Читать интересную книгу Шамбала-это не миф - Н. Самохина

У.Джадж

К разряду феноменов относилась и способность Е. П. Блаватской и ее Учителей создавать записи и целые картины с помощью так называемого искусства осаждения. Именно путем осаждения было написано большинство писем Махатм Синнетту. Смысл применения подобного оккультного процесса состоял в удобстве данного метода, дающего при определенных обстоятельствах некоторую экономию времени, которого у Махатм всегда не хватало из-за колоссальной занятости. Феноменальной была и «доставка» писем Учителей их адресатам — нередко Синнетт и другие участники теософского движения находили письма Махатм прямо в своем доме, куда посторонние не могли проникнуть. Иногда, по просьбе получателей, жаждавших убедиться в необычных способностях восточных адептов, эти письма материализовывались на глазах адресатов, падая на стол буквально из воздуха; их также находили лежащими в закрытых ящиках секретеров, в зашитых подушках и при других феноменальных обстоятельствах.

Что же представлял собой механизм создания этих писем, называемый в эзотерике «осаждением»?

В своих посланиях Синнетту Учитель Кут-Хуми раскрывает технику и внутренние закономерности процесса осаждения:

«Сначала мне нужно представить, «сфотографировать» каждое слово и предложение тщательно в своем уме, прежде чем оно может быть повторено «осаждением». Как фиксирование на химически подготовленной поверхности изображений, созданных фотографической камерой, требует предварительного приведения аппарата в фокус снимаемого объекта (ибо иначе, как это бывает у плохих фотографов, ноги сидящего не получаются пропорциональными по отношению к голове и так далее), так же и нам приходится сперва располагать наши фразы и запечатлевать в уме каждую букву, прежде чем она становится годной для чтения. Пока что это все, что я могу сказать. Когда наука больше узнает о тайне литофила и каким образом отпечатки листьев появляются на камнях — тогда я буду в состоянии лучше объяснить вам этот процесс. Но вы должны знать и помнить одно: мы только следуем природе, копируя ее работу».

(«ПМ», 10.)

Как писали о себе адепты, они тоже не избавлены от ошибок, особенно вследствие их занятости. Однажды, во время осаждения Учителем Кут-Хуми очередного письма (процесс осаждения совершался им во время продолжительной поездки верхом), с ним произошел интересный случай, свидетельствующий о способности Махатм не только к удивительному искусству осаждения, но и к свободному получению любой информации из пространства Акаши. Этот инцидент заключался в том, что в письме Кут-Хуми обнаружилось несколько фраз, повторявших отдельные фразы текста, ранее уже опубликованного в сочинении некоего Кидала, — современника событий. Получивший письмо Кут-Хуми Синнетт опубликовал его текст, не отослав его предварительно Кут-Хуми для просмотра перед публикацией и таким образом лишив его возможности проверить правильность воспроизведения текста в процессе осаждения. И, хотя речь шла о сходстве всего лишь двух-трех фраз, фигурировавших в тексте, имевшем совершенно другой смысл и посвященном другой проблеме, никак не связанной с темой сочинения Киддла, невежественные и примитивные противники теософского учения организовали в прессе целую дискуссию на тему: лежал ли в основе этого инцидента сознательный плагиат со стороны Кут-Хуми (!), или речь шла о случайном сходстве нескольких фраз в сочинениях Махатмы и Киддла.

Письмо Кут-Хуми Синнетту, объясняющее причину происшедшего, дает нам также интереснейшие сведения о познавательных возможностях, открытых адептам, посвященным в тайны «четвертого измерения».

Образец почерка Махатмы К.Х.

