Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Итак, я это сказал, чтобы не было соблазна. Я убегаю ради Бога, а о людях не пекусь. Хотя бы меня оскорбили, хотя бы поносили, хотя бы оклеветали, хотя бы имя мое опозорили, хотя бы все творение принялось говорить против меня.
Ибо я видел и много раз испытал, что если благодать Божия не просветит человека, то из слов, сколько бы ты ни говорил, пользы не выйдет. Одно мгновение он их слушает, а в следующее снова возвращается, плененный, к своему. Однако если одновременно со словом будет действовать благодать, то в тот же час происходит изменение, при благом произволении человека. И с этого часа чудесно изменяется его жизнь. Но случается это с теми, которые не ожесточили в себе слух и совесть. А со слушающими и не оставляющими непослушания по своей злой воле, хоть день и ночь беседуй, хоть мудрость отцов истощи в их уши, хоть чудеса сотвори у них перед глазами, хоть течение Нила на них обрати, — они не получат ни капли пользы. Они хотят только приходить, беседовать, чтобы провести время, из‑за уныния. Итак, поэтому я закрываю дверь и, по крайней мере, сам получаю пользу от молитвы и безмолвия. Поскольку молитву обо всех Бог всегда слышит, тогда как от празднословия всегда отвращается, даже если кажется, что оно духовное. Так как, согласно отцам, празднословие заключается, главным образом, в том, чтобы проводить свое время в словах, не исполняя свои слова на деле.
Итак, не слушайте того, что говорят, когда это говорят люди неопытные.
Тому же, кто не испытал, необходимо испытать, и с помощью опыта он узнает и найдет то, чего ему недостает. Опыт не покупается. Его приобретает каждый по мере своих труда и крови, которые он сам отдаст за это приобретение.
Поверьте, мои сестры, что труд в монашеском житии велик. Я не прекращал и не прекращаю день и ночь взывать и просить милости Господней и приближаюсь к отчаянию, как ничего не делающий, как никогда не «положивший начала». Но ежедневно, полагая начало, оказываюсь лжецом и грешником. Однако вы подражайте мудрым девам и, бодрствуя, горестно взывайте, призывая божественную милость. Ибо пришел для нас конец. Видимо, кончилось мирное время. Итак, и мы будем с умершими. Поэтому понудьте себя.
Пока достаточно того, что мы сказали. В другом письме напишу вам снова, если сказанное принесет плод и вы проявите усердие. Сейчас печалюсь только о матери маленькой монахини, о том, что она ропщет и злословит, как вы мне пишете. Многие матери потеряли, к сожалению, своих чад из‑за ропота, ибо не посвятили их Христу от всей своей души. И дочери спасаются по благодати Христовой, а матери остаются далеко от них.
Но вы проявляйте терпение и не спорьте с тем, что они говорят. Время, по благодати Божией, это исцелит. И она со временем раскается. И будет печалиться о том, что сейчас говорит и делает. Но сейчас по отношению к ней нужна терпимость. Нужны неподдельная любовь и полное молчание. Что бы они ни говорили, вы должны быть умеренными в словах. И когда вы говорите, творите умную молитву, чтобы ваши слова облекались силой свыше.
А ты, благословенная старица, все срастворяй рассуждением и великим долготерпением.
28 К монахине, принимающей святой и ангельский образ
Получил твое письмо, агница Иисуса моего, и, читая его, пришел в хорошее душевное расположение. И сразу встал вне себя от радости. И, преклонив колени, простер руки. И что тебе сказать? Язык вещал. Губы непрерывно шептали. А ум непрестанно богословствовал. И глаза источали непрекращающиеся слезы.
«Благодарю Тебя, — говорил я, — сладкое дыхание, жизнь моей души, свет моего ума, утешение моего сердца, сладкий мой Иисусе. Благодарю Тебя, любовь моя сладчайшая, Иисусе вожделеннейший, что не презрел смиренные мои моления, но услышал мой глас и помиловал мое малое чадце».
И вот уже через два дня после того, как пройдено испытание, она принимает святой монашеский образ. Становится новым человеком. Умирает человек ветхий. Она изменяет имя. Надевает брачную одежду. Прощаются грехи. Она дает обеты перед ангелами. Ее записывают на небесах.
Она больше не имеет родителей и родственников в миру. Оставляет дольнее, горняя мудрствует. С горним соединяется, о нем думает. Не имеет уже никакой воли, или самоугодия, или власти над собственным телом. От всего отрекается и подчиняет себя слову своей старицы до последнего издыхания.
