- Привет, Слава!
- Ты сейчас занята? - в своём любимом стиле, то есть вообще без всяких предисловий, спросил Маркольев.
- Не особо, домой только пришла.
- Ты как-то приглашала меня на кофе, - ровным голосом напомнил Владислав. - Приглашение ещё в силе?
Кровь бросилась Кире в лицо.
- Да.
- Тогда открывай! - велел Маркольев.
- В смысле...
Её слова заглушил дверной звонок.
Быстро пройдя в прихожую, она распахнула дверь: на пороге стоял Владислав с бутылкой вина в одной руке и телефоном в другой.
Кира молча посторонилась, пропуская гостя, и только когда дверь за ним захлопнулась, догадалась отнять телефон от уха и нажать отбой.
* * *
Они не скоро оторвались друг от друга и потом ещё долго лежали, обнявшись, пока Кира, наконец, не выскользнула из кровати:
- Я в душ!
Маркольев встал следом и, поймав покатившуюся по полу бутылку, спросил:
- У тебя штопор есть?
- На кухне, в ящике, - заходя в ванную, ответила Кира. - Бокалы на полке над столом.
Когда она вышла из душа, Владислав уже открыл вино, отыскал в холодильнике апельсин, сыр и, прихватив бокалы, принёс всё это в комнату, аккуратно ступая меж разбросанными повсюду предметами одежды. Подняв с пола и надев рубашку поручителя, Кира села на диван.
Владислав разлил вино по бокалам и протянул один Кире:
- За встречу?
- Я, конечно, могу ошибаться, - улыбнулась Кира, глядя в его прозрачно-серые глаза и чувствуя себя так, словно внезапно оказалось в невесомости, - но, по-моему, это не встреча, а свидание.
- Ладно, свидание, - согласился он, звякнув своим бокалом о Кирин.
Они выпили, вино оказалось насыщенного вкуса, терпким и без капли сладости.
- Следующей ночью мы последний раз вместе дежурим, - сказала Кира.
- Всё когда-нибудь заканчивается, - отставив вино, пробормотал поручитель и прикоснулся губами к её шее чуть ниже уха.
- Как вы думаете, профессор, я сдам зачёт?
- Разумеется. - Он распахнул рубашку и поцеловал Киру в ключицу, потом забрал у неё бокал и поставил на стол. - Я уже расписался в вашей зачётке.
6. Изолятор
В маленькой камере, рассчитанной на одного человека, имелся жёсткий лежак, биотуалет и раковина. Она не в 'зоосаде', поняла Кира, когда пришла в себя, и сидит здесь не из-за того, что 'намокла' недопустимо для выдры, а потому что подозревается (а может, уже и обвиняется?) в криминале.
Это был общеокоповский изолятор для сотрудников, совершивших обычные человеческие преступления.
То, что произошло вчера, оказалось настолько чудовищным, что она не могла ни о чём думать. Мозг попросту отключился, когда сердце Владислава остановилось, а её арестовали по подозрению в его убийстве. Он умер у Киры на руках, и она была вся в крови, когда её вывели из метро. Смутно помнилось, как её посадили в машину и куда-то повезли, она не обратила внимания куда, потом всё всплывало отдельными кадрами. Она выполняла то, что от неё требовали, как автомат, даже что-то отвечала, когда спрашивали, потом раздевалась, мылась, проходила медосмотр и под конвоем шла сюда.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Они подозревали Киру в том, что она застрелила Владислава - это било сильнее рокового удара в живот и всех остальных ударов, которые обрушил на неё настоящий убийца, и, вкупе со смертью любимого, ввергло её в продолжительный шок.
Но теперь шок прошёл. И, несмотря на разбитое сердце и жуткую боль души, Кира уже могла собраться и заставить себя вспомнить вчерашнюю ночь, в полной мере осознав случившееся. Скорбь и ужас, конечно, никуда не исчезли - они по-прежнему присутствовали, но были задвинуты в отдельный, специально выделенный для них 'угол', чтобы расчистить место для трезвой оценки ситуации, в которой оказалась Кира. А ситуация, скажем прямо, выглядела хуже некуда: Владислав убит из её пистолета, хотя оружие пока не нашли. Сама она тоже стреляла, но вовсе не по Владиславу. Но кто знал об этом? Связь и камеры заработали, когда всё уже было кончено, а обычных людей-свидетелей не имелось - никто из пассажиров или персонала метро не видел, что на самом деле произошло.
Такое положение дел устраивало ОКОП, и спецслужба прилагала немало усилий, чтобы и впредь всеми средствами избегать утечки информации, однако сейчас, лично для Киры, это была настоящая катастрофа.
Вообще, когда дело касалось связанных с каналом явлений - будь то дусим, 'паутина' или перевёртыш, - только обычные люди могли описать то, что происходит, исключительно с человеческой точки зрения, то есть без постороннего влияния не принадлежащих к нашему миру субстанций. Обычный человек не видел ни паутинных фантомов, ни ртутного блеска подселенцев, перед ним были только люди и их действия. У выдр восприятие действительности этим не ограничивалось. Достаточно вспомнить атаку активной 'паутины'-сети, чтобы понять, насколько способность видеть иномирные сущности влияет на осознание происходящего. Там, где перед выдрой представала величественная картина вихря из холодных, ртутно-серебристых потоков, просочившихся через сеть, чтобы потом собраться над ней в сияющую фигуру с клинками и одним движением рассечь ловушку, обычный человек увидел бы, как абсолютно голый мужик зачем-то крутится на месте, нелепо размахивая руками.
Вместо незавершённого перевёртыша, из-за которого к Кире приставили поручителя, случайный прохожий увидел бы, как девушку сотрясают судороги, а руки и ноги так сильно дёргаются, что одежда трещит и рвётся по швам. Если же перевёртыш завершался, то восприятие обычного человека рывком перескакивало от одного образа к другому: вот был мужчина, а вот на его месте уже большая и злая собака, реже - волк или даже крупный хищник семейства кошачьих, а то и гиена, которую мог бы узреть, например, работник зоопарка. В отличие от камер, которые переставали фиксировать происходящее, как только не принадлежавшая нашему миру сущность начинала выходить наружу или другим способом проявлять активность, человеческие органы чувств продолжали исправно посылать сигналы в мозг для обработки. Полученный в итоге образ зависел от конкретного человека, общим оставалось только то, что заменившее человека существо не казалось нормальным людям сверхъестественным чудовищем, а приобретало форму из нашего мира.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
В мегаполисе подавляющее большинство граждан увидели бы оборотня как пса крупной породы: кавказскую овчарку, ирландского волкодава, леонбергера или ещё какую-нибудь собаку - взбешённую и опасную, но вполне земную по виду. Потому в ОКОПе и прижилось это название: пёс, хотя сами выдры видели перевёртышей иначе, чем не заражённые иномирной субстанцией люди. Какое из восприятий отражает объективную реальность (если таковая, учитывая неуловимость канала из иного мира, вообще существует) - этот вопрос оставался на откуп философам.