавшаго надъ ними аэронефа и продолжали свое уморительное нырянье и кувырканье какъ ни въ чемъ не бывало. Зато чайки и буревѣстники немедленно разлетѣлись съ хриплымъ, тревожнымъ крикомъ, какъ только завидѣли несущійся воздушный аппаратъ, показавшійся имъ вѣроятно за какого-нибудь страшнаго воздушнаго звѣря.
Двѣ тысячи километровъ надъ Беринговымъ моремъ отъ первыхъ Алеутскихъ острововъ до крайняго пункта Камчатки Альбатросъ пролетѣлъ во весь этотъ день и въ слѣдующую ночь. Обстоятельства складывались весьма неблагопріятно для бѣгства, и наши баллонисты пріуныли. Не бѣжать же имъ было въ пустыни Восточной Азіи или на прибрежье Охотскаго моря. Очевидно, Альбатросъ направлялся не то въ Китай, не то въ Японію. Плѣнники рѣшились покуситься на побѣгъ тогда, когда воздушный корабль прибудетъ въ одну изъ этихъ странъ, хотя имъ далеко не очень нравилась перспектива довѣриться японцамъ или китайцамъ. Но изъ двухъ золъ они рѣшились выбрать лучшее, такъ какъ жизнь на аэро-нефѣ, въ обществѣ ненавистнаго Робюра, казалась имъ хуже каторги.
Но вотъ въ чемъ дѣло: сдѣлаетъ ли Альбатросъ остановку? Едва ли она ему нужна. Вѣдь онъ не птица, которую въ концѣ-концовъ полетъ долженъ утомить, и не воздушный шаръ, которому бываетъ нужно запастись газомъ. Онъ машина, надолго снабженная всѣмъ необходимымъ и не знающая утомленія…
18 іюня пролетѣли надъ полуостровомъ Камчаткой, едва разглядѣвъ въ туманѣ крѣпость Петропавловскъ и Ключевскую сопку, и надъ Курильскими островами
въ Охотскомъ морѣ. 19-го утромъ Альбатросъ достигъ Лаперузова пролива, стѣсненнаго между сѣверною оконечностью Японіи и островомъ Сахалиномъ. Здѣсь недалеко находится устье Амура, одной изъ величайшихъ и важнѣйшихъ рѣкъ Сибири.
Тутъ вдругъ сдѣлался такой туманъ, что воздушный корабль принужденъ былъ подняться выше, чтобы выйти изъ мглистой полосы. Не то чтобы туманъ мѣшалъ ему летѣть, такъ какъ на пути не встрѣчалось высокихъ горъ и мѣстность была почти ровная, но вообще эта сырая мгла была чрезвычайно непріятна, такъ какъ сырость забиралась рѣшительно во всѣ уголки корабля.
Чтобы избѣжать этой непріятности, Альбатросу стоило только подняться надъ слоемъ тумана, который толщиною не превышалъ четырехсотъ метровъ. Вертикальныя оси быстро задвигались, и Альбатросъ очень скоро поднялся въ свѣтлое пространство.
При такихъ обстоятельствахъ дядѣ Прюдану и Филю Эвансу становилось еще труднѣе убѣжать.
Въ этотъ день, проходя мимо своихъ плѣнниковъ, Робюръ остановился на минуту передъ ними и сказалъ какъ будто вскользь:
— Господа, когда парусный корабль или пароходъ попадаетъ въ туманъ, то для него это большое неудобство. Онъ долженъ плыть осторожно, ощупью, еле-еле подвигаясь впередъ. И при всемъ томъ ему каждую минуту грозитъ опасность на что-нибудь натолкнуться. Не то съ Альбатросомъ. Что ему туманы, когда онъ всегда можетъ отъ нихъ избавиться? Онъ владѣетъ пространствомъ, всѣмъ пространствомъ безъ ограниченія.
Высказавъ это, Робюръ, какъ ни въ чемъ не бывало, пошелъ дальше по палубѣ, не дожидаясь отвѣта, котораго, впрочемъ, онъ и не спрашивалъ. Голубыя струйки дыма его сигары вились и пропадали въ чистомъ голубомъ воздухѣ.
— Дядя Прюданъ, — сказалъ Филь Эвансъ, — а вѣдь это удивительно. Альбатросъ рѣшительно ничего не боится. Ему все нипочемъ.
— Увидимъ еще! — отвѣчалъ президентъ Вельдонскаго института.
