Читать интересную книгу Город смерти - Виктор Глумов

В дверь ударили. Милашка схватил бутылку с водой и отбил донышко о край стола. Он умел драться. Плохо, но отчаянно. И сейчас был опасен. За дверью завозились, донеслись голоса. От страха живот скрутило судорогой. Что это? Кто это? Понятное дело, не барон — у него ключи. Блеснула надежда: а вдруг помогут? Что-то зажужжало, на двери появилась розовая полоса, похожая на рубец. Удлиняясь, полоса заискрила.

Милашку парализовало. Бежать? Некуда. Прятаться? Да, пока не поздно. Он заметался по комнате, попытался забиться под кровать — не влез, поднял тряпку, которой была укрыта чудо-машина и, замотавшись, лег за книгами.

Лязгнул металл — в помещение вошли. Кровь гулко пульсировала в висках, но сквозь ритмичные удары донеслось:

— Он должен быть здесь. Проверьте каждую щель.

О ком это? О бароне или… Ткань потянули. Милашка вжался в пол, зажмурился.

— Опачки! Да вот же он!

Над Милашкой нависали лунарские солдаты. Трое. В защитных костюмах, в шлемах, вооруженные.

— Этот? — спросил один из лунарей.

— Этот. Приметы совпадают, фото совпадает. И машина его.

— Пойдешь с нами. Как тебя зовут?

— Нет! — Милашка отступил к стене. — Вы спутали! Вам не я нужен! Это — не мои вещи, меня заставили, меня убить хотели, отпустите меня! Добрые господа, я местный! Я на Гоголевском живу!

— Заткнись. Иди с нами. — Один из лунарей отцепил от пояса наручники и шагнул к Милашке.

Он отчаянно заверещал:

— Не я! Вам нужен не я!

Лунарь не стал его бить. Люди никогда не бьют быдло, не пачкают руки. Он просто повернул Милашку спиной к себе, защелкнул наручники на запястьях и вывел из бункера.

Солнечный свет ослепил Милашку. Слезы катились градом, но он ничего не мог с собой поделать. У дома ждал БТР лунарей, сторожило его еще четверо — все в брониках и шлемах, с автоматами. «Зато увижу Лунарню, — подумал Милашка, — там разберутся, отпустят меня. Или вообще вид на жительство дадут». Он успокаивал сам себя, пока его заводили внутрь, пока везли — двое лунарей остались в бункере.

Его выгрузили среди небоскребов. Милашка задрал голову, рот разинул, но долго ему любоваться не дали, поволокли ярко освещенными коридорами, завели в крохотную комнатку с кнопками на стене, дверцы комнатки закрылись, пол и стены задрожали, донесся гул. Милашка от страха присел и заскулил.

— Не бойся, это лифт. Мы поднимаемся вверх. Просто кабина для подъема, — снизошел сопровождающий. И обратился ко второму. — Дикий он. Совсем как быдло.

— Ничего, там разберутся.

— Понятно, что разберутся… Все равно странно. Такая техническая оснащенность — и лифта испугался.

— Может, у них лифты другие?

Милашка не решился отстаивать свою точку зрения, не стал возражать. «Там разберутся» — и хорошо.

«Там» оказалось светлым кабинетом, а уж вид из окна… У Милашки сразу закружилась голова, ноги подкосились. За столом сидел лунарь с оттопыренными мясистыми ушами. Отражая свет лампы, пуговицы на его синем костюме пускали лучики. Перед лунарем стоял прозрачный сосуд с водой, приборы непонятного назначения.

— Присаживайся. — Лунарь отодвинул в сторону стопку бумаг.

Сопровождающие остались у дверей, и Милашка понял, что обращаются к нему. Сняли наручники — затекшие руки повисли плетьми. Милашка, отводя взгляд от окна, засеменил к столу, устроился в мягком кресле. Вот это — жизнь! Чистая, прекрасная жизнь! Лунарь отхлебнул чай из тонкой, изящной чашки. Напиток благоухал, лунарь благоухал, кресло скрипело под его задницей.

— Тебе удобно? Извини за доставленные неудобства. Не бойся, мы не враги. Конечно, в нижнем городе, среди быдла, тебе пришлось нелегко. Но теперь-то ты у друзей! Мы окажем тебе любую помощь, доктор тебя обязательно осмотрит. Ты голоден? Хочешь отдохнуть, принять ванну?

И Милашка решил притворяться до конца. Его двойник что-то нес про другой мир, но бедолагу пришил Леон. Пусть после смерти послужит благому делу!

— Да, было бы неплохо, — мяукнул Милашка.

— Но сначала расскажи о себе. Хотя бы в двух словах. Чаю?

Солдат поставил перед Милашкой чашку. Руки слушались плохо, Милашка ладонями обхватил ее, поднес к лицу, вдохнул аромат и прикрыл глаза…

— Как тебя зовут? Откуда ты?

Что там говорил этот блаженный?

