решил он.
После звонка Грекова вышла из учительской и медленно пошла по длинному коридору. Плотников двинулся следом, догнал ее и негромко сказал:
— Извините, Лидия Владимировна. У меня к вам есть деликатный разговор.
— Слушаю вас,— ответила она, разглядывая инспектора и виновато пытаясь вспомнить, чей же он папа.— Только достаточно времени я вам сейчас уделить не могу. У меня урок...
— Понимаю,— с готовностью кивнул инспектор.— Тогда давайте условимся, когда мы сможем поговорить. Я старший лейтенант милиции Плотников. Мы расследуем обстоятельства гибели Романа Сабинина.
Грекова тихо ахнула.
— Как хорошо, что вы пришли,— прошептала она.— Я уже не знала, что мне одной со всем этим делать... Подождите меня, пожалуйста, сорок пять минут. Сегодня у меня больше нет уроков. Этот последний...
Спустя час они ехали в автобусе к ней домой, и Лида рассказала о своей первой встрече с Романом.
...С мужем она разошлась несколько лет назад, жила вдвоем с дочкой. 23 февраля был праздничный вечер, окончился поздно. На улице холодина, свободного такси, как водится, не было, и Лида голосовала всем машинам подряд. Наконец одна притормозила. За рулем сидел молодой человек. Она попросила подвезти до дому и протянула два рубля, но водитель, улыбнувшись, денег не взял.
В машине было тепло, уютно. Мало-помалу они разговорились. Лида и не заметила, как к дому приехала.
— Хотите, я завтра за вами к школе подъеду? — предложил Роман.
— Спасибо, но завтра обычный день. Не праздник. Я прекрасно доберусь автобусом. Мне это привычнее.
Поблагодарив, Лида пошла к подъезду.
— Тогда до завтра! — крикнул он вдогонку.— Буду ждать с двенадцати.
Конечно, она не придала этим словам никакого значения, но наутро, во время урока, случайно подойдя к окну, увидела стоящий напротив школы знакомый «Москвич». Лидия не была сторонницей легких знакомств и в этот раз ушла из школы через другой выход. Но и на следующий день ровно в двенадцать «Москвич» стоял на том же месте, а Роман ходил подле машины и всматривался в школьные окна. Это смутило учительницу. В школе всегда есть ученики, которые вместо классной доски глазеют на улицу, и ни к чему было давать им повода для размышлений. На перемене Лида вынуждена была выйти и прямо заявить об этом Роману.
— Раз мое присутствие здесь непедагогично,— серьезно сказал он,— может, мы посетим сегодня театр? У меня как раз есть два билета.
— Нет,— твердо ответила Лида.— Я замужем.
— Неправда,— так же твердо сказал он.— Вы не замужем. И я очень прошу вас пойти со мной в театр.
— ...Вот так мы и встретились,— задумчиво произнесла Лида, и Плотникову показалось, что она сейчас заплачет.— Потом было много встреч, много радости. Дочь очень привязалась к Роману, и две недели назад он предложил подать заявление в загс. А я попросила его еще раз хорошенько все обдумать, поскольку я старше его на целых пять лет. Мне тридцать два. Но об этом после, мы уже приехали...
Они направились к пятиэтажному дому в ряду других таких же, которыми лет десять назад обозначился новый городской район. Лида шла чуть впереди, и они почти не разговаривали. Плотников хорошо понимал состояние женщины: видимо, у нее не было ни сестры, ни близкой подруги, кому она могла бы излить чувства от потрясения, обрушившегося именно тогда, когда все так благополучно складывалось. Но ведь его задача в том, чтобы не упустить, найти в воспоминаниях убитой горем женщины след, ведущий к раскрытию обстоятельств катастрофы. Если, конечно, он есть, этот след. А если нет? Тогда, по крайней мере, Плотников даст ей выговориться, постарается найти искренние слова утешения. Он много взрослее Лиды, опытнее и повидал на своем веку всякого-разного предостаточно...
Они вошли в квартиру, однокомнатную, как и у Плотникова, и этот факт почему-то еще больше увеличил его симпатию к учительнице.
— Располагайтесь, Павел Антонович. Разговор у нас, видимо, будет долгий,— сказала Лида.— Дочка придет нескоро, она на «продленке». Я поставлю чай.
Пока она хлопотала на кухоньке, инспектор осмотрелся. В стандартном убранстве комнаты ничего лишнего. Тахта, стол, стулья, телевизор. На стене небольшая фотография улыбающегося молодого человека. Того самого, которого Плотников вытаскивал из горящей машины. К фотографии снизу приколота свежая еловая веточка.
— В прихожей висит Ромин костюм,— раздался из кухни голос хозяйки.— Наверное, вещи по закону должны были забрать родственники, но мне хотелось оставить себе что-нибудь на память. Можете, если вам надо, посмотреть в карманах, но там одни пустяки: платок, расческа, пачка сигарет.
— А документов там случайно нет? Водительских прав, паспорта? — спросил инспектор, помня, что при погибшем ничего не нашли.
— Документы здесь не ищите. Это же выходной костюм, Роман его носил редко.— Лида поставила на журнальный столик две чашки с запашистым чаем и села сама.
— Вот я почти готова,— сказала она, строго и печально глянув на Плотникова.— Вас, наверное, интересует что-нибудь конкретное, так спрашивайте, а то я могу говорить часами.
— И да, и нет,— помедлив, ответил Плотников.— Давайте сначала хлебнем чайку.
— Тогда я скажу вам то, что думаю: Роман попал в аварию не случайно. Аварию подстроили.
— Кто? — почти машинально спросил он. Они с Гостевым ведь думали так же.
— Я не знаю,— вздохнула Лида.— Но с тех пор, как я услышала от него те слова, я сердцем чувствовала, что Роман в опасности.
— Какие слова? — Плотников насторожился.— Только, пожалуйста, точнее. Как бы чего не упустить.
...Это произошло в первых числах апреля. Их отношения стали близкими, и Лида с Романом встречались почти ежедневно. На улице потеплело, они подолгу гуляли, мечтая о совместной жизни. Лида видела, что Роман в последние дни чем-то расстроен, даже подавлен.
Почему она это заметила? Как-то Роман остался у нее ночевать, хотя обычно не делал этого из-за Леночки. Среди ночи Лида проснулась и увидела, что он сидит на кухне и курит.
— В чем дело, Рома?
Роман встал, подошел, сел у изголовья, погладил Лидины волосы.
— Все в порядке, Лидуш, просто что-то не спится.
В другой вечер они во время прогулки очутились возле здания милиции. Роман вдруг остановился у стенда «Их разыскивает милиция» и стал разглядывать листки с фотоснимками и приметами преступников. Вот тут он и сказал:
— Как ты полагаешь, Лида, что может чувствовать человек, лицо которого отпечатано в типографии на таком вот бланке? То есть преступник,