Читать интересную книгу Камчатка - Марсело Фигерас

Бабушка была достаточно проницательна и понимала, что многие видят в ней лишь выгодную партию: недвижимость, фирмы, банковские счета. А поэтому всем, кто предлагал ей руку и сердце, она отказывала. Но у нее не хватало душевной чуткости, чтобы подметить, как болезненно воспринимает дочь ее юных женихов. Они уже ссорились из-за бабушкиной привычки как бы случайно продефилировать по комнатам в нарядах а-ля Брижит Бардо или Клаудиа Кардинале, когда к дочери заходили друзья. Перепалки были яростными и безрезультатными. Бабушка отстаивала свое право одеваться как захочется, бывать где захочется и встречаться с кем захочется. Она подумала, что дочь вызывает ее на состязание, и твердо решила ее перещеголять. Но та добивалась лишь одного – чтобы мать была для нее настоящей матерью.

С той поры мама уяснила, что единственный выход – замужество. Легендарный жених, с которым она обручилась, был сухарь и зануда; закрадывается подозрение, что мама выбирала такого мужчину, на которого бабушка не позарилась бы. Но тут появился папа: он смешил маму, внимательно выслушивал, не судил ее, а любил; и мама осознала, что брак с ним даст ей намного больше, чем просто спасение от Матильды.

Как рассказывал папа, перед церемонией торжественного представления нового жениха родственникам мама вся изнервничалась. За ужином папа отказывался называть бабушку «Мати», как она ни настаивала, и демонстративно обращался к ней «сеньора». Наверно, бабушку уязвило это слово, напоминавшее о ее возрасте и статусе, но она ничего не могла поделать: прочие родичи приняли папу с распростертыми объятиями. Все, кроме бабушки, подметили, что рядом с новым женихом дочь Матильды вся светится.

Знаю-знаю: я нарисовал весьма нелицеприятный портрет бабушки Матильды. Но все-таки, что бы я в детстве ни думал, она не совсем чудовище. Среди всех персонажей этой истории нет человека несчастнее, чем бабушка Матильда. Возможно, пора вам сообщить: пусть по этому перечню недостатков вы ее не узнали, на самом деле она вам хорошо знакома. Вы слышали о ней и читали, вы видели ее по телевизору и аплодировали ее несгибаемости. Я бы и сам ее не узнал, если бы не присутствовал при ее преображении и не наблюдал, как она в одночасье состарилась и переменилась, очистившись душой. Это она на Камчатке рассказала мне большую часть истории, которую я вам только что поведал. Это она, моя бабушка, говорила: раз я не смогла быть для твоей мамы матерью, теперь я стану ее дочкой, словно это она меня родила, а не наоборот. Это она, моя бабушка, твердила: твоя мама спасла мне жизнь.

Учтите: она вовсе не подразумевала тот воскресный вечер, когда Гном чуть не свел ее в могилу.

38. Роковой сюрприз

В воскресенье, ближе к полудню, у родителей окончательно опустились руки. Стало ясно, что оставаться на даче бабушка ни за что не согласится – наш сад казался ей не более гостеприимным, чем амазонские джунгли. И уж тем более нечего было надеяться, что она допустит внуков в свой дом, полный вазочек, хрустальных зверюшек и светлых, без единого пятнышка, ковров. Мы с Гномом еще не подозревали о намерениях родителей, но наше отношение к бабушке Матильде было вполне очевидным. Со взрослыми мы общались только за столом, а в остальное время держались от бабушки на максимальном расстоянии.

Решили, что после легкого ужина папа отвезет бабушку к ней домой. Помню, за столом шла беседа об обстановке в стране, и я немало подивился, что бабушка высказывала самые что ни на есть радикальные взгляды. Будь ее воля, она распустила бы все армии, линчевала бы взяточников, а национальные богатства распределила бы между всеми гражданами поровну (тогдашняя бабушка Матильда в любом окружении старалась выделиться, полагая, что повсюду обязана быть самой очаровательной, самой юной, самой легкомысленной и, как в данном случае, самой отъявленной анархисткой), жаль только, что придется обходиться без шампанского, а шампанское – это же чудо…

Гном поднялся из-за стола раньше всех. Потом вернулся и шепнул мне на ухо, что антитрамплин пока не помогает – в бассейне опять плавает дохлая жаба. Расстроившись, я попросил разрешения уйти, но меня не отпустили. Мама хотела, чтобы я помог ей убрать посуду – эту обязанность вполне могла бы взять на себя бабушка, если бы не ее тогдашняя натура; в общем, захлопотавшись, я позабыл о жабе. Тут все стали прощаться, бабушка всех перецеловала (ох, как от нее пахло пресловутым кремом!), спросила, где ее сумочка, и Гном, галантный не по годам, заорал:

– Я принесу, я!

