Читать интересную книгу Классичексие случаи в психологии - Джефф Роллс

Считается, что процедурная память включает в себя: 1) условные рефлексы; 2) эмоциональные ассоциации; 3) навыки и привычки. Каждый из этих типов памяти связан с конкретной областью головного мозга. Изучение условных рефлексов имеет отношение к мозговой структуре, называемой мозжечком.[37] Так, Эдуардом Клапаредом (Eduard Claparede) в 1911 году был описан следующий случай: пациентка, страдающая амнезией, после каждой очередной встречи забывала Клапареда и не узнавала его при следующей встрече. Однажды Клапаред взял в руку булавку и во время рукопожатия уколол руку этой женщины. Во время следующей встречи пациентка вновь не узнала Клапареда, но при этом отказалась пожать его руку. Она очень не хотела это делать, но не могла объяснить, почему. Это пример простого формирования условного рефлекса (научения). Мозжечок Г. М. не пострадал во время операции, и поэтому можно было ожидать, что он сможет, таким образом, приобретать и усваивать знания, даже не осознавая, что он это делает. Однако тесты на условные рефлексы пришлось прекратить, когда у Г. М. обнаружилась ненормально высокая переносимость на воздействия электрошоком. Точная причина этого остается неясной, но предполагается, что этот феномен является еще одним симптомом полученного обширного повреждения неврологической системы.

Эмоциональные ассоциации, например понимание того, когда следует испытывать страх или раздражение, связаны с работой мозжечковой миндалины. У Г. М. значительная часть этой мозговой структуры была удалена, и хотя он, по-видимому, испытывает страх или раздражение, сам он не знает, почему у него возникают эти чувства. После операции у Г. М. время от времени наблюдались резкие вспышки гнева. Однажды он сломал палец, когда стучал кулаками в дверь своей спальни с криками: «Я не могу вспомнить, я не могу вспомнить!» Однажды он угрожал лишить себя жизни, изза чего возникли опасения, что он начинает понимать, насколько пустой стала его жизнь в результате потери памяти. Однако чаще всего он не мог вспомнить, ни почему он испытывал раздражение, ни фактического проявления этого чувства.

По-прежнему остается неясным, какие мозговые структуры ассоциируются с навыками и привычками процедурной памяти. Считается, что к ним относятся и мозжечок, и гиппокамп. Г. М. мог демонстрировать приобретение и запоминание новых навыков. Например, Коркин научила его методу зеркального рисования: рисование предмета на бумаге в то время, как рисующий видит создаваемое им изображение лишь в зеркале. Сначала это бывает очень трудно, но затем, при наличии достаточной практики, люди начинают выполнять это задание все лучше и лучше. Г. М. проявил нормальные способности к освоению этого метода, но позднее, когда его просили выполнить похожее задание, он, несмотря на достигнутые в прошлом успехи, демонстрировал полную неосведомленность о наличии у него подобного навыка. Впоследствии его также научили методам зеркального письма и зеркального чтения. Эти примеры перекликаются с историей пациента, страдавшего амнезией, который научился неплохо играть в настольный теннис, но ничего не знал ни о наличии у него такой способности, ни о правилах игры, ни о правилах подсчета очков. Другого пациента, страдавшего потерей памяти (по профессии пианиста), научили исполнять новую музыкальную пьесу. Позднее он никак не мог ее вспомнить, но после того, как ему подсказали несколько первых нот, прекрасно исполнил ее от начала до конца.

Чего не наблюдается в случае Г. М., так это способности кодировать новые сведения о событиях, произошедших в его жизни (например, о праздновании его сорокалетия). Этот тип памяти называется «эпизодической». Г. М. не может хранить воспоминания о том, что происходило с ним в последние годы; он также утратил способность усваивать новую фактическую информацию (например, запомнить имя действующего президента США). Такой тип памяти называется «семантической». Совершенно ясно, что мозговые структуры, удаленные у Г. М., не имеют отношения к процедурной памяти, но имеют важное значение для сохранения эпизодической и семантической памяти.

Постскриптум

Как же можно резюмировать все, о чем мы узнали за сорок лет изучения случая Г. М.? Исследователи установили, что кратковременная память находится не в гиппокампе; что существуют другие формы долговременной памяти; что гиппокамп не участвует в кодировании или сохранении воспоминаний, хранящихся в процедурной памяти; что гиппокамп действительно участвует в формировании новых воспоминаний (хранящихся в эпизодической и семантической памяти); и что удаление гиппокампа не оказывает значительного влияния на человеческую личность.

