Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сола и сама, казалось, была в замешательстве, как будто бы странные поступки двух человеческих существ были недоступны ее пониманию, и так оно в действительности и было.
— Она говорит, что вы рассердили ее, и больше она ничего не хочет сказать, кроме того, что она дочь джеддака, и что ее унизило существо, недостойное чистить зубы у соража ее бабки.
Я помолчал несколько мгновений, потом спросил:
— Кто такой сораж, Сола?
— Небольшой зверек, величиной примерно с мою руку, с которым любят иногда играть красные марсианки, — объяснила Сола.
Недостоин чистить зубы у кошки ее бабки! Я подумал, что я стою довольно низко во мнении Деи Торис! Но потом я не мог удержаться от смеха при этом, таком домашнем и потому таким земным сравнением. Я резко почувствовал вдруг тоску по родине, родному дому, так это было похоже на наше — "недостоин чистить ее ботинки". И вслед за этим потянулась вереница новых для меня мыслей. Я с изумлением стал думать о том, что делают подобные мне у себя дома. Я не видел их уже много лет. В Виргинии было семейство Картеров, состоявшее со мной в дружественных отношениях; меня считали там двоюродным дедушкой или чем-то вроде этого. Я мог пробыть в отсутствии двадцать или тридцать лет, и то, что меня с моими мыслями и чувствами мальчишки могли считать дедушкой, хотя бы и двоюродным, казалось мне величайшей нелепостью. У этих Картеров было двое младенцев, которых я очень любил и которые были убеждены, что на Земле нет никого, кто мог бы сравниться с дядей Картером; я видел их перед собой так же ясно, как я видел себя стоящим под небом Барсума, и я тосковал по ним, как не тосковал еще ни по одному из смертных. Я был скитальцем от природы, и я не знал, что значит слово — "дом", и все же, когда я произносил это слово, в моей памяти всплывала большая комната в доме Картеров, к ней-то и обратилось теперь мое сердце от холодных и враждебных существ, к которым я попал. Потому что разве не презирает меня даже Дея Торис? Я был низшим существом, настолько низшим, что был даже недостоин чистить зубы у кошки ее бабки! Но здесь на помощь мне пришло мое врожденное чувство юмора, и я, смеясь, вернулся к себе, на свои шелка и меха, и уснул под многолунным небом крепким сном усталого и здорового воина.
На следующий день мы рано пустились в путь и за весь день до самого наступления темноты сделали только один привал. Однообразие нашего путешествия нарушили два события. Около полудня мы заметили по правую руку от нас нечто очень похожее на инкубатор, и Лоркас Птомель послал Тарс Таркаса обследовать его. Последний взял с собой дюжину воинов, в том числе и меня, и мы понеслись через лежавший бархатистым ковром мох к небольшой загородке.
Это действительно был инкубатор, но яйца в нем были очень малы по сравнению с теми, которые я видел при моем прибытии на Марс. Тарс Таркас внимательно оглядел загородку, потом заявил, что они принадлежат зеленым людям варуна и что цемент стены едва высох.
— Их отделяет от нас не более одного дня пути, — воскликнул он, и воинственный пыл отразился на его свирепом лице.
В инкубаторе дела было немного. Воины быстро пробили брешь в стене и несколько человек, проникнув, поразбивали все яйца своими короткими мечами.
Потом мы снова сели верхом и присоединились к нашему каравану. Пока мы ехали обратно, я улучил мгновение и спросил Тарса Таркаса, были ли эти варуны, чьи яйца мы разбили, меньших размеров, нежели его тарки.
— Дело в том, что эти яйца много меньше, нежели те, которые я видел в вашем инкубаторе, — добавил я.
Он объяснил мне, что яйца были только что принесены сюда.
Как и все яйца зеленых марсиан, они растут в течении пятилетнего инкубационного периода, пока не достигнут размеров тех яиц, которые я видел в день моего прибытия на Марс.
Мне было интересно узнать это оттого, что я никак не мог понять, каким образом зеленые марсиане могут при своих размерах производить на свет огромные яйца, вроде тех, из которых при мне выходили четырехфутовые младенцы. Оказывается, только что снесенное яйцо размером лишь немного больше гусиного, и пока оно не начало расти, будучи подставленным под солнечные лучи, для вождей не составляет труда сразу перенести несколько сот яиц из крытых складов в инкубатор.
Вскоре, после происшествия с яйцами варунов, мы остановились, и во время этой остановки имел место второй значительный эпизод этого дня. Я был занят тем, что перекладывал седло с одного из моих тотов на другого, оттого, что я делил между ними дневной труд, когда ко мне приблизился Цад и, не говоря ни слова, нанес моему животному ужасный удар своим длинным мечом.
