Читать интересную книгу Косвенные улики - Юрий Перов

Раз профессор — значит, рассеянный, весь в работе, забылся, не заметил. Есть еще одно предположение, но оно отпадает сразу. Промочить ботинки в луже на кухне он не мог. Нигде на вощенном до зеркального блеска темно-красном старинном паркете не видно мокрых следов. Вернее, есть отчетливая цепочка уже высохших — моих собственных».

В дальней комнате замолкли голоса, и по грузным шагам Сергей определил, что это возвращается профессор. Слесарь выдернул из комка льна длинную прядку и стал не спеша накручивать ее на резьбу. Профессор, опять застывший изваянием на пороге, уже не действовал ему на нервы. Напротив, он словно подгонял его мысли.

«Хорошо! Отнесем эти соображения к странностям профессорской души. Но есть и другие неувязочки. Более серьезные…»

Сергей покосился на профессора. Тот стоял, как и прежде, погрузив руки глубоко в карманы… Из-под бархатного отпорота халата белел воротничок рубашки. Узел галстука был несколько старомодным, что и было теперь последним криком моды. На одной руке обшлаг, обшитый тем же темно-вишневым бархатом, задрался и обнажил пиджачный рукав.

Профессор, заметив вопросительный взгляд Сергея, чуть шевельнулся, потом отошел от кухонной двери, вернулся с хрупкой тонконогой табуреткой и осторожно опустился на нее.

«Почему он в халате? — подумал Сергей. — Ну, разумеется, пришел человек с улицы, снял пальто, переодеваться не стал, потому что скоро уходить, потом озяб и накинул халат. Вот чертовщина! Как только возникает какое-либо, пусть даже смутное подозрение, так тут же приходит нормальное жизненное объяснение. Можно подумать, что я поставил целью подозревать бедного профессора во всех смертных грехах. В том-то и дело, что никакой цели я себе не ставил, а подозрения возникли сами собой. Но почему он разгуливает по квартире в ботинках? Почему он до поры скрывал присутствие своего якобы дипломника, да и какие сейчас дипломы? Почему он накрыл телефон подушкой, вместо того чтоб или ответить, или просто не снимать трубку? Почему он делал вид, что разговаривает по телефону? И вообще!.. Чего он торчит здесь над душой? Шел бы к своему якобы дипломнику».

Сергей кончил подматывать лен и взялся за муфту. Придерживая трубу другим ключом, он загнал муфту на место и, собрав остатки льна в комок, вытер им руки.

Профессор оживился. Скрипнул табуреткой. Кашлянул, прочищая горло после долгого молчания, вынул руки из карманов и, опершись ими о колени, грузно поднялся:

— Ну что, молодой человек, закончили?

— Да вроде все, — ответил Сергей.

Он прошел в туалет и долго возился с вентилем.

«А если сейчас не потечет в новом месте? — думал он. — Мне ничего не останется, как собрать вещички и попрощаться. А дальше что? Ну, побегу я на улицу, ну, найду милиционера или из автомата позвоню своему участковому. И что я ему скажу? Приходите скорее, в квартире жулики? Смешно. Если это жулики, то почему они меня пустили? Могли бы подождать, пока я уйду, и смыться. С таким же успехом они могут смыться, пока я хожу за милицией. Да еще прихватят, что могут, а потом на меня же и шишки посыплются. Ты был последним, ты и взял. А если не ты, то почему не задержал сам? А как их задержишь? Кто знает, сколько их? Пока слышал двоих. Но их может быть и трое и четверо.

Но самое смешное будет, если этот тип окажется настоящим профессором. А скорее всего, так оно и есть», — неожиданно для себя заключил он и, решительно отвернув вентиль, отправился на кухню.

Ну вот, пожалуйста, в новом месте из-под тройника вода била в несколько веселых струй.

Профессора в коридоре не было. Сергей, чертыхнувшись про себя, быстро пошел к комнатам. Не успел он потянуться к дверной ручке, как дверь распахнулась и на пороге вырос профессор. Он буквально вытолкнул Сергея на середину коридора.

— Ну что там у вас? — с плохо скрываемой злостью быстро спросил профессор. — Закончили наконец? Закончили, так идите! Видите, я занят.

— Я закончил, — ответил Сергей, — но в другом месте потекло. Я хотел позвонить… Сказать… У нас там диспетчер. Она должна знать, где я, — бормотал Сергей, отступая на кухню, поближе к своим инструментам.

Профессор, как привязанный, шел за ним.

— Ну и что случилось? — медленно произнес он, и в голосе его прозвучала угроза.