Туманъ съ несноснымъ упорствомъ продолжался три дня: 19, 20 и 21 іюня. Пришлось подняться еще выше, чтобы миновать японскія горы Фузи-Яама. Но вотъ, наконецъ, мглистая завѣса разорвалась, и взорамъ пассажировъ Альбатроса открылся обширный городъ съ дворцами, виллами, садами и парками. Даже, не видавъ его прежде, Робюръ сразу могъ бы его узнать по лаю многихъ тысячъ собакъ, по крику хищныхъ птицъ и по трупному запаху, издаваемому неубранными тѣлами казненныхъ.
— Господа, — сказалъ инженеръ гостямъ, — я могу вамъ сообщить, что городъ этотъ Іеддо, столица Японіи.
Дядя Прюданъ не отвѣчалъ. Въ присутствіи инженера его всегда начинало душить.
— Видъ Іеддо, не правда ли, очень интересенъ? — продолжалъ Робюръ.
— Очень интересенъ, но… — возразилъ было Филь Эвансъ.
— Но все-таки не сравнится съ видомъ Пекина, хотите вы сказать? — перебилъ инженеръ. — Раздѣляю ваше мнѣніе и, пожалуй, доставлю вамъ случай полюбоваться и Пекиномъ.
Что можно было возразить на такую любезность?
Въ это время Альбатросъ, шедшій до сихъ поръ на юго-западъ, вдругъ перемѣнилъ направленіе на три четверти градуса и понесся на западъ другою дорогой.
За ночь туманъ разсѣялся. Появились признаки отдаленнаго смерча: быстрое паденіе барометра, исчезновеніе воздушныхъ паровъ, большія овальныя тучи на желтоватомъ небѣ, а съ противоположной стороны горизонта длинныя красно-лиловыя полосы. Наконецъ, еще одинъ признакъ: море было совершенно спокойно, но вода на солнцѣ давала пурпуровый отблескъ.
По счастью, смерчъ разразился гдѣ-то южнѣе, и весь результатъ его былъ тотъ, что разсѣялась густая мгла, снова скопившаяся было къ утру.
Въ какой-нибудь часъ пролетѣли 200 километровъ надъ Корейскимъ проливомъ и надъ оконечностью полуострова Кореи. Смерчъ разразился надъ юго-восточными берегами Китая, а Альбатросъ несся надъ Желтымъ моремъ. Два дня, 22 и 23 іюня, онъ летѣлъ надъ заливомъ Печели, 24 пролетѣлъ надъ долиною Пей-Го и, наконецъ, долетѣлъ до столицы Небесной имперіи.
Перегнувшись черезъ перила, плѣнники видѣли очень отчетливо огромный городъ, раздѣленный стѣною на двѣ стороны, манджурскую и китайскую, видѣли его двѣнадцать предмѣстій, его широкіе бульвары, расположенные радіусами, его пагоды, императорскіе сады и дворцы.
Воздухъ подъ Альбатросомъ наполнился странною гармоніей, напоминающею концертъ эоловыхъ арфъ. Въ немъ рѣяло около сотни бумажныхъ змѣевъ, сдѣланныхъ изъ пальмовыхъ листьевъ и снабженныхъ на верхней своей части чѣмъ-то вродѣ лука изъ тонкаго дерева съ тонкою бамбуковою тетивой. Вѣтеръ колебалъ тетивы у луковъ, и всѣ онѣ издавали тихіе, меланхолическіе звуки, похожіе на звуки гармоники.
Робюру пришла фантазія приблизиться къ этому воздушному оркестру, и, по его приказанію, Альбатросъ тихо окунулся въ звуковыя волны, пускаемыя по воздуху бумажными змѣями.
Но вдругъ среди многочисленнаго городского населенія произошелъ невообразимый переполохъ. Раздались звуки тамтама и другихъ чудовищныхъ инструментовъ китайскаго оркестра, грянули залпы изъ ружей, изъ пушекъ; люди очевидно хотѣли прогнать аэронефъ. Если китайскіе астрономы и признали, быть можетъ, Альбатросъ за летательную машину, то прочіе китайцы — всѣ, отъ бѣднаго рабочаго до многопуговичнаго мандарина — единодушно приняли его за чудовище.
На Альбатросѣ никто и ухомъ не повелъ при видѣ такого бѣснованія. Оно для него было совершенно безвредно. Но веревки отъ змѣевъ, привязанныя