— Меня зовут Вадим Вечорин, я родился в Москве, но в другой Москве, чистой…

Глаза у лунаря загорелись. Он подался вперед. Милашка постарался улыбнуться открыто.

— Извини, но я очень устал. Последние дни… — Он закатил глаза.

— Да-да, конечно.

Дверь кабинета распахнулась без стука, вбежал еще один лунарь в синей форме. Лицо у лунаря было перекошенное. Заметил Вадима, вздохнул, кинулся к тому, что за столом.

— Вот, Борис Юрьевич, посмотрите… Вадик Милашка, гомосексуальная проститутка… Двойник…

Борис Юрьевич взял протянутый ему лист. Посмотрел на Милашку. На лист. На Милашку.

— А вдруг…

— По достоверным источникам, Пришлый скрылся из города. Сейчас допрашиваем свидетелей. Это, — он небрежно указал на Милашку, — обычная проститутка из быдла!

— Тьфу ты. Увести! — Огромные уши Бориса Юрьевича побагровели, он больше не глядел на Милашку, Милашка перестал для него существовать.

— А куда его, товарищ подполковник? Отпустить?

— Отпустить? Чтобы он всем про Пришлого рассказал? В реку его.

Лунари — гуманисты, Милашка знал это точно. Они никогда не убивают людей. Быдло из нижнего города — не люди.

6. Свадьба Бора

Легче не стало. На большей части дороги сохранился пусть вздыбившийся и разбитый, но все-таки асфальт. Местами попадались ровные участки, и тряска прекращалась — Вадим переводил дыхание. Но лепешку, съеденную на привале, он припоминал часто, как и обещание Ходока вытереть им заблеванный пол, буде случится неприятность.

Приехали, вывалились. Даже у Леона лицо стало землисто-серым, а Сандра тут же отковыляла в сторону. Ее стошнило. Вадим сел на землю и огляделся.

Деревня! Дома неровным кругом обступили «центральную площадь», единственная немощеная улочка вела к лесу и заканчивалась воротами. Деревню окружал частокол. У ворот сидели на скамейке вооруженные караульные. В палисадниках покачивались цветы, дворы были огорожены кривым штакетником.

Свежий ветер шелестел сосновыми иголками, поскрипывал ветвями. В воздухе плыли шлейфы запахов: хвоя, примятая трава, древесная смола, сдоба и жареное мясо. Если не открывать глаз, можно представить, что ты дома, на шашлыках с друзьями. Полчаса езды на электричке — и здравствуй, Москва!

На «центральной площади» — вытоптанном до глины лугу — стояли накрытые столы, за которыми восседали аборигены. Сейчас они замерли на своих местах, только трое забулдыг пели обнявшись… Да еще годовалый карапуз в ближайшей луже лупил по голове сверстника. Сотня или полторы жильцов, вот и вся деревня. В центре «площади» высилось что-то вроде шатра.

— Это что еще? — Сандра подошла к Леону, вытирая рот.

— Сейчас узнаем.

Истошно, будто ему сворачивали шею, закукарекал петух.

Местные, раззявив беззубые рты, таращились на незваных гостей, еще не решив, приветствовать их или спасаться бегством. Кто-то шустро уползал на четырех костях. Ревел басом ребенок.

— Да это ж Леон! — пьяным голосом завопил мужик с бородой, похожей на паклю.

И началось. Повскакивали, рванули навстречу. Пока Леон пожимал руки столпившимся вокруг него аборигенам, Вадим привалился к заляпанному грязью БТР и судорожно вздохнул. Сандра села на корточки рядом.

— Ты их знаешь? — спросил он.

— Не, я тут впервые. Мутики… Они обычно мирные, зашуганные.

Вот на фига они сюда приперлись? Что им тут надо? Искать, откуда «провалился» дезертир Андрюшка?

Как бы то ни было, нужно брать себя в руки и функционировать. Налаживать контакты с местным населением, выяснять, что за праздник. Если повезет, присоединиться, телочку снять.

Вадим закрутил головой, высматривая средство релаксации и…

…свят, свят, свят! Ну и рожи! Кто кривой, кто косой… у бабищи вон — пасть будто разорвана, рот не закрывается и шеи нет. Головогрудь. Вместо второго подбородка — сиськи! А вон хлопает и притопывает парнишка… Вадим отвернулся. Правая половина туловища — сплошной ожоговый рубец, и вместо руки — щупальце. Рука как щупальце. Бля-а, вместо второй тоже… мацальце! Да музей уродов баснословные бабки отдал бы за один такой экземпляр! Или вон дядька поперек себя шире. Бочка на ножках. И не жирный ведь, это его так расплющило, словно, когда он был маленький, его надули, вставив в зад соломинку. Горожане — красавцы в сравнении с этими образинами!

Местный забулдыга, спавший рожей в тарелке, поднял харю… синий. Сине-фиолетовый. Старина Босх знал толк в извращениях, но природа его переплюнула.