Читать интересную книгу Потерянные девушки Рима - Донато Карризи

Он отметил странное сочетание телевизора с плазменным экраном и старого видеомагнитофона: настоящий анахронизм. Он полагал, что такие уже вышли из употребления. Но еще больше поразило его то, что в комнате не было видеокассет.

Маркус запомнил эту деталь и продолжил осмотр. На стенах – дипломы, свидетельствовавшие о том, что сыщик прошел ряд стажировок по различным методам расследования. Просроченная лицензия. Висит криво. Маркус отвел ее в сторону и обнаружил маленький сейф. Дверца всего лишь притворена. Маркус открыл ее. Сейф был пуст.

Он припомнил кожаную сумку, с которой Раньери вышел из офиса. Он вполне мог что-то забрать с собой. Деньги? Задумал бежать? От чего или от кого?

Теперь Маркус задумался о том, в каком состоянии обнаружил это место. Когда он вошел, окно было открыто. Зачем сыщик оставил окно нараспашку?

Чтобы проветрить комнату, сказал себе Маркус. И тут же приступил к изучению запахов. Принюхавшись, уловил слабый, но специфический душок: здесь что-то жгли. Скорее всего, что-то бумажное, подумал он. И направился к корзине для бумаг.

Там лежал единственный листок, покореженный, обгоревший.

Раньери не только забрал что-то из офиса: перед тем как уйти, он от чего-то избавился. Маркус вытащил из корзинки то, что оставалось от листка бумаги. Осторожно положил на стол. Снова зашел в туалет, посмотрел на этикетку жидкого мыла и захватил флакон с собой. Окунул туда палец, как мог разгладил бумагу и намазал мылом самую темную часть, где, по всей видимости, было что-то написано. Потом взял спичку из коробки, лежавшей на столе, – ею, вероятно, воспользовался и Раньери немного раньше – и быстрым движением снова поджег бумагу. Перед этим, однако, помедлил, сосредоточился. В его распоряжении только одна попытка, потом листок рассыплется навсегда.

Несмотря на мигрени, слуховые галлюцинации и чувство смятения, амнезия подарила ему по крайней мере одно преимущество: незаурядную способность к запоминанию. Маркус был убежден, что он так быстро все усваивает потому, что место в голове освободилось. Еще он обнаружил, что обладает совершенной фотографической памятью.

Надеюсь, это сработает, сказал он себе.

Чиркнул спичкой и провел ею с изнанки листка слева направо, как принято читать.

Чернила начали реагировать с глицерином, содержавшимся в мыле. Он горел медленнее, чем бумага, создавая некий контраст. На мгновение появились знаки, написанные от руки. Глаза Маркуса бегали по листку, фиксируя возникающие буквы и цифры. Эффект длился несколько секунд и завершился столбиком серого дыма. Маркус получил ответ. На листке был записан адрес: улица Делле Комете, 19. Но перед тем как все исчезло, он разглядел также и три точки, образующие символ треугольника.

Если не считать адреса, записка была точно такой, какую получил Раффаэле Альтьери.

14:00

– Не думаю, что это хорошая мысль.

Де Микелис, которому она позвонила, высказался с достаточной прямотой. Сандра почти пожалела, что втянула его. Движение в Риме застопорилось из-за дождя, такси, которое она взяла на вокзале, продвигалось вперед рывками.

Инспектор не отказывался ей помочь, но не понимал, зачем было являться в Рим лично.

– Ты уверена, что поступаешь правильно?

Сандра собрала чемодан на колесиках, положила туда все необходимое на несколько дней пребывания вне дома, а также фотографии, распечатанные с пленки, которую она извлекла из «лейки», книжку, куда муж записал те странные адреса, и радиопередатчик, найденный в сумке.

– У Давида была опасная работа. Он никогда не сообщал мне, куда направляется, такая была между нами договоренность, так мы вместе постановили. – (Муж уверял, будто хочет избавить ее от лишних волнений, от переживаний, какие испытывает жена солдата, ушедшего на фронт.) – Зачем тогда он наговорил мне на автоответчик всю эту чушь? Зачем нужно было утверждать, будто он в Осло? Я тут подумала: все-таки какая я свинья. Ведь он хотел не скрыть от меня что-то, а привлечь мое внимание.

– Согласен. Возможно, он обнаружил что-то и хотел тебя защитить, а ты теперь одна-одинешенька лезешь на рожон.

– Вряд ли. Давид знал, что рискует, и, в случае если с ним что-нибудь случится, хотел, чтобы я провела расследование. Поэтому и оставил для меня указания.

– Ты имеешь в виду снимки в старом фотоаппарате?

– Кстати, ты уже определил, из какой картины этот фрагмент: убегающий мальчик?

– Описание мне ни о чем не говорит. Я должен увидеть фото.

– Я тебе его послала по электронной почте.

– Ты же знаешь, я в этих компьютерных делах… Ладно, попрошу кого-нибудь из ребят мне его сбросить. Сообщу тебе, как только что-то выясню.

