– Сама разберешься?
Неуверенно кивнув, помощница вчиталась в строчки выдуманной братом новой скорописи, приобретающей в последнее время все большую и большую популярность среди приказных и купеческих писцов. Затем поискала на ковчежцах надписи, нашла и просияла довольной улыбкой:
– Да!
«Чем бы ребенок ни занимался, лишь бы не мешал и запыхался. Ну и устал, конечно…»
Гордая оказанным доверием и приобщением к таинственному (и изрядно пахучему) искусству алхимии, сестра со всем возможным прилежанием выполнила поручение, с десяток раз переспросив, уточнив и даже переделав свой ответственный труд.
– Теперь через воронку засыпаем все вот в эту бутыль.
– Апчхи!!!
Подавив улыбку, Дмитрий залил травяную смесь спиртом, энергично встряхнул, добавил капельку своей силы и плотно укупорил.
– А что я сделала?
– Снадобье для батюшки, от головной боли.
«Вернее, от похмелья!»
– Только вот не знаю, с добавлением твоих соплей сохранит ли оно свою силу… Ну-ну, не дуйся, я пошутил. Хочешь, кое-что занятное покажу?
Плеснув немного спирта в миску из белой глины, он ткнул в нее зажженной лучиной.
– Ой, вода горит!!!
Следующий фокус оказался еще зрелищнее – когда хозяин зельеварни спокойно «вымыл» руки в пламени этилового эфира[40]. Насмешливо щелкнув сестру по кончику носа, он предложил ей попробовать самой и немедленно похвалил, когда Евдокия все же решилась на такой подвиг.
– И эта водичка тоже горит? Ай!
Довольно чувствительно шлепнув забывчивую непоседу по протянутой руке, брат молча раскупорил полулитровую колбу с серной кислотой и опустил в нее небольшую деревянную палочку. Глядя на то, как деревяшка прямо на глазах темнеет и обугливается, царевна непроизвольно поежилась.
– Понятно, почему без разрешения ничего нельзя трогать?
Отступив на пару шагов и спрятав для пущей надежности руки за спиной, притихшая Евдокия понятливо кивнула.
– Будь умницей.
Уложив яд и противоядие в небольшую шкатулку, Дмитрий быстро прибрался, скинул спецодежду, огляделся напоследок и увидел, насколько неохотно снимает великоватый ей фартучек сестра и с каким любопытством поглядывает на маленький перегонный куб.
– А это для чего?
Ополоснув руки, брат как можно более простыми и понятными словами описал основное предназначение нехитрой конструкции. А заодно рассказал о трех больших кубах, расположенных в новых амбарах Аптечного приказа – вернее, о том, как давятся от жадности дьяки и ключники Хлебного приказа, постоянно отгружая царским алхимикам отборное зерно, дрожжи, ягоду и даже мед.
– Спиритус вини, иначе винный дух… Как интересно!..
Испросив разрешения, царевна осторожно взяла в руки колбу со спиртом.
– Митя, а для чего он нужен?
– Мне – для настоек, микстур, мазей и тому подобного. В Лекарских избах им мелкие ранки прижигают, инструмент протирают. Мастера Пушечного приказа используют спирт при выделке огненного зелья – смачивают пороховую мякоть и протирают ее сквозь сито. Получаются зернышки одинакового размера, которые и горят лучше, и хранятся дольше – вроде как вместо одного года целых пятнадцать лет… Пойдем?
За дверью зельеварни их ожидали только чернокафтанные стражи, зато на выходе из приказной избы тут же встрепенулись две верховые челядинки и троица мамок-нянек, попытавшихся было подскочить к своей десятилетней госпоже.
– Не проголодалось ли солнышко наше?
– В покои пойдем, Евдокия Ивановна?
– Ой, венчик[41] надо бы поправить!..
Самая быстрая из челядинок даже успела протянуть руки к золотому укоснику[42] поджавшей алые губки Рюриковны, но увидела чуть задержавшегося с выходом царевича и мигом передумала – как, впрочем, и все остальные. Потому что не было способа надежнее навлечь на себя недовольство первенца великого государя, чем помешать его общению с братьями и сестрой. Впрочем… пожалуй, все же был – всего лишь умыслить недоброе на младших царевичей и царевну. Печальный опыт черкесов из свиты царицы Марии Темрюковны тому был зримым свидетельством. Более того, их проступок по сию пору сказывался на других прислужниках великой княгини: ее стольники, стремянные, рынды и прочая дальняя и очень дальняя черкесская родня – все они рано или поздно начинали хворать. От вредного московского воздуха у них сильно болела голова, ломило кости, распухали суставы… И даже благословенный Вседержителем синеглазый целитель ничего не мог с этим поделать – хворь-то он прогонял, вот только она, окаянная, раз за разом возвращалась обратно. Ох как бесилась гордая черкешенка-красавица в одеждах царицы, вынужденная смирять норов и вежливо ПРОСИТЬ пасынка снизойти к болестям своих свитских! Ах как сверкала глазами!..