В настоящее время практически всех членов семьи Г. М. нет в живых. Сам он не имеет никаких воспоминаний об этих печальных событиях: когда Г. М. говорят о смерти матери, он каждый раз глубоко переживает эту новость заново. Но иногда он сообщает о своем ощущении того, что она действительно покинула его каким-то образом. Глядя в зеркало и оценивая свой возраст (ему сейчас 78), с помощью своего неповрежденного интеллекта он может сделать вывод о том, что его мать, вероятно, уже умерла.

В отличие от многих исследователей, занимавшихся с Джини (см. главу 1), Сьюзен Коркин, посвятившая изучению Г. М. много лет, стала его настоящим опекуном, отстаивающим его интересы и помогающим организовывать различные аспекты его жизни. Она помогает ухаживать за ним в доме престарелых, где он проживает в настоящее время, и, разумеется, организует его поездки в MIT для проведения исследований. Она стала для Г. М. незаменимым консультантом, хотя сам он никогда не мог запомнить ее лицо.

Г. М. всегда заявлял, что он хочет помогать другим людям, оказавшимся в сходных непростых обстоятельствах, поэтому он и его попечитель дали согласие на то, чтобы после смерти Г. М. его мозг был передан ученым для исследования, которое позволит провести подробный анализ нанесенного физического ущерба. Как пишет Коркин, «его желание помочь другим людям будет выполнено. Однако печально, что он не узнает о своей славе и о том влиянии, которое его участие в исследованиях оказало на научное и медицинское сообщество во всем мире».[38] Само по себе это заявление ставит важные философские вопросы перед психологией. Например, может ли человек давать осознанное согласие на какое-то действие, если он не может помнить о том, что давал это согласие?

Люди часто размышляли о том, какой могла бы быть жизнь без памяти. Каким бы стал человеческий род? Наверняка, в нашей жизни не было бы ни языка, ни науки, ни искусства, ни истории, ни семьи, ни осмысленного существования. Люди жили бы только текущим моментом. Мы имели бы только наши врожденные рефлексы, для того чтобы взаимодействовать с окружающим миром — миром, который был бы совершенно отличен от того, который известен нам сейчас. Благодаря Г. М. мы можем дать ответ на этот вопрос.

Вероятно, в некоторых отношениях можно рассматривать потерю памяти Г. М. как благо: она защитила его от полного понимания того, на какую бессмысленную жизнь он обречен. Случай Г. М. полон трагической иронии: человек без памяти помог нам многое узнать о природе памяти.

Человек, который был разочарован тем, что он увидел: история С. Б.[39]

С. Б. лишился зрения в возрасте десяти месяцев, и его случай был признан неоперабельным. Но благодаря научному прогрессу и новым возможностям в возрасте пятидесяти двух лет С. Б. вновь обрел зрение. Он, безусловно, радовался вновь обретенному дару, однако довольно быстро утратил энтузиазм, впал в депрессию и спустя два года умер совершенно сломленным человеком. Он был разочарован тем, что увидел.

Жизнь слепого мальчика

С. Б. родился в 1906 году. Он был одним из семи детей в бедной семье из Бирмингема. Он ослеп в возрасте десяти месяцев вследствие инфекции, занесенной в организм после вакцинации против оспы. Старшая сестра С. Б. регулярно носила его в больницу на еженедельные процедуры, во время которых с глаз малыша снимали повязку и смывали гнойные выделения. В качестве развлечения члены семьи время от времени проверяли зрение С. Б., и, как вспоминает его старшая сестра, он мог различать свет и указывать на некоторые «крупные белые предметы». Своим правым глазом он мог различать движения руки на расстоянии около восьми дюймов. Сам он рассказывал, что имел только три визуальных воспоминания: красный, белый и черный цвета. С. Б. вел жизнь незрячего ребенка; с девяти лет посещал Бирмингемскую школу для слепых, которую закончил в 1923 году, получив хорошее образование и навыки, необходимые для работы мастером по ремонту обуви.

По воспоминаниям окружающих, в школьные годы С. Б. был добрым, воспитанным и смышленым мальчиком, лишь изредка проявлявшим непослушание. Он начал работать мастером по починке обуви у себя дома, в Бертоне-на-Тренте. По свидетельствам заказчиков, качество его работы было хорошим. Он вел во многом самостоятельную жизнь, хотя и зарабатывал намного меньше своих зрячих коллег. С. Б. чувствовал себя достаточно уверенно, чтобы перейти любую улицу, и обычно, выходя из дома, не брал с собой белую трость. Однако он не раз получал ушибы, натыкаясь на припаркованные машины или другие неожиданные препятствия на хорошо известных ему маршрутах. Он был неплохим велосипедистом и мог совершать длительные поездки, держась за плечо ехавшего рядом с ним друга. Ему нравилось работать в саду, и окружающие считали его позитивно настроенным и увлеченным человеком, любившим жизнь в разных ее проявлениях.