Хэл едва его слышал, глядя на клочок бумаги, полностью захвативший его воображение.
«Подумать только — выбраться из этой грязи, прочь от линии фронта, от вечно кричащих офицеров. Снова стать чистым».
Хэл невольно почесал блошиный укус на локте, потом спохватился.
О боги, до чего же ему хотелось этого: оказаться над облаками, над этой нескончаемой резней, побыть на свободе и в одиночестве.
Он вернулся на землю.
— Благодарю вас, сэр, — сказал он, отдавая бумагу обратно.
— Молодчина! Я вижу, тебя это совершенно не интересует, как и подобает настоящему солдату.
Вот уж чем-чем, а отсутствием интереса это назвать точно было нельзя.
Причина была в том, что память Хэла внезапно подсунула ему воспоминание о двадцати пяти конниках, за которых он отвечал, и еще о десяти обозниках, обеспечивавших их.
Если он уйдет, кто позаботится о них?
Он подумал о других отрядах, чьи командиры были убиты или переведены в другое место, и об их преемниках, ставших причиной напрасных смертей, потому что были неопытными и необученными.
Разве мог Хэл бросить людей, доверивших ему свои жизни, на какого-нибудь зеленого юнца, только что выпущенного из какой-нибудь дирейнской кавалерийской академии?
Никогда.
Пока они живы, Хэл Кэйлис останется здесь, чтобы вести их в бой и, если понадобится, погибнуть вместе с ними.
8
— Воды! — простонал солдат, протягивая скрюченную руку к стремени Хэла. — Ради всего святого, воды!
Хэл увидел, что в животе у него зияет огромная рана, из которой на землю вываливаются кишки, и понял, что все равно ничем не сможет помочь бедняге, даже если бы строгие правила позволяли ему остановиться.
Рука рочийского солдата, обмякнув, упала.
— Тогда добей меня, — прохрипел он. — Пожалуйста, матерью твоей умоляю.
Хэл не мог заставить себя прикончить раненого, пусть даже ему этого хотелось. Но кто-то позади него оказался более решительным. Хэл услышал глухой хруст копья, разрывающего человеческую плоть, слабый вскрик, а потом — тишину, нарушаемую лишь цокотом конских копыт да поскрипыванием сбруи.
Шел четвертый день битвы, и рочийцы пока что терпели сокрушительное поражение.
У дирейнцев, заранее предупрежденных Хэлом и, разумеется, другими разведчиками, было достаточно времени, чтобы занять выгодную позицию вдоль гребня скалистого горного кряжа. Укрепившись, они стали поджидать рочийцев.
Герцог Ясин занял позицию на хребте, на милю отстоявшем от дирейнских укреплений. Их отделяла друг от друга плодородная хлебная равнина. Дирейн не предпринимал активных действий, поэтому рочийцы пошли в наступление первыми.
Ясин развернул свою пехоту, пытаясь широким охватом раздавить дирейнцев, начав с северного фланга. Однако дирейнские порядки надежно охраняла тяжелая кавалерия, и рочийцев оттеснили назад.
Они напали снова — и потерпели неудачу во второй раз.
После этого в ход пошли магические чары. Рочийцы попытались обрушить на Дирейн бешеный ветер, но дирейнские колдуны обезвредили заклинание и в ответ наслали на Роче пыльную бурю.
Ясин попытался атаковать противника ночью, используя призрачный магический свет, но едва его войскам удалось прорвать первую линию дирейнцев, как на них обрушились войска второй.
Третий день занялся жарким, влажным и душным, обещая грозу — но она не пришла.
Почти в полдень вдоль рочийских рубежей зарокотали барабаны.
Отряд Хэла использовали для связи, поскольку для разведки легкая кавалерия была не нужна, поэтому они сильно оторвались от остальной армии, находясь почти на передовой, когда войска герцога Ясина хлынули по долине вперед. Хэл видел, как они приближаются, волна за волной, и сглотнул, благодаря небеса за то, что не был одним из тех злосчастных бедняг в первой линии наступления, что отчаянно пытались заставить свои копья не дрожать и искали поддержки у таких же перепуганных братьев по оружию.
Потом в ход пошло колдовство. В рочийских рядах вдруг появились какие-то странные красные существа размером с собаку. Клыкастые и когтистые, он походили на гигантских красных муравьев, но у каждого было ощеренное в ухмылке человеческое лицо. Они бросались под ноги наступающим, и, когда те падали, другие демоны, вцепившись когтями в латы солдат, вгрызались в беззащитные лица или рвали глотки.
Поле битвы оглашали отчаянные крики, перекрывая грохот барабанов, и дирейнские полевые командиры отдали своим войскам приказ двигаться вперед.
Дирейнские части повиновались, и две волны — наступающая и обороняющаяся — нахлынули друг на друга, слившись в общем безумии. Дирейнцы отступили, и Хэл решил, что они дрогнули, потом понял, что им было приказано отойти, перегруппироваться и снова наступать.
Демонические муравьи терзали рочийских солдат, но, будучи облечены в смертную плоть, не были защищены от ударов. Хотя их клыки вгрызались в противников до последнего издыхания, на руках, ногах и телах рочийцев болтались безжизненные муравьиные головы.
Исчезли они столь же внезапно, как и появились, — рочийские маги все-таки нашли защитное заклинание.
Дирейнцы опять пошли в атаку, и снова ряды наступающих разбились друг о друга. Потом дирейнцы послали в долину резервы, и рочийцы дрогнули. Они отступили вверх по склонам к своим укрепленным рубежам, преследуемые дирейнской пехотой, не щадившей на своем пути никого.
Тяжелая кавалерия устремилась вперед, стремясь упрочить победу и окончательно добить рочийцев. Но те уже заняли заранее подготовленные позиции за остроконечными засеками, и дирейнцы прекратили атаку.
Потерпевшим поражение рочийцам следовало отступить на безопасные укрепленные позиции, но они весь день и всю ночь оставались на горном хребте.
Возможно, герцог Ясин не решался отступить из страха, что его поражение вызовет гнев королевы Норции.
Или же он готовил какой-то план. Или просто был слишком упрям, чтобы признать свое поражение.
Как бы то ни было, Третий легкий кавалерийский, пополненный половиной полка сэйджинцев, собрали перед рассветом и приказали подобраться к рочийским флангам и выяснить, что они затевают.
Хэл присутствовал на строевом собрании лорда Ка-нисты, стоя, как и подобало зеленому сержанту, в тени, за спинами лордов и придерживая свои сомнения при себе.
Один рыцарь, очень стройный, очень длинноволосый и очень длинноусый мужчина, был далеко не так сдержан. Звали его Киннеар.
— Сэр, — сказал он. — Мы уже во второй раз выступаем таким составом...
— Вообще-то, в третий, сэр Киннеар, — уточнил лорд Каниста. — Первый был еще до того, как вы вступили в наши ряды.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});