«Мой добрый и верный друг, содержащееся здесь объяснение никогда не было бы дано, если бы я в последнее время не почувствовал, как обеспокоены были вы в течение вашей беседы по поводу «плагиата» с некоторыми друзьями (…). Теперь, в особенности после получения вашего последнего письма, в котором вы так деликатно упоминаете этот «несчастный маленький инцидент Киддла», было бы жестокостью не сказать вам правду; тем не менее выдавать эту правду широким кругам предубежденных и враждебно настроенных спиритуалистов было бы явным безумием. Поэтому мы должны пойти на компромисс: вы и м-р Уорд, которому тоже доверяю, должны обещать никогда никому не объяснять изложенные мной факты без особого на то разрешения (…), по причинам, которые сейчас поясню и которые вы легко поймете. Если кто-нибудь из них будет настаивать, вы можете просто ответить, что эта «психологическая тайна» была объяснена вам самому и некоторым другим. Если они удовлетворятся этим, вы можете добавить, что те «параллельные отрывки» не могут быть названы «плагиатом» или другими словами того же смысла. Разрешаю вам рассказывать что угодно — даже причину, почему предпочтительнее скрыть от широкой публики и большинства лондонских членов действительные факты. (…) Лично мне, разумеется, безразлично, что они думают. Но ради вас и ради Общества я могу сделать еще одно усилие, чтобы удалить с горизонта одну из «самых черных» туч. Давайте тогда еще раз разберем ситуацию и посмотрим, что ваши западные мудрецы о ней говорят. В первом случае некий признаваемый «Адепт», неспособный развить из своих «маленьких восточных мозгов» какую-либо идею, достойную Платона, обратился к такому глубокому кладезю глубокой философии, как «Знамя Света», и почерпнул оттуда фразы, наиболее подходящие, чтобы выразить свои довольно запутанные идеи, которые исходили из вдохновенных уст м-ра Генри Кидала. Во втором случае дело становится еще труднее для понимания, если только не допустить теории о безответственном медиумизме двух западных шутников.[26]

Как бы ни была потрясающа и невыполнима теория, что два человека, которые были достаточно умны, чтобы осуществить в течение пяти лет нераскрытый обман, выдавая себя за нескольких Адептов, из которых ни один не похож на другого; два человека, один из которых, во всяком случае, настолько прекрасно владел английским языком, что едва ли его можно подозревать в неимении оригинальных идей; и эти два человека обратились к такому журналу, как «Знамя», широко известному и читаемому большинством знающих спиритуалистов, главным образом за тем, чтобы воровать у него свои заимствованные фразы и рассуждения видного новообращенного, чьи публичные высказывания как раз в это время читались и приветствовались каждом медиумом и спиритуалистом. Как бы невероятно ни было все это и многое другое, все же любая альтернатива из приведенных двух кажется людям Запада более желательной, нежели простая правда. Приговор вынесен: «К. X., где бы он ни был, украл отрывки из материалов м-ра Киддла. И не только это, но, как выразился «Ошеломленный Читатель», он (т. е. К. X.) пропустил неудобные для него слова и этим исказил заимствованные идеи, чтобы лишить их первоначального замысла автора и приспособить к своим собственным, совсем другим целям».

Ну, на это, если бы у меня было желание аргументировать до конца, я мог бы ответить, что то, что составляет плагиат, скорее заключается в плагиате идей, но не слов и фраз, а так как фактически этого не было, то я становлюсь оправданным самими моими обвинителями. Как говорит Мильтон, «такого рода заимствование, если оно не улучшено тем, кто заимствовал, считается плагиатом». Но если, как они пишут, я исказил «присвоенные идеи» и «лишил их первоначального замысла автора», а затем «приспособил их к своим собственным, совсем другим целям», то литературное «воровство», принимая во внимание вышесказанное, в конце концов, вовсе уже не выглядит таким значительным! И даже если бы никаких других объяснений не было бы добавлено, то самое большее, что могло бы быть сказано по этому поводу, что — вследствие бедности запаса слов, находящихся в распоряжении корреспондента Синнетта, и вследствие его неосведомленности по части искусства писания английских сочинений — он приспособил несколько Овинных излияний м-ра Киддла, а также несколько его прекрасно построенных фраз для того, чтобы выразить свои собственные противоположные идеи. Вышеприведенное является единственной линией аргументации, которую я дал и разрешил Использовать для передовой статьи «талантливому редактору» «Теософа» (…). Однако вам и тем немногим, которых я вам разрешил выбрать из среды наиболее достойных доверия теософов, предварительно позаботившись, чтобы они дали свое честное слово сохранить в тайне это откровение, я объясню действительные факты этой «очень запутанной» психологической тайны. Раскрытие этой истории настолько простое, а обстоятельства так забавны, что, признаюсь, я смеялся, когда мое внимание обратили на это. Я и теперь улыбался бы над этой историей, если бы я не знал, какую она причиняет боль моим истинным друзьям.