Читать интересную книгу Убийство на дуэли - Антон Бакунин

— Нет, скажи, князь, скажи.

— Ну, ведь я… Не знаю… Я не считал.

— Ах, ты не считал! Так ты сосчитай! Это не составит больших трудов. Это если я начну считать свои романы, то выйдут затруднения — собьюсь на первой сотне. И после этого я ошибаюсь?! Поверь, князь, мне, старому донжуану. Княжна влюбилась в тебя еще тогда, в салоне этой Югорской. Ты запал ей в сердечко. Запал случайно, незаметно. И вдруг раз — и вот ты. И поверь, у нее есть и другой. Но ты милее, князь, милее. Но женщина она роковая. Причем роковые женщины, брат ты мой, бывают двух типов. Роковая женщина для тех, кто в нее влюблен, либо для тех, кого любит она, — тут важно, что губит она других. И роковая женщина для себя. Рок витает над ней и губит ее, именно ее. Роковая женщина для других — бездеятельна, даже равнодушна, притягивая к себе; все гибнут вокруг нее, а она и пальцем не пошевельнет. А второй тип — роковая для себя — всегда решительна. Княгиня решительна. Уверен, князь, отчаянная женщина!

Глава двадцать первая

БЛИЖАЙШИЙ СПОДВИЖНИК

Еще один Геркулес. — Глаза, гипнотически действующие на женщин. — Гипсовый сапог. — Разговор о романах в духе Конан Дойла. — Претендент на роль Шерлока Холмса. — Мечтательность Иконникова. — Никто, кроме Иконникова, не знал о месте дуэли, даже сам князь Голицын.

На моих часах было пять минут четвертого, когда мы, взяв извозчика, подъехали к дому Кондаурова. Он жил в собственном доме недалеко от Балтийского вокзала. Извозчик попался на редкость бестолковый. Несколько раз Бакунину приходилось подсказывать ему дорогу, но в конце концов мы добрались по адресу.

Дом оказался двухэтажным, красного кирпича, с красиво выложенным фасадом. На наш звонок к нам вышел, как выяснилось впоследствии, единственный слуга Кондаурова, исполнявший обязанности и швейцара. Ростом и силою он не уступал ни дворнику Никите Голицыных, ни Макару-Полифему-Герасиму Толзеева. Такие гиганты не редкость на Руси, но, признаться, встретить трех подряд в один день, да еще почти в одном и том же качестве, случай, достойный удивления.

— К барину, — сказал Бакунин тоном, не допускающим возражения.

— Барин больны, — пробасил гигант, исподлобья посмотрев на незваных гостей.

— Доложи: Бакунин Антон Игнатьевич и князь Захаров, — сказал Бакунин, делая шаг вперед.

Гиганту пришлось впустить нас. Еще раз взглянув исподлобья, он оставил нас в прихожей и, словно сомневаясь в чем-то, отправился в гостиную. Минуту спустя гигант вернулся, молча протянул руку за одеждой. Мы разделись, отдали ему плащ и пальто, цилиндр и мою кепку. Гигант повесил все это на вешалку в прихожей и, проводив нас до гостиной, открыл перед нами дверь.

Гостиная оказалась маленькой, уютной комнатой в два окна с камином, выложенным черным мрамором. Господин Кондауров поднялся нам навстречу из удобного мягкого кресла.

Это был мужчина лет сорока — сорока пяти, выше среднего роста. Продолговатое лицо его было выбрито начисто на европейский манер. Глубоко посаженные серые глаза казались холодными, даже как будто насмешливыми. Как потом мне сказал Бакунин, такие глаза гипнотически действуют на женщин. Небольшой, но хорошо очерченный подбородок говорил о твердости характера и воле. Чувствовалось, что это физически очень сильный человек, хотя он не был атлетически сложен и от этого вся его фигура выглядела как-то элегантно.

Левая нога Кондаурова до самого колена была обмотана чем-то белым. Присмотревшись, я увидел, что это гипсовый сапог.

— Здравствуйте, господа, — сказал Кондауров мягким, приятным голосом.

— Бакунин Антон Игнатьевич, — кивнул головой в знак приветствия Бакунин, — а это князь Захаров Николай Николаевич.

Я тоже кивнул головой.

— Кондауров Григорий Васильевич. Прошу вас, господа, садитесь.

В голосе Кондаурова мне почудилась какая-то вкрадчивость и как будто насмешка. Позже Бакунин рассказал мне, что такой голос действует на женщин так же гипнотически, как и холодноватые, чуть насмешливые глаза.

Мы сели на стулья, словно нарочно приготовленные для нас.

— Княгиня Мария Андреевна говорила мне, что вы собирались посетить ее, — сказал Кондауров.