Когда мотор «ситроена» смолк вдали, я подошел к бассейну и увидел, что он пуст. Присмотрелся повнимательнее. Протралил воду сеткой. Никаких жаб. Я позвал Гнома – сообщить, что ему показалось, но Гном возвестил: жаба умерла взаправду, он ее своими руками выловил.

– А куда дел? Надо ее похоронить.

– Похоронить не получится.

– Почему?

– Потому что ее уже нету.

– Ты ее сам закопал?

– Нет, положил.

– Как это положил?

Тут-то Гном и объяснил мне все по порядку.

Мама, еле-еле шевеля руками в тазике с теплой водой, медленно-медленно мыла посуду, словно бабушка из нее всю энергию вытянула. Увидев меня на кухне, она попросила:

– Помоги мне вытирать тарелки, так дело живей пойдет.

Я ответил, что помогу, какой разговор, но сначала мне надо ей кое-что сказать. Дело срочное.

– Гном подшутил над бабушкой, – сказал я.

– Храбрый мальчик.

– Ты заметила, что в бассейне иногда тонут жабы?

Мама не обернулась, но водить губкой по тарелке перестала.

Гном шпионил за нами с безопасного расстояния – из-за двери одна голова торчала.

– Что он сделал с жабой? – спросила мама голосом, предвещавшим Леденящий Взгляд.

– В бабушкину сумку положил. Только что. Бабушка с ней уехала!

Мама полуобернулась к нам. Я спиной почувствовал, как вздрогнул струхнувший не на шутку Гном.

Некоторое время мама смотрела на нас, переводя взгляд с Гнома на меня и назад, а потом громко расхохоталась.

– У нее разрыв сердца случится! – твердила мама; по ее щекам, раскрасневшимся от пара, струились слезы.

Я облегченно вздохнул. Гном тоже почуял, что приговор отменяется, и возник в дверном проеме целиком, отплясывая дурацкий танец. Это означало, что мой братец мнит себя самым ушлым парнем во вселенной.

– У нее разрыв сердца случится! – повторила мама, утирая глаза полотенцем.

И тут она осознала истинный смысл своих слов. Вспомнила о жирном гуляше, о том, что бабушка страдает гипертонией и панически боится любых животных. Сообразила, что ключи от дома бабушка всегда кладет не в сумочку, а в карман плаща; следовательно, она наверняка полезет в сумочку только после папиного отъезда – когда ей понадобится крем. И поняла, что своими словами про разрыв сердца невольно могла накаркать беду.

Когда мама помчалась в гостиную, Гном вообразил, что она гонится за ним, и бросился наутек.

Мама начала звонить по телефону: набирала номер и чуть выждав, опускала трубку на рычаг. Снова набирала, и все повторялось по новой. Она надеялась, что бабушка услышит звонок, как только войдет в дом, и возьмет трубку, не успев заглянуть в сумочку.

Гном удрал в неизвестном направлении.

После долгих поисков я обнаружил его на задворках участка. Он втиснулся между деревом и забором. Гном нервно пыхтел и отказывался покидать убежище, пока мама не явилась к нему с белым флагом и во второй раз за его короткую жизнь не поклялась помиловать.

39. Отделение экстренной помощи

Больница находилась в нескольких кварталах от бабушкиного дома, в старом, но ухоженном здании на перекрестке. Собственно, это была не больница, а «частная клиника», как сказал папа.

– В больницах всех лечат бесплатно, – объяснял папа, запыхавшись, пока мы поднимались по лестнице, перескакивая через ступеньки. – А это частная клиника. Только для избранных. Если придешь сюда лечиться от насморка, тебе голову отрубят и назад пришьют.

Это выражение привело бы Гнома в полный восторг, если бы он не спал на руках у папы.

Отделение экстренной помощи находилось в левом крыле. Это было тесное, загроможденное помещение. Куча ожидающих своей очереди пациентов (мне запомнился мужчина в серой рубашке и окровавленное полотенце, которым была обмотана его рука), стальные стойки для капельниц, ящики с перевязочными материалами, какие-то таинственные агрегаты и толстые медсестры, с неприветливым видом ходившие туда-сюда.

Бабушка лежала на кушетке в глубине зала. Блузка у нее была расстегнута, непристойно обнажая лифчик. Бабушка была подключена к капельнице и целой куче приборов, которые регулярно мигали цветными огоньками и попискивали. Кроме того, в нос ей ввели зонд) – видимо, чтобы она через него дышала. Но дышала бабушка открытым ртом. Почти что хрипела.

С ее прической что-то стряслось. Объем, форма, искусственный блеск – все оставалось прежним, но выглядело как-то несуразно. Казалось, верхнюю половину бабушкиного черепа сдвинули на несколько градусов вбок, скрыв одно ухо и обнажив другое.