корнем,
Нет мне счастья на свете и жизнь не мила.
* * *
Черноглазка, безумие в сердце моем,
Твое имя легендой вошло в каждый дом,
В каждом доме о нашей любви пересуды,
Лучше б с этою славой я не был знаком.
* * *
Ты, как ствол кипарисовый, станом пряма,
Твои очи орлиные сводят с ума,
Эти нежные губы и белые зубы —
Как ширазская лавка, где сладостей тьма.
* * *
Говорят, в Даштестане[45] весна и краснеют поляны,
От Бакеровой крови взошли на полянах тюльпаны,
Надо матери старой сказать, что убили Бакера,
Что уже на верблюда навьючили труп бездыханный.
* * *
За минувших три года давай соберем все печали,
На верблюдов погрузим, отправим в далекие дали,
Ровным счетом верблюдов навьючено сто пятьдесят.
Для печалей Бакера и тысячи хватит едва ли.
* * *
Не всякий месяцем слывет, кто мог достичь высот,
Не всякий камушек у ног жемчужиной слывет,
Не всякий тюрк способен стать могучим Афрасьябом,[46]
Фаизом тоже может стать не всякий рифмоплет.
* * *
Не пой, предрассветная птица, не пой,
Разбудишь любимую ранней порой,
Раскрой свои крылья над ликом любимой —
От капелек утренней влаги укрой.
* * *
Веселая газель, ты из каких степей?
Минувшей юности промчалась ты быстрей,
Промчалась ты быстрей, чем жизнь перед Фаизом,
И не вернуть тебя, как пролетевших дней.
* * *
Печальная свирель пропела мне чуть свет
О горестях измен, о муках многих лет;
Ты погляди, Фаиз, на мне сквозные дыры,
Ведь каждая из них — сердечной раны след.
* * *
На юности возврат надежды ни на грош,
Плачевна седина, ведь стал ты сивым сплошь,
Когда-то ты, Фаиз, кусал уста любимых,
Хоть локти искусай, былого не вернешь.
* * *
Стал я старым, не вижу подруги, забыл ее взор,
Стал я старым, направился к высям неведомых гор,
Но средь горных лесов я не встретил подругу Фаиза,
На сосну с кипарисом глядеть не хочу с этих пор.
* * *
К морю пошла я соленой водицы хлебнуть,
Кормчего голос донесся, сдавило мне грудь,
Боже мой, кормчий, несешь ли ты добрые вести?
В море мой друг, он впервые отправился в путь.
* * *
В Лар уехать решила ты вдруг, девчонка?
А меня обрекла на недуг, девчонка,
На смертельный недуг меня обрекла,
На уме у тебя новый друг, девчонка.
* * *
Отдохнуть часок взойду на горный луг,
Приходи, Зохра, воды налью в бурдюк,
Ну а если вдруг воды тебе не хватит,
Полежу я на груди твоей, мой друг.
* * *
Подружка, ты, словно кувшин, тонкогорла,
Ты в сердце вошла — и дыхание сперло,
Ты в сердце владычицей полной вошла,
Там корни пустила и ветви простерла.
* * *
Шахские ружья на наших плечах,
Нами командует сам падишах,
Братцы, пойдем получать наши деньги,
Плату за кровь нашу, плату за страх.
* * *
Отправляюсь в Керман, просто так, прогуляться хочу,
Дай мне пять поцелуев, в подарок получишь парчу,
Пару туфель куплю, две чадры из далекого Лара,
Шаль с цветами граната и все, как приеду, вручу.
* * *
Дует северный ветер весь день напролет сегодня,
Запах дома принес из родимых широт сегодня,
Моей матери старой скорей передайте весть,
Пусть родимого сына из странствия ждет сегодня.
* * *
Мой милый скитается где-то, о боже,
Не вижу я белого света, о боже,
Гляжу за порог, проглядела глаза,
Ни весточки нет, ни привета, о боже.
* * *
В тучах ночь, но и по льду, коль надо, пройдешь,
За любимой сквозь ужасы ада пройдешь,
За одну только ласку, один поцелуй
Сто фарсахов[47] к утру без надсада пройдешь.
* * *
Бедро твое рядом с моим, дорогая.
Ставь сеть, сыпь зерно, — птичья кружится стая,
Слетелись они, поклевали — и прочь,
Я — в сеть угодил, сам того не желая.
* * *
Встретишь друга моего — спроси: куда
Дел он совесть? — Видно, нет совсем стыда.
Я страдаю, а ему и дела мало.
Пусть провалится в день Страшного суда.
* * *
Душа моя, сколько бы ты ни кричала,
Твое все равно разорву покрывало,
Затем чтоб короткий подол удлинить,
Чтоб ножка твоя никого не прельщала.
* * *
В домашних чувяках ушел ты в Мешхед,
Готова страдать я от всех твоих бед,
Ушел ты в Мешхед, возвращайся здоровым,
Бродяжкой пойду за тобою вослед.
* * *
Совсем одурело безумное сердце мое,
Наряд мой дырявый совсем превратился в тряпье.
С тех пор, как любимый уехал далеко-далеко,
Тону я в крови, ибо в сердце моем острие.
* * *
О мусульмане! Три горя великих судьба мне дала:
Ростовщика, вертихвостку-жену и хромого осла.
Ладно уж, пусть ростовщик и убогий осел остаются,
Но от жены непутевой избавь, всемогущий Алла.
* * *
Пять львят резвятся на горе крутой,
Пришло известье: ранен милый мой,
Насыпьте в чаши зерна кардамона,
Я меч возьму, сама отправлюсь в бой.
* * *
Три месяца медлительных, как год,
Ходил я за тобой, как нищеброд,
Ведь знала ты,