– Митя.
Евдокия оглянулась на свое сопровождение, убеждаясь, что они достаточно далеко. Затем открыла рот для важного вопроса и неуверенно замялась, не зная, как выразить свое довольно-таки расплывчатое желание словами.
– А этой алхимии долго учатся?
Впрочем, старший брат понял девочку правильно – он всегда понимал ее лучше и больше, чем все остальные, вместе взятые, улавливая даже малейшие перепады настроения или любые недоговоренности.
– Среди предметов, которым я тебя учу, будет и эта наука. Немного.
– А?..
– Года через три.
– У-уу!..
Пару раз дернув брата за руку и выразив тем самым разочарование столь немыслимо долгими сроками, царевна успокоилась, заодно подстроившись под его неторопливый шаг. Замолчала, обдумывая новый вопрос, и невольно вздрогнула от резкого щелчка плетки:
– Ну-ка в сторону!
Одним из недостатков Ивановской площади Кремля было наличие на ней дьячих изб, в коих приказные служилые принимали разнообразные челобитные, и специального помоста, на котором во всеуслышание объявляли царские указы[43], и многие просители не упустили возможность вдоволь поглазеть на синеглазого и сереброволосого царственного отрока. А еще на этой же площади стоял каменный храм Николы Гостунского[44], в котором хранилась знаменитая многими чудесами и исцелениями икона святителя Николая Чудотворца. Учитывая, что этот святой покровительствовал и счастливому супружеству, совсем не удивительно, что в храм стремились попасть все родовитые женихи и невесты царства Московского и все они так же были весьма рады увидеть своего будущего государя и его сестру. Дабы потом вспоминать этот светлый день и хвастаться всем, кому только можно.
- Государь-наследник, яви милость свою и снисхождение к сирым и...
А еще на черные кафтаны охранителей государя-наследника потихонечку подтянулись паломники, добравшиеся до стольного города в надежде на исцеление мнимых и вполне реальных болячек, челобитчики Холопьего приказа и просто московские зеваки.
- Назад!
Покосившись на царевича и не увидев и малейшего желания "явить милость и снизойти", служивый со всего маха перетянул плеткой слишком настырного просителя:
- Кому сказано - прочь, холоп!!!
А потом стража и вовсе наглухо перегородила небольшой проулок, отсекая образовавшуюся толпу от первенца и дочки великого государя.
- Митя, а какой алхимии ты меня научишь?
Подождав, пока брат присядет на лавочку под полотняным навесом, царевна устроилась у него на коленях и чуть-чуть откинулась телом назад.
- Двум дюжинам взваров и настоек от разных болезней, нескольким ядам, которые очень сложно определить, противоядиям... В общем, самому необходимому для девицы царской крови.
- А?..
- Кто знает, Дуня, кого именно определит тебе в мужья батюшка, и в какую чужбину ты уедешь? Глядишь, моя наука поможет кому-нибудь жизнь спасти. Суженому-ряженому твоему, например.
Фыркнув словно большой котенок, будущая невеста пробормотала что-то вроде "вот еще!".
"Или наоборот, поспособствует кому-нибудь уйти за грань до срока. Иногда лучше быть счастливой вдовой, чем несчастливой женой - да и недоброжелателей копить не следует. Но это я тебе попозже объясню".
Со стороны казалось, что они говорят о каких-то мелочах, причем царевич проявляет по отношению к сестре просто-таки телячьи нежности - по румяной щечке погладит, с тугой косой поиграется... Впрочем, справедливости ради надо было сказать, что Евдокия ничуть и не возражала. Да и вообще всячески тянулась к обожаемому брату, иногда чуть ли не вымогая у него улыбку и одобрительный взгляд. И то сказать - а кто еще, кроме наследника, занимался и общался с десятилетней Евдокией? У остальных братьев свои мальчишечьи забавы, батюшка вечно в делах и заботах державных. Мачеха?.. Она своей падчерицей интересовалась до крайности мало - так мало, что даже челядинки-подавальщицы и мовницы у девочки остались прежние, поверстанные в ближнюю челядь еще покойной матушкой-царицей.