И уже совсем не спрашивает, что делает ближний. Но постоянно пребывает в безмолвии. Трудится уже умным деланием. У нее непрекращающиеся слезы в глазах. Язык медоточивый. Речь умеренная. Тело непорочное. Ум чистый, немечтательный. Нерассеянная молитва. Постоянный мир. Совершенное послушание. Пламенная любовь к Спасителю Христу, которая все время горит не угасая, не угасая никогда. Так что стоит ей услышать имя Христа, и сразу начинает трепетать душа, услаждаются уста и пробуждается весь разумнотварный человек. Ибо обычай и божественная привилегия любви — взыграние сердца, когда человек слышит возлюбленное имя: и телесно, и духовно из одного и того же сердца изливается сладость любви.
Когда благодать озарит светом божественного сияния Духа, весь человек приходит в восторг и, как божественный Давид, играет и пляшет умно пред Божиим образом, как тот пред «сенным ковчегом».
Итак, вот почему, дочь Иисуса моего, сразу по прочтении твоего письма, после моей молитвы о тебе я написал тебе ответ, полный радости и веселья. А в воскресенье — ибо сейчас утро пятницы — в тот час, когда ты будешь давать обеты и принимать ангельский образ, буду умом присутствовать и я, и вместе с сестрами петь «Объятия Отча…», и в продолжение всего бдения буду молиться о тебе и обо всех сестрах.
И как только ты получишь это письмо, напиши мне небесное поистине имя, чтобы мы вычеркнули старое и поставили на его место новое. И позаботься теперь, чтобы твоя жизнь была ангельской, поскольку отныне ты зачислена в лики ангельские, чтобы воспевать и славить Бога своим телом и духом.
29 «Благословен Бог, возвышающий смертных еще с телом до жительства бесплотных»
Бог идеже хощет, побеждается естества чин, и хотящий понести крест Христов побеждает собственное естество. Величайшая воистину сила и благодать святого и ангельского монашеского образа.
Радуйся и веселись, чадце мое возлюбленное, со всем вашим священным монашеским собранием или, лучше сказать, духовным благоуханием. Радуйтесь, мудрые о Господе девы, что удостоились на земле такового ангельского жительства. Благословен Бог, творяй ангелы Своя духи, [75] благословен Бог, возвышающий смертных еще с телом до жительства бесплотных.
Желаю вам, чадца мои, и молюсь из глубины сердца, дабы миродохновенная благодать, как тонкое дуновение, как мироносное божественное дыхание, постоянно веяла среди вас, напояя благоуханием преподобные души, освящая подвижнические тела.
Только усердно прошу вас: позаботьтесь о ваших душах. Пусть ни одна из вас не будет похожа на праматерь Еву, но все — на Богоотроковицу Мариам, на Деву Марию. Она, сказав: «Се, раба Господня!» [76] — стала Матерью Божией и Госпожой ангелов. Ее Плод, сладкий Иисус, ради послушания взойдя на крест и сойдя во ад, исцелил великую язву преслушания. Посему познайте отсюда таинства силу.
Монашеский образ — это крест вместо креста, который нес Христос, спасая нас. Поэтому мы, облекаясь в монашеский образ, облекаемся в послушание и, ревнуя о послушании, ходим по подобию нашего Христа.
Скажу вам и сие слово: бремя послушания считается сочетанием остальных добродетелей, как и крест страстей Господних. И как разбойник крестом вошел в рай, так и мы послушанием, как крестом, входим в Царствие. Очевидно, что ослушники — вне Царствия.
Итак, блажен путь; понудьте себя. Будьте внимательны и молитеся, да не внидете в напасть. [77] Потому что не имеющий смирения, не делающий того, что ему говорят, становится рабом бесов. И конец жизни становится для него скорбью и поношением пред людьми.
Так вкратце пишу вам, чтобы вы убоялись божественным страхом, чтобы не ослушивались вашей старицы. Ибо имеете дело не с ней, а с Богом, Который требует послушания для спасения души.
Итак, о монашеском облачении, о котором ты пишешь: его показал ангел божественному Пахомию.
Ранее, в первые века христианства, избравшие девство, как вы сейчас, испытывались три года и затем плели венец из благоуханных цветов. И архиерей, как пишут, читал над ними молитвы, подобные нынешним молитвам монашеского образа, как над невестами Христовыми. И когда они умирали, венцы полагали в гроб вместе с ними.
Итак, оставляю это.
Сейчас облачение в монашеские одежды — это таинство, как возложение венцов в браке. Ты надеваешь монашеское одеяние вместо венцов. Когда уневещиваешься Христу, давая обет девства до конца жизни. В смертных браках надевают венцы, давая друг другу обет верности до конца жизни. Могут ли они потом отдать эти венцы, чтобы ими венчался другой брак? Нет. Но когда они умирают, венцы полагают в гроб вместе с ними.