Мне не надо было справляться с учебниками марсианского хорошего тона, чтобы узнать, как ответить, оттого, что я был так зол, что мне стоило большого труда заставить себя не воспользоваться револьвером и не уложить его на месте одним выстрелом; но он стоял передо мной в выжидающей позе с обнаженным длинным мечом и я решил вытащить свой меч и сойтись с ним в честном бою, приняв выбранное им оружие или даже меньшее.
Последнее считалось вполне допустимым, и я мог воспользоваться коротким мечом, кинжалом, топором или кулаками, если бы только захотел, и поступил бы вполне законно, но только я не мог прибегнуть к огнестрельному оружию или копью, так как он стоял передо мной с одним длинным мечом.
Я избрал то же самое оружие, что и он, оттого, что я знал, что он гордится своим умением управляться с ним, и я хотел, если мне удастся победить его, сделать это его же собственным оружием. Бой был долгий и задержал нашу колонну на добрый час. Все, кто только был в караване, окружили нас, оставив для боя круг шагов сто в диаметре.
Цад сначала попытался броситься на меня, как бык бросается на волка, но я был слишком быстр и ловок для него, и всякий раз уворачивался от его натисков, и он встречал только удар моего меча по своему мечу или одному из боков. Вскоре кровь текла уже из дюжины небольших ран, но я никак не мог улучить мгновение, чтобы нанести решительный удар. Тогда он изменил тактику и стал сражаться осторожно и чрезвычайно ловко, стараясь искусством достигнуть того, что ему не удалось добиться бешеным натиском. Я должен сознаться, что он был превосходным бойцом, и не будь я так вынослив и не обладай я той изумительной подвижностью, которую мне сообщала меньшая сила притяжения Марса, я не в состоянии был бы выиграть этот бой.
Мы довольно долго кружили друг возле друга, не причиняя друг другу заметного вреда, и наши длинные мечи сверкали в солнечных лучах. Наконец, Цад, который более устал, нежели я, решил по-видимому, окончить бой в свою пользу: в то самое мгновение, когда он ринулся на меня, в глаза мне ударил луч света и ослепил меня, так что я не видел его приближения и мог только вслепую отскочить в сторону с единственным желанием увернуться от мощного удара, который я, казалось уже чувствовал. Это удалось мне лишь отчасти, и острая боль в левом плече доказала мне это, но в то время как я быстро оглядывался, чтобы снова увидеть моего противника, мой взгляд упал на зрелище, которое вознаградило меня за рану, повинной в которой была моя мгновенная слепота. В повозке Деи Торис стояли три фигуры во весь рост, чтобы видеть бой через головы окружающих нас тарков. Это были Дея Торис, Сола и Саркойя, и когда мой взгляд на миг остановился на них, мне представилась картина, которую я буду помнить до смертного моего часа.
Когда я взглянул на них, Дея Торис обернулась к Саркойе, с яростью юной тигрицы вырвала что-то из ее высоко поднятых рук, что-то ярко блестевшее на солнце.
Тут я понял, что ослепило меня в то самое мгновение, которое могло стать гибельным для меня, понял также и то, каким образом Саркойя сумела найти способ погубить меня, не нанося сама последнего удара. Другое, что я увидел тоже и что чуть не погубило меня, оттого, что я перестал думать о себе, было следующее: когда Дея Торис вырвала из рук Саркойи зеркало, лицо этой последней потемнело от ярости и, выхватив кинжал, она занесла его над Деей Торис. Тогда Сола, наша дорогая, верная Сола, бросилась между ними. Последнее, что я видел, был острый нож, опускающийся на ее грудь, прикрывавшую Дею Торис.
Мой неприятель пришел в себя после своего удара и стал наседать на меня, так что мне пришлось снова сосредоточить все свое внимание на непосредственно близком мне деле, но мысли мои были заняты не сражением.
Мы бешено бросались друг на друга, пока, почувствовав у своей груди его меч, которого я не мог избежать или отпарировать, я не бросился вперед всем своим весом и выставил вперед свой меч, не желая умереть один, если только это возможно. Я чувствовал, как сталь вонзилась в мою грудь, в глазах у меня потемнело, голова закружилась, и я ощутил, как подгибаются мои колени.
XV. Сола рассказывает мне свою историю
- Один день фармера - Леонид Кудрявцев - Боевая фантастика
- Стратегия захвата (сборник) - Евгений Гуляковский - Боевая фантастика
- Возвращение не предусмотрено - Алекс Орлов - Боевая фантастика