лет. Многие – десятилетия… – вкрадчиво продолжил Режиссёр.
– Никого здесь нет, кто в бизнесе десятилетия. Может только Дедушка уже лет пятнадцать в бизнесе, – вставила свое веское слово Бабушка.
– Семнадцать, – если быть до конца точным, – поправил всех Дедушка.
Разговор происходил рядом с бассейном. Все лежали, полулежали на лежаках. Лишь один Режиссёр недавно привстал, а затем сел. Закатное солнце нежарко всем светило. Легкий ветерок нежно ласкал, нежно ласкал. Не знаю, что он там нежно ласкал. Пальмы шумели от ветра, как сосны.
– Ну, будем же профессионалами, ну как машинистка, которая печатает не одним пальцем, а десятью пальцами, – опять попытался взять ситуацию в свои руки Режиссер.
– Неудачное сравнение, – весело вдруг ответил Учитель, – вон у нас Дедушка одним пальцем…
– А ну, прекратить, – начал уже кричать, сорвался на крик Режиссер. Его лицо покраснело, он брызгал слюной, – прекратить, я сказал! Пиздеть все профессионалы, и как деньги брать, как авансы получать, все, блядь, профессионалы, в кого не ткни!
Над бассейном воцарилась напряженная тишина. И, как всегда, женщина решила разрядить обстановку. Женщина так всегда. Решила про себя молчать, решила отмолчаться, решила ничего не говорить. Решила – пусть все выскажутся, пусть все всё скажут, а я самая последняя скажу, говорю себе. Молчи дура, ты всегда лезешь вперед. Тебе что, больше всех надо? Но, видимо, мне больше всех надо. Я выхожу перед всеми в умопомрачительном купальнике с открытой спиной и начинаю говорить.
ДОЧКА. Ну, Режиссерчик, ну миленький. Ну подумай, пожалуйста. Как мы можем теперь трахаться, да еще так грубо в групповухе, после всего того, что мы здесь все друг о друге узнали? Я, например, не смогу. И никто, наверное, не сможет.
– Да все смогут, не говори ерунду, – вяло возражал ей режиссер, – я еще раз хочу Вам всем напомнить, что мы профессионалы.
На него посмотрел каждый из присутствующих довольно угрожающе. Режиссер вдруг размечтался, задумался. Он представлял себе те слова, которые он будет говорить инвесторам, которые вложились в фильм. Да, инвесторы были обычными кавказскими бандитами, это автор романа решил дополнить картину происходящего небольшим, но сочным мазком. В голове у режиссера крутился примерно вот такой диалог. Сначала говорит первый инвестор, постарше.
– Слушай, дорогой, а когда ты фильм-то свой уже закончишь? Нам заказчики с этого порно сайта уже всю плешь проели. Говорят, мы его должны были месяц назад сдать. Грозятся неустойкой. Ты нам ничего не хочешь сказать?
– Понимаете, – замямлил режиссер, – у меня тут такая неординарная ситуация на съемочной площадке… В общем, актеры отказались сниматься…
– Ты шутишь, что ли, нет? – Вступил в разговор второй инвестор, помоложе.
– Нет.
– Они почему сниматься отказываются? Ты им что ли денег не заплатил? Все себе взял? – не унимался второй инвестор. Тот, что помоложе.
– Нет, я им все заплатил. Весь аванс согласно смете и в сроки, о которых мы с вами договаривались.
– Так что ж они, суки? Почему не хотят сниматься? Не понимаю, – почему-то гораздо мягче проговорил второй инвестор.
– Видите ли, какая ситуация. У них у всех было совместное видение, что в прошлой жизни они были жителями одного белорусского села. И их, всех вместе, немецкие фашисты сожгли в амбаре, во время Великой Отечественной Войны. И они после такого, трагического события в своей прошлой жизни категорически отказываются сниматься в таком откровенном фильме. Плачут, вообще, рыдают, но сниматься отказываются.
– Так пусть деньги, аванс назад вернут – вступил в разговор первый пожилой инвестор.
– Деньги они вернуть не могут, говорят, что все потратили, – тихо сказал режиссер, посмотрев искоса на инвесторов, низко наклоня голову. По их ответному взгляду он понял, что ничего хорошего от этого разговора ему ждать не надо.
– Ну так ты тогда нам все деньги вернешь с процентами и неустойкой… Через три дня, – спокойно сказал первый инвестор.
– Не, не, не, ребята, у меня нет столько денег. И автомобиля нет и недвижимости. Я только-только вышел из очень неприятной финансовой ситуации, одной из самых неприятных из тех, с которыми мне приходилось сталкиваться. И очередной раз не хочу… Очередной раз не буду… – Режиссер встал с лежака да так неловко, что чуть не упал в бассейн, но удержался на самом краю.
– Да не переживай ты так, – ласково сказала Дочка, – мы все что-нибудь придумаем. И из не таких передряг выпутывались. Давайте лучше познакомимся. А то придумали друг другу клички разные. Режиссер, Бабушка, Дедушка, Черныш Шервудского Леса, или как вы там все бедного Наполеончика называете? Кстати, единственный человек, которого я знаю, как зовут. Вот тебя, Режиссер, как зовут.
Герман, – смущенно проговорил Режиссер, и потом внезапно добавил, – Шульц.
Все вдруг опять начали громко и неудержимо смеяться, как дети. Смех не умолкал по крайней мере пять минут.
Когда они все закончили смеяться, ветер стих. Или затих, если вы хотите. Он затихал и затихал, как будто некий искусный звукорежиссер крутил ручку регулировки громкости. Тишина вдруг воцарилась полная. И тут Партизан сказал, как в лужу пернул.
ПАРТИЗАН. А давайте будем ебаться понарошку, как в эротических фильмах? Без глубокого проникновения, я имею ввиду.
– Что, – спросила его Мама, – это как?
– Ну вообще без всякого проникновения, – продолжал Партизан, – будем все имитировать.
И внимательно посмотрел на Режиссера.
Режиссер тут же нервно ответил.
– Какая имитация нахер? Мы только две сцены из пятнадцати сняли. Нам еще работать и работать. Ладно все, хватит, пошутили и будет. Сейчас третья сцена. Дочка и шоколадный заяц. Готовьтесь, а? Ну пожалуйста. Хватит прикалываться.
Вы заметили, что я сейчас в основном на диалоги упираю? А знаете почему? Чтобы меньшим количеством букв занять большее пространство. Ведь если сейчас какие-то умные мысли толкать, исписав ими пару десятков абзацев, то это, во-первых, долго будет, а во-вторых, много букв. А я себе цели ставлю, например, в день написать одну страницу. Так одну страницу диалогами гораздо быстрее написать. Но это я так, к слову, вспомнил.
Встала Дочка подошла к Режиссеру и внимательно посмотрела в глаза. Присела на корточки, не отводя от него взгляда своих чудесных глаз.
– Слушай, Герман, ну неужели ты не понимаешь, что сейчас важное для всех нас что-то случилось? Что мы, из обычных каких-то банальных порноактеров, превратились в бесконечных сущностей, излучающие свет, любовь и силу? Мы что-то важное такое из этого видения смогли увидеть. Такое, что объяснить словами невозможно, потому что мы слов таких почти не знаем и подобрать не можем. Нас из рая, возможно, всех изгнали или мы сами ушли по дурости. Мы все так хотим обратно попасть туда, в то самое место, где пасутся эти единороги. Понимаешь? Может и места того на самом деле и не существует. Но мы все хотим туда попасть. Понимаешь? У меня цель в жизни появилась. Понимаешь? И