— Да, мы были в доме князя Голицына и в курсе того, что произошло там утром. Очень странная история, — ответил Бакунин.

— Как все, связанное со смертью князя, — согласился Кондауров. — Антон Игнатьевич, расследование этого дела ведете вы?

— Да.

— А вы, князь, тоже занимаетесь этим делом?

— Князь занимается этим делом вместе со мной. Но несколько с иными целями.

— Если не секрет, какими? — спросил Кондауров.

— Князю нужна практика, своего рода опыт… Князь будет писать романы в духе Конан Дойла… — пояснил Бакунин.

Когда речь заходила о будущих романах в духе Конан Дойла, Бакунин всегда оживлялся.

— Вот как? — заинтересовался Кондауров. — А почему в духе Конан Дойла? А если попробовать в духе графа Толстого или, скажем, Достоевского?[37] Однако, это интересно. В нашей литературе нет ничего подобного.

— Да, — согласился Бакунин. — Такие романы несвойственны нашей литературе, это верно.

А я вспомнил, что почти то же самое уже слышал от дядюшки.

— И вы хотите в основу вашего романа положить расследование убийства князя Голицына? — спросил, обращаясь ко мне, Кондауров.

Но Бакунин опередил меня и опять сам ответил на этот вопрос:

— О, не обязательно. Ведь князь будет писать не очерки, не документальное произведение, а именно роман. Князь воссоздает, так сказать, дух, ему нужны не факты, не имена, а образы.

— Понятно. И если вы намерены создать образы, подобные образам Конан Дойла, то, конечно же, в виде Шерлока Холмса под вашим пером оживет ваш уважаемый наставник? — Кондауров взглянул на Бакунина.

— Не знаю, не знаю, — опять не дал мне вступить в разговор Бакунин. — Я ведь не исключаю возможности принять участие в этом мероприятии не только как советчик… Но, возвращаясь к нашему делу, — я имею в виду собственно расследование убийства князя Голицына, — заверяю вас, что если это как-то и отразится в наших с князем… э-э-э, так сказать, замыслах, то никаких намеков или прямого сходства… Это я могу обещать. Если мы воплотим наш замысел, это будет исключительно литературное явление.

— Я спросил не из опасения попасть на страницы романа или увидеть там героев с чертами моих близких знакомых. Поверьте, я задал вопрос из чистейшего любопытства, — ответил Кондауров, тем самым как бы подводя черту под этой частью нашей беседы и как бы приглашая Бакунина приступить к основному разговору.

— Григорий Васильевич, — начал Бакунин, — Марья Андреевна в общих чертах рассказана нам о ваших взаимоотношениях с князем… Не могли бы вы рассказать кое о чем подробнее? И о самой дуэли, в той части этого, так сказать, события, которая происходила на ваших глазах, — я имею в виду сам вызов.

— Но, насколько я понимаю, дуэль имеет к убийству не прямое, а косвенное отношение? — спросил Кондауров.

— Возможно, косвенное.

— То есть террористы узнали о дуэли и о месте, где она должна состояться, устроили засаду…

— И в момент выстрела Толзеева выстрелили в князя, — закончил мысль Кондаурова Бакунин.

— Для этого нужно было точно знать место и время дуэли, — сделал вывод Кондауров.

— Да. Кто знал об этом?

— Никто. Кроме меня и Иконникова.

— А Иконников никому не мог сообщить этих сведений?

— Я исключаю это.

— Вы совершенно в нем уверены?

— Да. Этот молодой человек полностью предан князю… И мне… И потом, даже если бы он… Нет, я абсолютно уверен в нем.

— А что вы знаете о нем?

— Он одинок…

— Кто его родители?

— Он сирота… Родители его были бедные дворяне… Они давно умерли… Средств к существованию у него не было никаких…

— Ведь это вы определили его на службу к князю?

— Да, я. Я когда-то знавал его отца. Сам Иконников заканчивал курс в университете… Он обратился ко мне с просьбой подыскать ему место. Я тогда невольно втянулся в дела князя… И взял Иконникова к себе чем-то вроде секретаря. Он выполнял многие поручения. Узнав его поближе, я обнаружил в нем редкие качества. Он прилежен, исполнителен, у него прекрасный почерк. И потом, у него добрая душа. Он немножко, как бы это сказать… не от мира сего.

— Княжна рассказала нам странную историю о нем.

— Какую?

— О том, что однажды он, как бы забывшись, вообразил себя князем Голицыным.

— Ах да, помню. Ну, это своего рода курьез… Иконников одинок… Он очень благодарен князю за возможность работать у него… Он очень мечтателен… Видимо, это у него случилось на почве мечтательности. Но все сказанное и эта история, несколько странная, конечно, только подтверждает мою уверенность в нем. Если бы все молодые люди были такие, как Иконников, в России не было бы терроризма.