«Кэмпбелл и компания» на Трогмортон-стрит.
Днём 18 марта мистер Кэмпбелл, путешествуя в метро, заметил в вагоне очень красивую женщину. Она спросила его, следует ли этот поезд до Олдерсгейта. Мистер Кэмпбелл ответил утвердительно, а затем погрузился в биржевые котировки вечерней газеты.
На Гауэр-стрит джентльмен в твидовом костюме и котелке вошёл в вагон и сел напротив женщины. Казалось, её потрясло его появление, но мистер Эндрю Кэмпбелл не помнил, что именно она сказала.
Мужчина и женщина оживлённо беседовали; дама, вне всякого сомнения, выглядела радостной и весёлой. Свидетель не обращал на них внимания, поскольку был поглощён расчётами, а затем вышел на Фаррингдон-стрит. Он заметил, что мужчина в твидовом костюме вышел вслед за ним, пожав руку даме, и ласково произнеся: «Au revoir![42] Не опаздывай сегодня». Мистер Кэмпбелл не услышал ответа дамы и вскоре потерял мужчину из виду в окружавшей толпе.
Все сидели как на иголках и с нетерпением ждали того волнующего момента, когда свидетель опишет и опознает мужчину, который в последний раз видел и разговаривал с несчастной женщиной в течение пяти минут незадолго до её странной и необъяснимой смерти.
Лично я знал, что произойдёт, ещё до того, как шотландский биржевой маклер открыл рот.
Я мог бы заранее предвидеть описание, которое он дал бы вероятному убийце. Описание, одинаково хорошо подошедшее бы человеку, только что сидевшему и завтракавшему за этим столом; описание внешности чуть ли не половины известных вам молодых англичан.
Человек среднего роста, с усами – не слишком светлыми, не слишком тёмными; волосы непонятного цвета. На нём был котелок и твидовый костюм – и – и всё. Мистер Кэмпбелл. возможно, мог бы узнать его снова, а мог бы и не узнать – он не обращал особого внимания; джентльмен сидел с той же стороны вагона, что и он сам, и не снимал шляпу. Сам мистер Кэмпбелл был поглощён газетой; да, возможно, он сумел бы узнать его снова, но поклясться не мог.
Свидетельства мистера Эндрю Кэмпбелла не имеют большого значения, скажете вы. Согласен, сами по себе они не оправдали бы ареста, если бы не последовавшие за ними показания мистера Джеймса Вернера, менеджера компании «Господа Родни и компания», цветная печать.
Мистер Вернер, друг мистера Эндрю Кэмпбелла, дожидаясь поезда на Фаррингдон-стрит, увидел, как мистер Кэмпбелл выходит из вагона первого класса. Мистер Вернер перемолвился с ним парой слов, а затем вошёл в то же купе, которое только что освободили биржевой маклер и мужчина в твидовом костюме. Он смутно вспоминает даму, сидевшую в противоположном углу от него. Её лицо было отвёрнуто от него, как будто она спала, но он не обращал на неё особого внимания. Как почти все путешествующие деловые люди, он углубился в газету. Вскоре его заинтересовала некая заметка; он хотел кое-что записать, вынул карандаш из кармана жилета и, увидев чистый кусок картона на полу, поднял его и нацарапал на нём памятку, которую хотел сохранить. Затем засунул карточку в бумажник.
«Только два или три дня спустя, – добавил мистер Вернер в мёртвой тишине, царившей в зале, – у меня появилась возможность вернуться к моим записям. К тому времени газеты переполняли сообщения о загадочной смерти в метро, и имена тех, кто был связан с происшествием, были у меня на слуху. Поэтому я, посмотрев на кусок картона, который случайно подобрал в вагоне, с удивлением обнаружил, что это – визитная карточка с именем Фрэнка Эррингтона».
Что ж, сенсация в суде стала почти беспрецедентной. Ни разу со времён загадки Фенчёрч-стрит и суда над Сметхёрстом я не видел такого волнения. Имейте в виду, сам я оставался спокойным – теперь я знал каждую подробность этого преступления, как будто бы сам его совершил. Честно говоря, я не смог бы совершить его лучше, хотя уже много лет изучаю преступный мир. Многие – в основном его друзья – считали, что Эррингтон обречён. И он, очевидно, тоже так считал, потому что я видел, что его лицо покрывала смертельная бледность, и время от времени он проводил языком по губам, как будто те пересохли.
Вы видите, что перед ним стояла ужасная дилемма – совершенно естественная, кстати – не иметь ни малейшей возможности доказать своё алиби. Преступление – если это было преступление – произошло три недели назад. Прожигатель жизни, подобный мистеру Фрэнку Эррингтону, мог вспомнить, что в определённый день он провёл определённые часы в своём клубе или в парке, но в девяти случаях из десяти крайне сомнительно, что найдётся друг, который смог бы поклясться, что видел его там. Нет! Нет! Мистер Эррингтон был загнан в угол, и осознавал это. Видите ли, помимо улик, имелось два или три обстоятельства, которые не улучшили его положение. Токсикология как хобби, для начала. Полиция обнаружила в его комнате всяческие описания ядовитых веществ, в том числе синильной кислоты.
С другой стороны, это путешествие в Коломбо через Марсель было, хотя и совершенно невинным, но очень неудачным. Мистер Эррингтон отправился шататься по свету, но публика думала, что он сбежал, напуганный своим злодеянием. Сэр Артур Инглвуд, однако, в очередной раз продемонстрировал изумительное мастерство в интересах клиента, мастерски вывернув наизнанку всех свидетелей Короны[43].
Для начала вынудив мистера Эндрю Кэмпбелла признать, что он не может поклясться в тождестве обвиняемого и человека в твидовом костюме, выдающийся адвокат после двадцати минут перекрёстного допроса настолько лишил биржевого маклера невозмутимости, что, вероятно, тот бы и собственного служащего не узнал.
Но, несмотря на путаницу и досаду, мистер Эндрю Кэмпбелл до конца твёрдо стоял на том, что дама, оживлённая и весёлая, с удовольствием разговаривала с мужчиной в твидовом костюме до того момента, когда последний, пожав ей руку, ласково бросил: «Au revoir! Не опаздывай сегодня вечером». Он не слышал ни крика, ни звуков борьбы. По его мнению, если человек в твидовом костюме ввёл дозу яда своей спутнице, то исключительно с её собственного ведома и по её свободному желанию. Дама же абсолютно не напоминала женщину, приготовившуюся к внезапной и насильственной смерти.
Мистер Джеймс Вернер, с другой стороны, столь же решительно уверял, что стоял прямо перед дверью купе с того момента, как вышел мистер Кэмпбелл, а после того, как он сам вошёл в купе, к ним никто не присоединился от Фаррингдон-стрит до Олдгейта, и дама, насколько он помнил, не двигалась с места на протяжении всего путешествия.
– Нет, Фрэнка Эррингтона не приговорили к смертной казни, – произнёс Старик в углу