года на полтора, кажется. Все всё понимали, и даже, по факту, не было превышения.
Но мудаки заявление написали, причём первыми. Не вполне понимаю, как это работает в российском или советском законодательстве, но очевидно, как-то работает, и это нужно принять во внимание.
… а у меня — нож! Согласно законодательству СССР, это практически гарантированное превышение, а четырнадцать мне уже есть, и если что, «на малолетку» отправят только так!
Нож, даже если его не применяли в драке, это отягощающее обстоятельство. А если кто-то из селян предъявит более-менее свежий порез, скажем, от косы или от чего ещё, свалив это на меня, то… сидеть мне с гарантией.
А эти… да, эти могут! Не факт, конечно, что сделают, но могут…
Да и участковый, к гадалке не ходи, на стороне колхозников! Притом всех позиций разом — начиная от профилактики правонарушений и низкого показателя уровня преступности на вверенном ему участке, заканчивая благодарностью селян, выражающейся в материальном эквиваленте.
Он может просто не дать делу ход, и это для нас, в общем-то, не самый плохой вариант…
А может, к примеру, «потерять» наше заявление, или ещё каким-либо образом «стереть» его из официального документооборота. Но при этом, съездив в село и поговорив по душам, положить в папочку уже заявление от селян, а в люльку мотоцикла — благодарность в материальном эквиваленте.
Далее… не знаю точно, но как вариант, выждать некоторый срок, достаточный для того, чтобы следы на моей шее прошли. А потом, скажем, найдёт нас… в ходе следственных мероприятий…
Ах, какое дело выйдет… образцовое! Малолетний уголовник, да притом, хм… потомственный, если не вникать.
— Не понравился мне участковый, — сбивая с мыслей, сказал отец, и замолк, хмуро кусая мороженое.
— А врач? — в тон ему отозвалась мама, — Как на суде… и притом вина установлена.
— Ну… для неё, может, и да, — задумчиво сказал отец, подъедая мороженое и вытирая липкие руки чистым носовым платком, — в паспортах-то у нас пометочки… а с ними мы, для некоторых людей, априори не товарищи, а исключительно — граждане!
— В редакцию? — спросила мама тем тоном, когда, на самом деле, всё решено, и отец, мельком взглянув на меня, медленно кивнул.
— Есть… — я пискнул голосом и откашлялся, сам себя ненавидя в этот момент, но не в силах молчать, — Есть ещё возможность просто уехать… далеко.
— Это… — отец качнул головой и переглянулся с матерью, — не вариант! Если мы и сейчас не выпрямимся, то так, согнутыми, до конца…
Не договорив, он достал портсигар и прикурил. Полминуты спустя они с мамой обсуждали редакционную политику центральной прессы и расклады в Политбюро, и то, кому из этих группировок возможность уязвить МВД особенно важно…
— Ну, всё… — затянувшись в последний раз, отец затушил недокуренную папиросу о чугунную урну и резко встал, — пошли!
' — За семь вздохов самурай должен принять решение' — мелькнуло в голове, и хотя меня трясёт, но…
… это, кажется, единственно верное решение.
[i] Навскидку — генетика, кибернетика и социология.
[ii] Совмин утвердил новое «Положение о паспортах в СССР» 28 августа 1974 г. К слову, несмотря на получение паспортов и относительную свободу передвижения, первые годы колхозники не могли устроиться в городе без справки от колхозного начальства.
[iii] Внешняя разведка могла похвастаться наличием в ней кадровых, профессиональных разведчиков, доставшихся ей «по наследству» от Царской России, горящих Идеей интеллигентов и людей, более-менее подходящих. В массе же, увы…
Я, в своё время, относился к органам тех лет скорее лоялистски, но когда (сугубо для работы над книгами) начал изучать материалы, и прежде всего статистику, пришёл в ужас. Органы очень быстро набухли приспособленцами, карьеристами и психопатами, превратившись в какую-то чудовищную раковую опухоль.
[iv] Шелепин выходец из ВЛКСМ, и считается, что он «сделал карьеру» на Зое Космодемьянской, занимался идеологической работой. В 1958 г. Шелепин возглавил КГБ, нуждающееся (по мнению ЦК) в усилении идеологического контроля. Он реорганизовал КГБ, сделав из целевых оперативных подразделений единый структурный механизм. При нём же КГБ стало ориентироваться скорее на внешние дела, а не на внутренние, а злоупотребления чекистов начали пресекаться.
С собой Шелепин привёл в КГБ выходцев из комсомола, которые, не будучи связаны кастовостью, присущей кадровым чекистам, проводили реформы без оглядки на «Старую Гвардию»
Эти «комсомольцы», с одной стороны, структурировали КГБ в нечто единообразное и поддающееся контролю. С другой стороны — многие старые сотрудники были уволены из рядов, а КГБ в целом (по мнению некоторых историков), стало заметно менее гибким и оперативным, став обычной бюрократической структурой, а не «Государством в государстве», как раньше.
В 1967 г. начался закат карьеры Шелепина, равно как и его «комсомольцев», которых вычищали отовсюду едва ли не «с мясом». КГБ в том году, можно сказать, лихорадило, и, по воспоминаниям сотрудников, некоторые отделы были едва ли не парализованы.
[v] «В августе сорок четвёртого» — прекрасная книга Владимира Богомолова о работе «СМЕРШа», где служил сам автор. Хотя вернее будет сказать — не «СМЕРШа» в целом, а «волкодавов», то есть оперативников.
[vi] Ихес — родословная, генеалогия, тухес — задница. Идиш.
[vii] ВОХР — Военизированная охрана, прообраз Внутренних войск и Росгвардии. Занимались охраной государственных и промышленных объектов, путей сообщения, охраной тыла действующей армии и (а до ВОВ в основном) мест лишения свободы.
[viii] Напоминаю, что Автор и ГГ не тождественны! А ещё напоминаю (приходится!), что ГГ (о чём я писал в аннотации!!) пристрастен, и что он не мыслит в стиле «А в американской глубинке ещё хуже!», а сравнивает то, что его окружает, с привычным ЕМУ образом жизни. Ещё напоминаю (приходится, чёрт подери!), что некоторые «острые» для читателя мысли или слова ГГ нужно соотносить с контекстом.
[ix] Случай из жизни.
Глава 4
Кино, а⁈
— Ну… — ещё раз оглянувшись на супруга, стоящего на тротуаре этаким волнорезом, мама нервным движением поправила мне высокий воротник, прерывисто выдохнула, как перед погружением в прорубь, и очень решительно двинулась вперёд, цокая каблучками туфель по бетонным ступенькам, ведущим к входу в редакцию «Комсомольской Правды[i]».
Время, и без того тягучее, замедлилось. Каждая секунда, каждый наш шаг, каждый квадратный метр видимого пространства, стали вдруг необыкновенно яркими, выпуклыми, буквально осязаемыми и очень странными.
Будто пространство, в котором мы существуем, потеряло в эти мгновения свою трёхмерность, и даже, кажется, физические константы заколебались. От нас троих пошла волна изменений, как круги по воде от брошенного камня.
Всё тот же солнечный летний день с редкими облаками на ясном небе, всё тот же лёгкий ветерок, разносящий по Москве запахи выхлопных газов, нагретого асфальта, папирос и скошенной травы на газонах, но…
… что-то необратимо изменилось.
Мужчина в мешковатом сером костюме, бдящий у