Когда Миногар, Амассид и Филонавт увидели Диоптрика в новом обличье — а узнали его лишь по блистающим орденам, из коих тот теперь состоял, не считая хвоста, — то разгневались страшно. Будучи мужами, сведущими в делах электрических, они поняли, что вряд ли можно зайти еще дальше в миниатюризации личности, а назавтра предстояло торжественное рождение королевича и медлить нельзя было ни минуты. И сговорились Амассид с Филонавтом напасть на Диоптрика, когда тот будет возвращаться домой, похитить его и заточить, что будет нетрудно, поскольку никто не заметит исчезновенья особы столь малой. Как решили они, так и сделали. Амассид приготовил старую жестяную банку и затаился с ней за коралловым рифом, мимо которого проплывала ладья Диоптрика; и когда она подплыла, Амассидовы слуги в масках выскочили на дорогу и, прежде чем лакеи Диоптрика успели поднять плавники, защищаясь, их господина уже накрыли банкою и похитили; Амассид тотчас загнул жестяную крышку, чтобы великий программист на свободу не выбрался, и, жестоко над ним издеваясь и насмехаясь, поспешно воротился к себе во дворец. Но тут пришло ему в голову, что нехорошо держать пленника у себя, и в эту минуту услышал он с улицы крик: «Головы лудить! Спины, хвосты, животы клепать, полировать!» Обрадовался он, позвал жестянщика, которым оказался Фротон, велел ему наглухо запаять банку, а потом дал ему золотой и говорит:
— Слушай, жестянщик, в этой банке — металлический скорпион, пойманный в моих дворцовых подвалах. Возьми ее и выбрось за городом, там, где большая свалка, знаешь? А для верности привали хорошенько камнем, а то скорпион еще выползет. И, ради Великой Матрицы, банку не открывай, иначе погибнешь на месте!
— Все исполню, как велит ваша милость, — ответил Фротон, взял жестянку, плату и вышел.
Удивила его эта история, не знал он, что о ней думать; встряхнул банку, и что-то там загремело.
Не очень-то похоже на скорпиона, — подумал он. — Не бывает таких маленьких скорпиончиков… Посмотрим, что там такое, только не сразу…»
Вернувшись домой, спрятал он банку на чердаке, сверху набросал старых железок, чтоб жена не нашла, и пошел спать. Но жена заметила, как он что-то прятал на чердаке, и, когда наутро он вышел из дому, чтобы заведенным порядком бродить по городу, восклицая: «Головы лудить! Хвосты паять!» — быстро побежала наверх, отыскала жестянку, встряхнула ее и услышала звон металла. «Ну, негодяй, ну, мерзавец! — подумала она. — Ишь до чего дошел — от жены сокровища прячет!» Поскорей провертела в жестянке дырочку, но ничего не увидела и тогда распорола долотом крышку. И только ее отогнула, как увидела золотой блеск, а это были Диоптриковы ордена из чистого золота; задрожала Фротониха от жадности неодолимой и оторвала весь жестяной верх, а тогда Диоптрик, который доселе был словно мертвый, ибо жесть экранировала его от мозга, спрятанного в дворцовом шкафу, вдруг очнулся, восстановив связь с разумом, и закричал:
— Что это? Где я?! Кто посмел на меня напасть?! Кто ты, мерзкая тварь? Знай, что бесславно погибнешь, залуженная насмерть, если сей же час не вернешь мне свободу!
Жестянщикова жена, увидав три блистающих ордена, которые перед глазами у нее скачут, верещат и грозят хвостиком, перепугалась ужасно и кинулась наутек; подбежала к чердачному лазу, а так как Диоптрик попрежнему плавал над ней и грозился, понося ее на чем свет стоит, споткнулась она о верхнюю перекладину лесенки, и вместе с ней полетела вниз, и шею себе сломала; а лесенка, перевернувшись, перестала подпирать крышку лаза, и та захлопнулась; так Диоптрик оказался заточенным на чердаке, где и плавал от стены до стены, тщетно взывая о помощи.
Вечером вернулся Фротон и удивился, что жена не встречает его на пороге с ломом в руках, а вошедши в дом, увидел ее и даже слегка опечалился, ибо сердце имел голубиное; однако вскоре подумал, что случай этот обернется ему на пользу, тем более что жену можно будет пустить на запасные части, и с немалою прибылью. Так что уселся он на полу, взял отвертку и принялся за разборку покойницы. И тут донеслись до него пискливые крики, плывущие сверху.
«Ах! — сказал он себе. — Узнаю этот голос — ведь это великий программист государев, что велел меня давеча вышвырнуть, да еще не заплатил ни гроша, — но как его занесло ко мне на чердак?»
Приставил он лесенку к лазу, поднялся по ней и спрашивает:
— Вы ли это, ваша светлость?
— Я, я! — закричал Диоптрик. — Кто-то напал на меня, похитил, запаял в банку, какая-то баба ее открыла, перепугалась и свалилась с лестницы, крышка захлопнулась, я заточен, выпусти меня, кто бы ты ни был — ради Великой Матрицы! — а я дам тебе все, чего ни попросишь!
— С позволения вашей светлости, я уже эти слова слыхал и знаю им цену, — ответил Фротон. — Ведь я тот самый жестянщик, которого вы велели прогнать, — и рассказал ему всю историю: как какой-то неизвестный магпат позвал его к себе, велел запаять банку и оставить ее на свалке за городом.
Понял Диоптрик, что это был кто-то из королевских министров, и вернее всего Амассид, и принялся заклинать и молить Фротона выпустить его с чердака; но жестянщик спросил, как может он верить слову Диоптрика?
И лишь когда тот поклялся всем святым, что отдаст за него дочь, жестянщик открыл лаз и, ухвативши вельможу двумя пальцами, орденами кверху, отнес его домой, во дворец. А часы как раз выбулькивали полдень, к начиналась великая церемония извлечения из печи королевского сына; так что Диоптрик поскорее довесил к трем орденам, из коих он состоял, Большую Всеокеанскую Звезду на ленте, расшитой морскими валами, и стремглав поплыл ко дворцу Иноксидов. А Фротон направился в покои, где средь дам своих сидела Аурентина, играя на электродрумле; и весьма пришлись они друг другу по сердцу. Зазвенели фанфары с башен дворцовых, когда Диоптрик подплыл к главному входу, ибо церемония уже началась. Привратники сперва его не пускали, но узнали по орденам и отворили ворота.
А когда они отворились, пробежал по всему коронационному залу подводный сквозняк, подхватил Амассида, Миногара и Филонавта — до того они были миниатюрны — и унес их на кухню, где вельможи, напрасно взывая о помощи, покружили над кухонным сливом, и упали туда, и подземными течениями вынесены были за город; и прежде чем выкарабкались из ила, тины и грязи, очистились и вернулись ко двору, церемония уже кончилась. А подводный сквозняк, столь злополучный для трех министров, подхватил и Диоптрика и завертел его вокруг трона с такой быстротой, что золотая проволочка, опоясывавшая его, лопнула; полетели во все стороны ордена, вместе со Всеокеанской Звездой, а аппаратик, силой раскрута, ударил по лбу самого государя, который весьма изумился, услышав писк, исходивший из этой крохи:
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});