— Я же говорил, — сказал Сергей, быстро нагибаясь к чемоданчику с газовым ключом, — что в этих старых домах в одном месте тронешь — в другом потечет. Теперь нужно начинать все сначала. Разворачивать опять этот сгон, вынимать трубу из тройника, подматывать и собирать снова. — Говоря это, Сергей с удовлетворением отметил, что профессор в кухню все-таки не идет: очевидно, боится намочить ноги. Плиточный пол еще не просох.

— Вот что, молодой человек, — медленно и отчетливо произнес профессор (было видно, что такой спокойный тон ему дается с трудом), — я действительно очень тороплюсь, вы сейчас снова перекроете воду и пойдете домой, а завтра придете и все исправите. Завтра с утра вы можете здесь работать хоть целый день. Завтра. Завтра, а не сейчас. — И профессор повернулся, показывая всем своим видом, что дело решено, разговор окончен и по-другому и быть не может.

— Я бы с удовольствием… — с досадой в голосе сказал Сергей.

Профессор резко обернулся:

— Что? Что такое?!

— Я говорю, я бы с удовольствием, — примирительно сказал Сергей, — да нельзя. Вашим вентилем перекрываются три этажа над вами.

— Что же это такое?! — застонал профессор. — Неужели ничего нельзя сделать?

— Ничего и не придумаешь, — сказал Сергей, поигрывая увесистым ключом. — А впрочем, какой у вас замок?

— Обыкновенный, — рассеянно буркнул профессор, размышляя о чем-то другом. — А при чем здесь замок?

— Можете спокойно идти по своим делам, если у вас замок английский и захлопывается, а я захлопну дверь. Мы часто так работаем.

Профессор задумался. Пока он размышлял, Сергей засунул ключ в наколенный карман и, решив действовать напролом, вышел из кухни.

— А позвонить мне все равно нужно, — веско сказал он. — Где тут у вас телефон?

Профессор машинально кивнул, очевидно, так и не прервав своих размышлений. Сергей быстро подошел к двери, ведущей в комнату. Профессор в последний момент преградил ему путь.

— Не стоит пачкать пол… — сказал профессор.

…Эту историю Макар Фатеев услышал случайно в купе, возвращаясь со своей командой гребцов с соревнований. Гребцы уже дружно храпели за стенкой, а он ворочался на верхней полке. Внизу гремели пивными бутылками и приглушенный, с сипотцой голос что-то бубнил. Макар подумал, что это тот маленький лысенький попутчик, но глянуть вниз, проверить свою догадку ему было лень. В слова он не вслушивался, но они назойливо лезли в сознание…

— Отступление, наступление, а наша дивизия все время на переднем рубеже в конце концов, попал в окружение, а выйти так и не смог. Остался с группой моих товарищей на оккупированной территории. Пошатались по лесам недельки две и вышли на маленький партизанский отряд. Короче говоря, пришлось мне воевать в Брянских лесах.

А надо сказать, отряд тогда силу набрал, все мы эту силу чувствовали, и поэтому казалось, что невыполнимых задач нет.

Я-то был в стороне от этих хлопот, но спокойной жизни у меня не было. Стоял июль, самый сенокос, и тут уж я был почти в одном ранге с командиром отряда.

Вы не улыбайтесь. Сенокос для партизанской войны — дело важное. Сами посудите: лошадей у нас — огромнейший табун, скота, крупного и мелкого рогатого, — голов под сто. Так что, как хотите, а сено было для нас стратегическим сырьем. Это тебе и продовольствие, и транспорт, и связь…

А косили мы по лесным лужкам, полянкам, просекам. Не косьба, а грех один. Там ущипнешь, здесь подбреешь. Да мало еще скосить. Надо перевезти сено в удобные места, чтоб оно зимой было под руками… Зимой ведь доставка — дело трудное и заметное. Да так нужно стога и копешки расположить, чтоб никто их и не заметил. Вот и приходилось кумекать, что к чему. Надо сказать не хвалясь, я эту сенную стратегию очень хорошо усвоил, за что и уважал меня командир.

В тот день снарядил я три подводы, в каждой по три человека, и направились мы в зареченский лес, где у меня были три копешки сена самого отборного, но склонам оврага с преогромнейшим трудом насушенного.

Добрались мы благополучно, нагрузили три здоровенных воза, увязали и двинули обратно, вернее, к тому местечку, неподалеку от лагеря, которое я облюбовал заранее.

И вот посреди дороги один из возов накренился на колдобине и рассыпался. А шел этот воз последним. Ну, мы кое-как телегу поставили на колеса и взялись за вилы. Тут слышим — вроде машины гудят. У нас, конечно, все с собой было. Расположились четверо партизан в лесочке по обочине, а я с товарищами за сеном залег. Очень удобное получилось прикрытие. Целая копна на дороге. И не объедешь ее никак.