Скажу лишь, что никаких отклонений не допускается, а сам обряд во всех Гнездах Марса одинаков; стало быть, и свалившаяся на меня роль одинакова для всех усыновляемых. Мой поручитель и покровитель, старейший марсианский друг Бонфорта Кккахррриш, встретил меня у входа и погрозил Жезлом. В ответ я потребовал, чтобы он убил меня, если я виноват в нарушении приличий. Правду сказать, я его не узнал, хотя и видел на фото, просто это должен был быть он – таков ритуал.
Объявив таким образом, что ни ногой не переступлю Великий Квадрат Добродетели – Почитание Материнства, Почитание Домашнего Очага, Почитание Гражданского Долга, а также – ни одного пропуска в воскресной школе, – я получил позволение войти. 'Ррриш провел меня по всем пунктам, где мне задавали вопросы, а я отвечал. Каждое слово, каждый жест были отработаны, словно в классической китайской пьесе, – и слава богу, иначе я не имел бы ни единого шанса. Большинства вопросов и половины своих ответов я не понимал вовсе – то и другое просто зазубрил наизусть. И от того что марсиане предпочитают неяркий свет, было ничуть не легче, приходилось блуждать наощупь, точно кроту.
Раз довелось мне играть с Хоуком Мэнтиллом, незадолго до его смерти. Он уже тогда был глух, как камень. Вот это, скажу вам, партнер! Он не мог даже пользоваться слуховым аппаратом – атрофия слухового нерва; кое-что читал по губам, но это, сами понимаете, далеко не всегда возможно. И поэтому Мэнтилл управлял постановкой лично и рассчитал все действие по секундам. Я сам видел, как он подавал реплику, выходил за кулисы, а в положенное время возвращался, отвечая на реплику, которой не слышал; лишь сверяясь по времени!
Здесь происходило нечто похожее. Я знал роль и играл. Если бы и вышла накладка, то не по моей вине.
Однако на меня были постоянно направлены с полдюжины Жезлов, что никоим образом не воодушевляло. Я принялся убеждать себя, что они не станут прожигать меня насквозь из-за случайной оплошности, – я, в конце концов, всего лишь бедный, туповатый землянин, и марсиане склонны проявить снисходительность, вознаградив мои потуги проходным баллом. Но, если честно, верилось с трудом.
Прошло, казалось, несколько дней – ерунда, конечно; обряд занимает ровно одну девятую марсианских суток – пока дело дошло до трапезы. Не знаю, что именно я ел и знать не хочу. По крайней мере, не отравился.
Затем старейшины произнесли речи. Я же в ответной речи поблагодарил Гнездо за оказанную честь, после чего получил имя и Жезл. Я стал марсианином.
И пусть я понятия не имел, как пользоваться Жезлом, а мое новое имя звучало воплем испорченного крана! С этой минуты оно было моим законным марсианским именем, а сам я – прямым родственником самого аристократического семейства планеты. Это – спустя пятьдесят два часа после того, как крот без гроша в кармане на последний свой полуимпериал выставил угощение незнакомцу в баре «Каса-Маньяны»!
По-моему, это лишний раз доказывает, что знакомых следует выбирать с умом.
Ушел я, едва позволили обстоятельства. Дэк загодя составил мне речь с доказательствами того, что приличия требуют моего присутствия в другом месте, и я был отпущен. Нервничал, скажу я вам, будто парень, по ошибке попавший на заседание женской ассоциации! Ведь дальнейших ритуалов я не знал, руководствоваться стало нечем! Мог лишь предполагать, что любое публичное действие обложено непрошибаемой стеной приличий, нарушение коих карается смертью – но ни аза в тех приличиях не понимал. В конце концов я повторил извинения еще раз и удалился. 'Ррриш и еще один из старейшин пошли за мной. На обратном пути я имел удовольствие поиграть с еще двумя малышами, может быть, теми же самыми; дойдя со мной до ворот, старейшины проскрипели: «Гутбаа» и отпустили с миром. Ворота захлопнулись за мной, и только тут я смог перевести дух.
«Роллс» ждал меня на том же месте. Я поспешил к нему, дверца распахнулась – в машине сидела одна Пенни. И удивительно, но от этого мне стало очень даже приятно…
– Хохолок! Наша взяла!
– Я и не сомневалась.
– Зовите меня просто – Кккахжжжер! – Я, как положено, заглушил первый слог вторым и лихо отсалютовал Жезлом.
– Осторожней с ним, – немного нервно сказала Пенни. Я забрался на переднее сиденье рядом с ней и спросил:
– А вы не знаете, как этой штукой пользуются?
Понемногу отходя, я чувствовал, что измотан, однако настроение было веселое. Сейчас бы еще тройную порцию чего покрепче, да к ней бифштекс вот такой толщины… А там посмотрим, что скажет критика!
– Не знаю. Но лучше отложите его в сторонку!
– По-моему, надо нажать вот здесь…
И я нажал. В крыше «роллса» образовалась аккуратная, дюйма в два, дырка, отчего он перестал быть герметичным.
Пенни тяжело вздохнула.
– Тьфу-ты… Извините. Лучше, действительно, не трогать, пока Дэк меня не научит.
Она сглотнула:
– Да ничего, только не направляйте его куда попало.
Едва включив двигатель, Пенни рванула с места. Я понял, что в этой компании не один Дэк так суров с машинами.
Ветер свистел в проделанной Жезлом дыре.
– А к чему такая спешка? Мне же еще ответы для пресс-конференции готовить! Они у вас, Пенни? И, кстати, где остальные?
Я совсем забыл, что с нами еще и пленный водитель. От всего внешнего я отрешился, едва ворота Гнезда захлопнулись, впустив меня внутрь.
– В городе. Они не смогли вернуться.
– Пенни, да в чем дело? Что стряслось?!
Я очень сомневался, что смогу вести пресс-конференцию без репетиции. Может, рассказать немного об усыновлении? Уж тут-то врать не придется…
– Мистер Бонфорт… Мы нашли его.
6
Только сейчас я заметил, что Пенни меня больше не называет мистером Бонфортом. Естественно, я ведь им и не был теперь, я вновь – лицедей Ларри Смит, нанятый для временной подмены!
Отдуваясь, откинулся я назад и позволил себе расслабиться.
– Ну что ж, значит, с этим – все? Наконец-то…
Гора с плеч! До этого момента я даже не представлял, сколь тяжела эта гора. И «хромая» нога перестала болеть… Я, дотянувшись, похлопал Пенни по руке, сжимавшей баранку, и сказал родным своим голосом:
– До чего я рад, что все позади! Но тебя, дружище, мне будет недоставать. Ты – партнер, лучше не надо. Что поделаешь – даже лучшая пьеса когда-нибудь кончается, и актеры расходятся по домам. Надеюсь, встретимся как-нибудь.
– Надеюсь…
– Дэк, наверное, уже изобрел способ незаметно подменить меня и протащить на борт «Тома Пейна»?
– Не знаю.
Голос ее звучал как-то странно. Присмотревшись, я понял: она… плачет! Сердце бешено забилось. Пенни плачет? Оттого, что мы расстаемся?! Я не мог поверить, хоть и желал всей душой, чтобы догадка подтвердилась. Поглядеть на мое привлекательное лицо и отточенные манеры – можно подумать, женщины по мне с ума сходят. Однако не сходят же – грустно, но факт! А уж Пенни – тем более…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});