Сандра знала, что может на него рассчитывать. Ему понадобилось пять месяцев, чтобы сказать, как он сожалеет о смерти Давида, но в общем и целом Де Микелис был хорошим человеком.

– Инспектор…

– Да?

– Ты сколько лет женат?

Де Микелис расхохотался:

– Двадцать пять. А что?

Сандре вспомнились слова Шалбера.

– Понимаю, это очень личное. Но ты когда-нибудь сомневался в своей жене?

Инспектор прочистил горло:

– Как-то раз среди дня Барбара сказала, что пойдет навестить подругу. Я понял, что она лжет. У нас, полицейских, шестое чувство, верно?

– Да, думаю, это так. – Сандра не была уверена, что хочет услышать эту историю. – Но ты не обязан со мной делиться.

Де Микелис продолжил рассказ, проигнорировав ее слова:

– Так вот, я решил проследить за ней, как за обычным подозреваемым. Она ничего не заметила. Но в какой-то момент я остановился и подумал: что это я делаю? И решил вернуться домой. Назови это страхом, если хочешь. Я-то знаю, что это было. На самом деле меня не интересовало, солгала она или нет. Если бы я обнаружил, что она действительно идет к подруге, мне бы показалось, будто я ее предал. Как я имею право на верную жену, так и Барбара заслуживает мужа, который ей доверяет.

Сандра поняла, что старший товарищ поделился с ней тем, что, скорее всего, никогда никому не рассказывал. Набравшись храбрости, она выложила остальное:

– Де Микелис, я хотела попросить тебя еще об одном одолжении…

– Каком конкретно? – В голосе звучала досада.

– Вчера вечером мне позвонил некий Шалбер из Интерпола. Он думает, будто Давид ввязался в какое-то темное дело, и вообще показался мне жутким мозгоклюем.

– Понял, соберу о нем информацию. Это все?

– Да, спасибо, – с облегчением вздохнула Сандра.

Но Де Микелис еще не закончил:

– Удовлетвори мое любопытство: куда ты сейчас направляешься?

Где все закончилось, хотела сказать Сандра.

– К тому строящемуся дому, откуда упал Давид.

* * *

Идея поселиться вместе принадлежала ей. Но Давид ее принял благосклонно. Во всяком случае, так ей показалось. Они были знакомы всего несколько месяцев, Сандра не была уверена, что правильно истолковывает реакции любимого мужчины. Порой он умудрялся все до крайности усложнять. В отличие от нее, Давид никогда не поддавался эмоциям. Когда они спорили, именно Сандра повышала голос, раздражалась. Он же прибегал к тону слегка примирительному, а главное, небрежному. Можно было даже решить, что только она и скандалит. Сандра невольно подумала, что Давид вовсе не проявлял равнодушие, нет: с его стороны то была тщательно выработанная стратегия – сначала выслушать все ее излияния, а потом заставить признать, что она вышла из себя совершенно напрасно.

Самым убедительным доказательством этой ее теории послужило то, что случилось через месяц после начала их совместной жизни в ее квартире.

Вот уже неделю Давид находился в странном настроении, все время молчал, и у Сандры сложилось впечатление, будто возлюбленный ее избегает, даже когда они дома одни. Хотя он в тот период и не работал, но всегда приискивал себе какое-нибудь занятие. Что-то делал, закрывшись в кабинете, либо чинил розетку, либо чистил засорившуюся раковину. Сандра чувствовала: что-то не так, но спросить боялась. Она говорила себе, что нужно время, что Давид не только не привык называть какое-то место своим домом, но и никогда не жил с женщиной под одной крышей. Однако вместе с боязнью его потерять в ней просыпалась ярость: разве можно так себя вести, пусть бы уж высказался начистоту. Она готова была взорваться.

Это произошло ночью. Они оба спали, когда Сандра вдруг почувствовала, как Давид трясет ее за плечо. Увидев, что на часах всего три ночи, она, сонная, спросила, какого черта ему нужно. Давид включил свет и бросился на постель. Взгляд его блуждал по комнате, он искал слова, чтобы высказать то, что давно уже вертелось у него в голове. А именно: так больше не может продолжаться, он себя чувствует неловко и, в конечном итоге, такое положение вещей стесняет его.

Сандра пыталась уразуметь смысл этих запутанных фраз, но единственным объяснением, какое ей приходило на ум, было: чертов говнюк меня сливает. Оскорбленная в лучших чувствах, недоумевая, почему он не мог подождать до утра, чтобы ее вырубить, Сандра встала и в бешенстве накинулась на него, осыпая нецензурными выражениями. В гневе она швыряла на пол все, что попадалось под руку, среди прочего пульт дистанционного управления: от удара телевизор включился. Так поздно передавали только старые черно-белые фильмы. В данный момент шел «Цилиндр» с Фредом Астером и Джинджер Роджерс, которые как раз исполняли дуэтом знаменитую песню.