Меж тем в Людинове оккупанты принялись за установление того, что сами они пышно называли «Новым порядком».
В наши дни не в зарубежной (это еще можно понять) — в отечественной печати и литературе можно встретить утверждения, что минувшая война была схваткой не на жизнь, а на смерть за господство в Европе между двумя могучими тоталитарными государствами — нацистской Германией и коммунистическим Советским Союзом, или же и того проще — личная борьба между двумя диктаторами, друг друга стоящими, — Гитлером и Сталиным. Появились книги, в которых утверждается, что СССР готовился первым напасть на Германию, и Гитлер просто был вынужден нанести упреждающий удар. По сути, это всего лишь повторение того, что говорил сам фюрер, объясняя в июне 1941 года причину своего нападения на СССР. Некоторые авторы сегодня договариваются до заявления, что, дескать, целью «Восточного похода» Гитлера было освобождение народов Советского Союза от большевистского режима.
Истине в этих разглагольствованиях соответствует лишь то, что Гитлер действительно люто ненавидел коммунистов, большими своими врагами, возможно, он считал разве что евреев. Последнее же утверждение — об освободительной миссии германского фашизма — злонамеренная ложь от начала до конца.
Ни в одной европейской стране, кроме СССР, не было тогда коммунистического или социалистического правления, что не помешало Гитлеру захватить Чехословакию, Польшу, Голландию, Данию, Норвегию, Бельгию, Югославию, почти всю Францию, готовить вторжение в Англию. От кого, спрашивается, он освобождал народы этих стран?
Гитлер напал на Советский Союз не для освобождения его народов, а для их закабаления. Территория, для начала, европейской части СССР была для него лишь «жизненным пространством», которое следовало заселить немецкими колонистами. А как быть с населением? Все проживающие здесь евреи подлежали полному уничтожению. Численность остального населения — в первую очередь славянского — подлежала сокращению по крайней мере на треть. Русских, украинцев, белорусов ожидала участь грубой рабочей силы, попросту тяглового скота для будущих немецких колонистов.
И это не выдумка коммунистической пропаганды — так явствует из документов. Назовем хотя бы такие доступные сегодня не только историкам, но и каждому, кто хочет в том убедиться самолично, материалы, как книга Гитлера «Моя борьба» («Майн кампф») и опубликованные многотомные стенограммы Нюрнбергского процесса над главными немецкими военными преступниками.
В сентябре 1941 года на совещании с командующими группами армий Гитлер более чем откровенно заявил: «Мы не освобождаем Россию от большевистского режима. Мы ее завоевываем. А потому оккупационный режим должен быть строжайшим».
Да что документы, пускай самые красноречивые! Что может быть убедительнее практики оккупантов, того, что они реально творили на временно захваченной ими русской, украинской, белорусской земле, в том числе и в Людинове?
Само расположение города, с учетом того, как проходила линия фронта, наличие железной дороги, перекрестья нескольких большаков, некоторые другие обстоятельства делали его весьма удобным для постоянной дислокации крупного воинского соединения, временного — для запасных частей, ждущих отправки на передовую, или, наоборот, отведенных на отдых, размещения складов и т. п. Поэтому в Людинове и округе была расквартирована 339-я немецкая пехотная дивизия под командованием генерал-майора Ренике.
Под штаб дивизии оккупанты освободили от жильцов лучшие дома по всей правой стороне улицы 3-го Интернационала.
На втором этаже дома № 1 по улице Карла Либкнехта, она же Набережная, поселился комендант города. Целых десять домов по Комсомольской улице[13] заняло самое страшное учреждение оккупантов — «Гехаймфельдполицай», или ГФП, — «Тайная полевая полиция». Канцелярия ГФП во главе со штурмбанфюрером СС и майором войск СС Антонио Айзенгутом разместилась в доме № 48 по этой улице. Сам же Айзенгут поселился на первом этаже в том же доме, что и комендант. Так что сестры Хотеевы, жившие на той же Комсомольской улице в угловом доме № 13, оказались в более чем опасном соседстве…
В нашей исторической и художественной литературе, посвященной партизанам и подпольщикам, часто употребляется название «гестапо» применительно к немецким карательным органам на оккупированной территории СССР. Тут нужно внести ясность.
На самом деле, непосредственно в компетенцию гестапо — «тайной государственной полиции» — «гехаймстатсполицай» — входила лишь территория самой Германии, а также той Западной Польши, что была включена в состав Третьего рейха, и оккупированной части Франции. Функции же этого зловещего учреждения на оккупированной территории СССР выполняли органы СД — «службы безопасности» СС — «зихерхайтдинст», а в прифронтовой полосе ГФП, этот военный аналог гестапо. Конечно, многие сотрудники ГФП были откомандированы сюда на период войны именно из гестапо и, естественно, в своей работе пользовались теми же мрачными методами. Все эсэсовцы, имевшие воинские звания, с началом войны сменили свои черные мундиры на общеармейскую форму (с некоторыми отличительными моментами) и титуловались не по эсэсовским, а по воинским званиям. Потому к тому же Антонио Айзенгуту полагалось обращаться не как к «штурмбанфюреру», а как к «господину майору».
В первые же дни оккупации немцы образовали и «местное самоуправление» — городскую управу, назначили и городского голову, или, как его обычно называли, — бургомистра — некоего Сергея Алексеевича Иванова, в прошлом зажиточного людиновского нэпмана. Разумеется, и городская управа, и бургомистр были сущими марионетками, ниточки от которых прочно держали в своих руках оккупанты. Но по отношению к местным жителям власть этих предателей была почти безграничной. В сельской местности были назначены волостные старшины и старосты деревень.
Командование партизанского отряда было чрезвычайно заинтересовано в том, чтобы посты старост хотя бы некоторых деревень, особенно Думлово, в окрестностях которой были заложены тайники, заняли свои люди. Были заинтересованы в этом и думловские мужики. Едва лишь Герасим Зайцев объявился из города в свой старый дом, где жил с женой Евфимией Васильевной и четырнадцатилетней дочерью Лизой, как один за другим потянулись к нему односельчане. Сначала осторожными намеками, потом напрямую стали уговаривать — подавайся, Герасим Семенович, в старосты, не то поставят немцы своего холуя, света белого не взвидим. Выручай…
Состоялся разговор и с Золотухиным. После него направился Зайцев в Людиново к новоиспеченному бургомистру Иванову, которого знавал еще в дореволюционные времена. Среди других людиновских торговцев известен был Иванов не только оборотистостью, что для купца свойство нормальное и желательное, но и несусветной жадностью. Вот и на должность бургомистра согласился в первую очередь из тех соображений, что давала она ему, по его представления м, хорошую возможность поживиться.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});