– По-вашему, я должна носить договор с собой? – смягчилась Маргарита. – Он у меня дома.
– Слушайте, а давайте я сейчас поймаю тачку, мы съездим и все подпишем?
– Что, так приспичило?
– Понимаете, я бросил якорь у родственников бывшей супруги, – неохотно объяснил Адам, – хочу поскорее снять жилье, чтобы их не стеснять.
– Вот и отлично, – встряла Валентина, – только уже не десять, уже двенадцать тысяч в месяц.
– Да мне, собственно, без разницы, – отмахнулся Рудобельский, – платит ведомство. Я в автономке, в смысле в командировке, буду лекции читать в училище. Это как раз рядом с вашим домом.
– А вы к нам надолго? – Валентина все время перехватывала инициативу.
– На восемь месяцев. Кстати, оплачиваю вперед. Надеюсь, – Адам обернулся к Маргарите, – вы не станете возражать?
Маргарита не возражала. Заведя глаза, Галкина перебирала пальцами под столом, пытаясь сосчитать, сколько это – двенадцать тысяч на восемь месяцев. Сбилась, начала сначала, но Адам, не дождавшись ответа на вопрос, снова сбил ее:
– Или станете?
– Не станет, – заверила Адама адвокатесса.
– Так что, может, покончим с бумагами сегодня?
– Уговорили, – отказавшись от мысли произвести сложные математические действия в уме, сдалась Маргарита.
* * *
…Все оказалось совсем не так романтично, как Маргарита себе представляла. Ни в какие увлекательные путешествия постоялец не поманил, ни на какие приключения не намекал. Между ними установились стандартные, бытовые, весьма прохладные отношения. Она – стервозная хозяйка квартиры, он – смирный постоялец. Никаких недоговоренностей и двусмысленностей.
Галкина с легкостью вжилась в новую роль, после подписания договора найма, инструктируя жильца, ворчала, как старая калоша, съевшая собаку на постояльцах:
– Адам Францевич, следите за порядком. Буду раз в месяц наезжать, проверять. Чтоб никого сюда не водили, чтоб соседи не жаловались, мне неприятности не нужны.
Адам, стараясь занимать как можно меньше места, с пришибленным видом ходил за рыжей бестией, слушал ворчливые наставления и инструкции по уходу за фаянсовым гламурным унитазом, страдал от собственной никчемности, ностальгически вспоминал Черного Дэна и его втыки. Лучше уж попасть под горячую руку старпома, чем терпеть унижение от рыжей спирохеты.
Это было вчера. А сегодня Марго уступала Рудобельскому свое место и уезжала в Марфинку.
Самое необходимое Маргарита сложила в две «челночные» сумки. По согласованию с постояльцем перенесла вещи в платяной шкаф в спальне, оставив в распоряжении Адама шкаф-купе в прихожей.
Глядя на собранные сумки, Маргарита оглянулась на свою кочевую жизнь и расстроилась окончательно: было в сумках что-то из прошлой жизни, из жизни бортпроводницы Галкиной. Тогда она с радостью уезжала из своей коммуналки, а теперь – с тоской и обидой. Хотя на кого, собственно, обижаться? Сама дура.
«Что теперь?» – спрашивала себя Маргарита. Ответа не было.
В изложении Валентины все выглядело просто зашибись: сдала квартиру, погасила задолженность по кредиту. Но жизнь на этом не закончилась, и как теперь жить, Марго не имела понятия. Где брать деньги на кредит? Где работать? Что делать?
Если верить Валентине, она всю жизнь мечтала жить за городом, а работать в городе. Многие так и делают. Многие. Какое ей, Маргарите Галкиной, дело до многих? При чем здесь многие? Кто такие, эти многие?
Она – не многие! Она не хочет жить за городом в старом доме без удобств. Не хочет.
Маргарита с вечера копила силы, чтобы не разрыдаться перед моряком и сестрой в последний момент – момент передачи ключей. Ведь это ключи не от жилплощади, заложенной ипотечному агентству, это ключи от жизни. От ее судьбы. Получается, символически она передает свою судьбу Адаму? Театр абсурда! Маргарита не доверила бы Рудобельскому даже кактус, будь он у нее, не то что свою жизнь. Она видела, что не нравится моряку. Глаза квартиранта заволакивало мечтой, когда он пялился на Валькину грудь.
«Ну и черт с ними». Галкина еще раз обошла квартиру, проверила запасы моющих средств для унитаза, ванны и кухонной мойки из нержавейки. Все инструкции были выданы моряку, но эти мужчины, эти братья по разуму, разве они понимают, как важно соблюдать чистоту и порядок в доме? Наверняка моряк унитазом пользоваться не умеет – откуда на корабле унитаз?
Ценные вещи Маргарита сдала на хранение сестре. Мамины часы и перстень, к великому облегчению, удалось выкупить.
За несколько часов до указанного в закладной квитанции срока примчалась в скупку и увидела на витрине среди других, преданных хозяевами, осиротевших колец и сережек мамин перстень. Часов не было, Маргарита от страха решила, что они проданы, и захлюпала носом. «Плохая примета», – тут же, у витрины, сказала она себе. Однако ей повезло: часы лежали в сейфе хозяина.
Скрипнула кабина лифта, Галкина высунулась на площадку и наткнулась на Никитку:
– Здрасте, теть Рит!
– Привет!
– Ой, а вы что, уезжаете? – увидев сумки в прихожей, удивился сорванец.
– В Марфинку, – объяснила Маргарита, – на полгода. У тебя теперь будет сосед – моряк, офицер.
– Ого! Это ваш знакомый?
Галкина на долю секунды задумалась. Назвать Пирата своим знакомым язык не поворачивался, незнакомым – тоже. Интересное кино. Кто он ей? Постоялец!
– Знакомый, конечно, чужому же не оставишь дом, – объяснила Маргарита не столько Никите, сколько себе, – так что ты не поджигай ничего хотя бы полгода. Договорились?
– Договорились, – пообещал парнишка.
– Ну, пока!
– До свидания.
Прощание с домом затягивалось: Валентина обещала отвезти сестру в Марфинку, но почему-то опаздывала, Рудобельский тоже где-то задерживался, хотя должен уже прийти за ключами.
– Где ты? – набрала Маргарита сестру.
– Подъезжаю, – коротко бросила Валентина и отключилась.
Галкина, уже чувствуя себя посторонним человеком в собственной квартире, бродила, как неприкаянная, по притихшим, обиженным комнатам.
В прихожей раздался звонок, Маргарита открыла и попятилась: на пороге стояли Валентина и Адам.
– Вы? – На языке вертелось «вместе были?», но спросить не решилась.
– Встретились в подъезде, – бросила Валентина, заметив вытянутое лицо сестры, вошла и наткнулась на сумки. – Ты готова?
– Готова.
Адама сопровождал настолько малогабаритный багаж, что Галкина не удержалась от комментария:
– Человек без вещей – человек без прошлого.
Рудобельский выглядел неважно: под глазами круги, губы потрескались.
– Присядем на дорожку, – командовала Валентина, устраиваясь на тумбе под вешалкой.